Выдержки из "Записки революционера"
Петра Кропоткина, страницы 218-220 (Азбука Класики. СПБ 2011). Из текста изъято всего несколько строчек.
Эпиграф: За 10 лет в России меняется многое, за 100 - ничего
Салтыков-Щедрин
Александр II, конечно, не был заурядной личностью; но в нем жили два совершенно различных человека, с резко выраженными индивидуальностями, постоянно боровшимися друг с другом. и эта борьба становилась тем сильнее, чем более старился Александр II. Он мог быть обаятелен и немедленно же выказывать себя грубым зверем. Перед лицом настоящей опасности Александр II проявлял полное самообладание и спокойное мужество, а между тем он постоянно жил в страхе опасностей, существующих только в его воображении. Без сомнения он не был трусом и спокойно пошёл бы на медведя лицом к лицу. <...> И тем не менее Александр II всю жизнь прожил под страхом ужасов, созданных его воображением и неспокойной совестью. Он был мягок с друзьями; между тем эта мягкость уживаласьв нём рядом со страшной, равнодушной жестокостью, достойной XVII века, которую он проявил при подавлении польского мятежа и впоследствии, в 1880 году, когда такие же жесткие меры были приняты для усмирения русской молодёжи, причем никто не счел бы его способным на такую жестокость. Таким образом, Александр II жил двойной жизнью, и в тот период, о котором я говорю (конец 1860-х - начало 1870-х годов), он подписывал самые реакционные указы, а потом приходил в отчаяние по поводу их. К концу жизни эта внутренняя борьба, как мы увидим дальше, стала ещё сильнее и приняла трагический характер.
В 1877 году
Шувалова назначили посланником в Англию; но его друг генерал Потапов продолжал ту же политику вплоть до Турецкой войны. За это время шел в широчайших размерах самый бессовестный грабеж казны и расхищались государственные и башкирские земли, а также и имения, конфискованные после
восстания 1863 года в Литве. <...> "обруситель" Токарев при помощи своего приятеля Потапова бесстыдно ограбил логишинских крестьян и отнял их землю. Пользуясь высоким покровительством в Министерстве внутренних дел, он устроил так, что крестьян, искавших суда, арестовали, пороли поголовно и нескольких перестреляли. <...> Лишь после выстрела
Веры Засулич, мстившей за наказание розгами политического заключенного, выяснилось воровство потаповской шайки и министра удалили в отставку.
Трепов же, думая, что ему приходится умирать, составил завещание, причем оказалось, что генерал, беспрерывно твердивший царю, что беден, хотя занимает прибыльный пост обер-полицмейстера, оставил своему сыну значительное состояние. Некоторые придворные донесли об этом Александру II, который потерял доверие к генералу и расстался с ним. Тогда-то выплыли некоторые грабежи, совершенные шайкой Шувалова, Потапова, Трепова и компании. Но перед сенатом логишинское дело разбиралось только в декабре 1881 года "при открытых дверях".
Повсеместно в министерствах, а особенно при постройке железных дорог и при всякого ода подрядах, грабёж шел на большую ногу. Таким путем составлялись колоссальные состояния. Флот, как сказал сам Александр II одному из своих сыновей находился "в карманах такого-то". Постройка гарантированных правительством железных дорог обходилась баснословно дорого. Всем было известно, что невозможно добиться утверждения акционерного предприятия, если различным чиновникам в различных министерствах не будет обещан известный процент с дивиденда. Один мой знакомый захотел основать в Петербурге одно коммерческое предприятие и обратился за разрешением куда следовало. Ему прямо сказали в Министерстве внутренних дел, что 25% чистой прибыли нужно отдавать одному чиновнику из министерства, 15% - одному служащему в Министерстве финансов, 10% - другому чиновнику того же министерства и 5% - ещё одному. Такого рода сделки совершались открыто, и Александр II отлично знал про них. О том свидетельствуют его собственные заметки на полях доклаов государственного контролера. Но царь видел в этих ворах своих защитников от революции и держал их, покуда их грабежи не становились слишком уж гласны.
Все молодые князья, кроме
Александнра Александровича (будущий Александр III), который всегда был большим скопидом и хороших отец семейства, следовали примеру главы дома. Оргии, которые устраивал один из них,
Владимир, в ресторане на Невском, были до того отвратительны и до того известны, что раз ночью обер-полицмейстер должен был вмешаться. Хозяину пригрозили Сибирью, если он ещё раз сдаст великому князю "его специальный кабинет". "Моё-то положение каково! - жаловался ресторатор, показывая мне "великокняжеский кабинет" стены и потолок которого были покрыты толстыми атласными подушками. - С одной стороны, как отказать члену императорской фамилии, который моет меня скрутить в бараний рог, а с другой - Трепов грозит Сибирью! Конечно, я послушался генерала. Вы знаете, он всесилен теперь". Другой великий князь,
Сергей Александрович, прославился пороками, относящимися к области психопатологии.
Третьего сослали в Ташкент за кражу у матери, великой княгини Александры Иосифовны.
Императрица
Мария Александровна, оставленная мужем и, по всей вероятности, приведённая в ужас от его оргий и безобразий при дворе, всё больше и больше становилась святошей и вскоре всецело находилась в руках придворного священника, представителя совершенно новой формации русской церкви - иезуитской. Эта новая, гладко причёсанная, развратная и иезуитская порода поповства в то время быстро шла в гору, и они усиленно и успешно работали, чтобы стать государственной силой и забрать в свои руки школы.
Много раз было доказано в России, что сельское духовенство так занято требами, что не может уделять время народным школам. Даже тогда, когда священник получает вознаграждение за преподавания Закона Божьего в деревенской школе, он обыкновенно поручает уроки кому-нибудь другому так как у него нет времени. Тем не менее высшее духовенство, пользуясь ненавистью Александра II к так называемому революционному духу, начало поход с целью забрать в руки школы. Лозунгом духовенства стало: "Или приходская школа, или никакой". Вся Россия жаждала образования; но даже включавшаяся в государственный бюджет до смешного ничтожная сумма в пять-шесть миллионов рублей на начальное образование и та не расходовалась вся Министерством народного просвещения, которое каждогодно возвращало в казначейство почтенный остаток. В то же время почти такая же сума отпускалась отпускалась ежегодно Синоду как пособие приходским школам, которые тогда, так же как и позже, существовали только на бумаге.