Из Белгорода
От посадки до выхода
Вчера возвращался из Белгорода в Шереметьево. Когда самолёт приступил к снижению, воображение уже рисовало радужную картину. Вот шасси касаются бетона взлётки, крылатая машина тормозит, замедляет ход и подруливает к рукаву вспомнил, (у немцев эта конструкция называется не «кишкой», как ну нас, а почему-то «пальцем), экипаж благодарит пассажиров, пассажиры разбирают ручную кладь и спешат исчезнуть в чреве аэропорта. Уже полночь, все устали, все хотят домой, всем хочется побыстрее уехать.
Но всё происходит иначе. После приземления самолёт красиво и спокойно тормозит, но потом долго куда-то едет («какой большое всё-таки здесь поле», - подумал я). Потом он останавливается, двигатели затихают. Народ было потянулся к багажным полкам, но был остановлен металлическим голосом, который сообщал, что «сейчас наш самолёт будет отбуксирован на стоянку, а потому просьба оставаться на местах с пристёгнутыми ремнями». Остаёмся, сидим, ждём. Картинка быстрого ухода уже сломана. Самолёт совершает чуть заметные движения, видимо, это буксировка. Потом он останавливается, никаких объявлений нет, томительно тянется время. Металлический голос возвращается и говорит, что «через несколько минут подъедет автобус, который доставит вас к зданию аэропорта». В воздухе начинает чувствоваться раздражение, народ с ручной кладью уже стоит в проходе и терпеливо ждёт. Автобуса всё нет, потом он наконец-то подходит, но «в начале к выходу приглашаются пассажиру бизнес-класса», и только потом выходят остальные.
В автобусе бесцельное томительное ожидание продолжается. Удивительно, как в сравнительно небольшой Сушке может быть столько пассажиров, которые всё идут и идут. Наконец вроде как все вышли, но автобус никуда не едет, мы снова чего-то ждем. От нарастающего ропота спасают телефоны, головы ожидающих доставки к зданию аэропорта склоняются перед всесильным WhatsUpом, пальцы бегают по экрану. Но вот сообщения «Я прилетел» и сигналы таксисту «скоро выйду» отправлены, а мы по-прежнему никуда не едем, пассажиры начинают смотреть друга на друга, словно молча вопрошая: «Ну кода же уже, в конце концов?» Наконец машина трогается. Да, какое оно всё-таки большое, это новое поле Шереметьево! Мы едем и едем по нему, и всё никак не приедем. Едем медленно, аккуратно переезжая стыки плит. Мы пропускаем все погрузчики, кары и ещё какие-то машины с жёлтыми мигалками, мы, разумеется, останавливаемся перед самолётами, начинающими движение в сторону ВПП, мы ползём, как черепахи к терминалу B, и усталость и раздражение усиливаются с каждой минутой.
И вот автобус перед входом, он устало пыхтит и замирает. Выходит стюард с рацией, он долго что-то говорит, смотрит то на нас, то на водителя, то куда-то в сторону. Начинается новая волна сообщений, теперь люди, наверное, пишут «задерживаюсь», «выйду позже» или что-то в этом духе. Но вот, наконец, радостно вздыхает пневматикой дверь, и народ дружно устремляется к заветному выходу. А итоге время от приземления до выхода из автобуса составило почти 40 минут, почти столько же, сколько самолёт находился в воздухе.
Вчера возвращался из Белгорода в Шереметьево. Когда самолёт приступил к снижению, воображение уже рисовало радужную картину. Вот шасси касаются бетона взлётки, крылатая машина тормозит, замедляет ход и подруливает к рукаву вспомнил, (у немцев эта конструкция называется не «кишкой», как ну нас, а почему-то «пальцем), экипаж благодарит пассажиров, пассажиры разбирают ручную кладь и спешат исчезнуть в чреве аэропорта. Уже полночь, все устали, все хотят домой, всем хочется побыстрее уехать.
Но всё происходит иначе. После приземления самолёт красиво и спокойно тормозит, но потом долго куда-то едет («какой большое всё-таки здесь поле», - подумал я). Потом он останавливается, двигатели затихают. Народ было потянулся к багажным полкам, но был остановлен металлическим голосом, который сообщал, что «сейчас наш самолёт будет отбуксирован на стоянку, а потому просьба оставаться на местах с пристёгнутыми ремнями». Остаёмся, сидим, ждём. Картинка быстрого ухода уже сломана. Самолёт совершает чуть заметные движения, видимо, это буксировка. Потом он останавливается, никаких объявлений нет, томительно тянется время. Металлический голос возвращается и говорит, что «через несколько минут подъедет автобус, который доставит вас к зданию аэропорта». В воздухе начинает чувствоваться раздражение, народ с ручной кладью уже стоит в проходе и терпеливо ждёт. Автобуса всё нет, потом он наконец-то подходит, но «в начале к выходу приглашаются пассажиру бизнес-класса», и только потом выходят остальные.
В автобусе бесцельное томительное ожидание продолжается. Удивительно, как в сравнительно небольшой Сушке может быть столько пассажиров, которые всё идут и идут. Наконец вроде как все вышли, но автобус никуда не едет, мы снова чего-то ждем. От нарастающего ропота спасают телефоны, головы ожидающих доставки к зданию аэропорта склоняются перед всесильным WhatsUpом, пальцы бегают по экрану. Но вот сообщения «Я прилетел» и сигналы таксисту «скоро выйду» отправлены, а мы по-прежнему никуда не едем, пассажиры начинают смотреть друга на друга, словно молча вопрошая: «Ну кода же уже, в конце концов?» Наконец машина трогается. Да, какое оно всё-таки большое, это новое поле Шереметьево! Мы едем и едем по нему, и всё никак не приедем. Едем медленно, аккуратно переезжая стыки плит. Мы пропускаем все погрузчики, кары и ещё какие-то машины с жёлтыми мигалками, мы, разумеется, останавливаемся перед самолётами, начинающими движение в сторону ВПП, мы ползём, как черепахи к терминалу B, и усталость и раздражение усиливаются с каждой минутой.
И вот автобус перед входом, он устало пыхтит и замирает. Выходит стюард с рацией, он долго что-то говорит, смотрит то на нас, то на водителя, то куда-то в сторону. Начинается новая волна сообщений, теперь люди, наверное, пишут «задерживаюсь», «выйду позже» или что-то в этом духе. Но вот, наконец, радостно вздыхает пневматикой дверь, и народ дружно устремляется к заветному выходу. А итоге время от приземления до выхода из автобуса составило почти 40 минут, почти столько же, сколько самолёт находился в воздухе.