Сказка
Деревня наша, Угли, расположена на берегу речки Ишатки. До ближайшего села, Александровки, почти день ходу, это если на телеге; на машине, естественно, быстрее, но машин у нас ни у кого нет. Был у председателя УАЗик старенький, да у деда Фёдора снегоход, да как-то не сложилось с ними - УАЗ в болоте стоханском потонул лет пать как, а снегоход стоит бездвижно с прошлой осени, нету денег на запчасти, вот он и ржавеет понемногу. Посему сейчас мы по-старинке, на лошадях и ездим, что зимой что летом, да оно так и понадёжнее будет разного железного безобразия.
Чего тут про саму деревню рассказывать, название обо всём само говорит. Когда ещё наши прародители бежали сюда, в тайгу, от щепотников прятались значит. Так вот, здесь, как раз на берегу, угли одни были. Видать, жил тут ещё до нас кто-то, да сгорело всё подчистую. Костей, тоогда на пепелище не нашли, да и слава Богу. Глянули окрест, а место-то хорошее; помолились, да отстроились как есть. С тех пор так и живём. Одно время тут тридцать дворов-то было, дорогу всё хотели отсыпать, да то одно, то другое, в общем бросили это дело. Потом народ поразъехался. Молодых в город потянуло, да что тут говорить, тут ведь всё понятно.
По-началу, прадеды наши ещё, промышляли зверьём, значит, на мясо, да на меха. Рыбу в Ишатке бреднем ловили. Немного скотину держали, поросей, коров, птицу какую мелкую. Овощи, опять-же, ну тут как у всех. Пытались, при советах ещё, пшеницу сеять, рожь, гречиху, ещё там чего-то, но земля тут такая, что только гречиха и зрела, да и то скудна была, - только на своих и хватало.
Лет шестьдесят назад провели нам электричество. Нагнали каких-то мужиков с колонии, просеку немного расширили, да столбов вдоль дороги понаставили, а на следующую зиму снегу навалило, да провода местами и порвало. Починили, конечно, чуть погодя. А тут ещё позапрошлым летом ворьё пыталось провода эти, а они медные-ж были, отрезать да сдать. Ничего, нашли, всыпали по первое число, заставили сделать как было. Сделали, куда деваться-то, а иначе закон-тайга.
Сейчас осталось нас десять дворов, всего шестнадцать человек. Да, ещё к бабке Марусе приезжают две внучки летом. Остальные дома пустые стоят. Какие-то совсем покосились. Опасное оно дело, - жара стоит летом, не приведи Господь, загорится, так беды не оберёшься. Председатель хотел те брошенки на дрова разобрать, а и может продать, кому потреба есть, вот только никого не нашлось, так и стоят, что тут поделаешь.
Единственное сообщение у нас осталось, так то председатель каждый месяц по два раза в райцентр ездит. Почту привозит, пенсию, продукты кой какие, лекарства. Ехать в одну сторону дня полтора, и ночевать иногда в тайге приходится, поэтому он с собой кого-то из мужиков берёт. Оно и ехать не так скучно, да и вообще. Зимой только раз в месяц ездят от греха подальше.
Кузьмич раз рассказывал, когда они с председателем обратно возвращались, а тогда нужда была поскорее обернуться и пришлось им не как обычно, в Александровке ночевать, а в тайге по дороге. Вот, просыпается он перед самым рассветом, а туман вокруг стоит - ни черта не видно. Прислушался, вроде всё нормально. Лошадь на привязи топчется, Предсадатель рядом похрапывает. И тут слышит, сопит кто-то и чавкает. Да рядом совсем. Поворачивает голову, а там - медведь. Здоровенный, шерсть длиннющая, на телегу передними лапами опирается и сахар жрёт, который они по случаю в райцентре прикупили. Вот, значит, дырку проковырял и уже полпакета приговорил.
Замер Кузьмич, не шевелится, ружьё к себе ближе подтянул на всякий случай, лежит и думает:
"С медведем лучше шуток не шутить. Бог с ним, с сахаром, но мишка может на этом и не остановится, а полезет дальше искать чем полакомиться, утроба-то у него бездонная. С одной стороны, лучше лежать и не дёргаться, пусть жрёт и уходит. С другой стороны - трофей. Мясо, шкура, желчь. Однако, мы торопимся, нет у нас столько времени на разделку зверя."
Пока Кузьмич думал, задремал, а когда проснулся, медведь уже ушёл по своим медвежьим делам. Следы только остались, а сахар наоборот, исчез подчистую. Как уж он его учуял, непонятно. А Председатель теперь всем рассказывает, что Кузьмич не с женой живёт, а с ружьём своим. "Ты, Кузьмич", - смеётся, - "с любовницей свой поосторожнее, не понравится ей чего - голову оторвёт за-здрасьте! Чего тогда делать будешь?"
Мне ещё дед мой, покойный, рассказывал, дед Семён, когда я ещё малец совсем был, что жил тут недалеко, старик один. А старик, значит, непростой. Жил он бобылём, людей сторонился, но гостей, случалось, принимал. Дед Семён сам к нему несколько раз захаживал, обычно когда обратно с охоты шёл, да ещё молодухи ворожить к нему бегали по праздникам. Да не бесплатно всё это, понятно. Денег он, конечно, не брал - зачем они ему, а вот товары разные принимал. Говорил, что нужно и за дело брался. Ни разу не ошибся, всё случалось как он говорил, вот и приносили ему потом всё, что просил, а то и слихвой.
Имя того деда было не то Парфён, не то Пафнутий, но все звали его по прозвищу: Леший. Чем он кормился, - неизвестно. Ни оружия у него не было чтоб зверя бить, ни огорода какого-нибудь, а скотины он не держал. Никаких припасов, дед Семён припоминал, у него не было, кроме, разве что, травок каких-то, да и тех немного было.
Жил Леший в паре часов пешего ходу. Только через Ишатку, на тот берег перебраться, и всё на север. Там тропинка ровная, только возле рябинова холма овраг есть, который днём хорошо видно, а ночью, в потьмах, можно и свалиться ненароком.
Однажды, дед Семён рассказывал, пропал у нас в селе, у соседей ребёнок. Маленький совсем, годков двух или трёх от роду. Везде искали: с огнём по тайге ходили, и на речке с сетями бродили, - ничего. Нигде найти не могли. С ног сбились, а всё без толку.
Потом про Лешего вспомнили, пошли на поклон, хорошо он у себя оказался, а то ведь мог как обычно, бродить где-то. Народу человек пять всего, а как зашли, набились в тесную землянку, что не протолкнуться. Встали, шапки мнут; так, мол, и так. А он голову свою косматую на них поднимает и говорит: "зря вы ко мне пришли, люди добрые. Сложно, очень сложно, да и не в моей власти помочь ему, а и сами вы уже не успеете. Знаю только, что жив ещё малец ваш". Взмолились тогда люди: "выручай, отец родной, что хочешь для тебя сделаем". А Леший сел за стол, молчал долго, потом и говорит им в ответ: "нехорошо это, если я вмешаюсь в дела Божеские - беда большая может приключиться, но и не помочь добрым людям - грех. Значит так сделаем", - а сам по очереди каждому в глаза зыркает словно ищет чего-то, - "вот ты", - в деда моего пальцем тычет, - "клянись, что однажды, когда я захочу, один из рода твоего службу мне сослужит. А ты..." - переводит палец на соседа, отца ребёнка того, - "придёшь как всё закончится, скажу что делать. Только крепко запомните то, что обещали. А теперь уходите прочь, дома ждите."
Согласились, выбора-то у них другого и не было, дед-то всё-таки родня соседу по прабабке. Все пошли, а деда Семёна любопытство разобрало, - решил он за Лешим-то проследить.
Землянка Лешего стояла возле опушки, а вокруг неё поляна не маленькая, шагов пятьсот в ширину, да и кусты редкие. А дело то осенью было - листья все уж попадали, а снег ещё не успел выпасть. Но дед мой знатный охотник был, прятаться ему не в первой. Схоронился он в ложбинке и стал ждать.
Вот уже солнце к горизонту приблизилось, а Леший всё в берлоге своей сидит, только свет в оконце колышится. Решил дед, что ещё немного подождёт и если ничего не произойдёт - назад пойдёт, а то в наших краях лучше по темноте без нужды не бродить.
Прошло немного времени и тут видит - с дальнего края через поляну идёт кто-то. Присмотрелся, вроде девка молодая с ребёнком за ручку. Далековато, не разглядеть толком. Направились к землянке, но близко не подходят, поодаль стоят, шагах в двадцати. Ждут чего-то, ну, и дед Семён ждёт, что дальше будет, а у самого в голове гудит, всё равно что с похмелья.
А дальше вот что было. Выходит из землянки своей Леший, да только называть его теперь Лешим было бы не совсем правильно: статный мужик, весь в белом, волосы седые развеваются, борода до пояса, в руке держит какой-то шар, по виду тяжёлый. А вокруг Лешего аж земля светится, но ни фонаря, ничего похожего нет. Тут дед мой понимает, что хоть и расстояние приличное, видит он всё как будто рядом находится. Глянул, а малец-то и есть сын соседский
Подошёл Леший к девке с дитём, сам на корточки присел, а шар на землю положил. Глянул на мальца, руку ему на голову положил и заговорит что-то. Деду Семёну хоть и видно всё, а слов не разобрать - далековато.
Дальше, дед рассказывал, была вспышка какая-то, только такая яркая, что он как бы ослеп на мгновение. Проморгался он и видит, что ни Лешего ни девки с мальцом нет, а сам он лежит на дне оврага, того, что возле рябинова холма, только ружья нет, видать там, в ложбинке осталось. Решил он, что на другой день за ним сходит, а сам, как из оврага выбрался, в село пошёл.
Вернулся уже смеркалось. Заглянул к соседу, а малец уже там. Соседка говорит, всё время дома была, а тут заходит в комнату, а дитё спит на постели на своей, как будто и не исчезало совсем.
На другое утро дед Семён соседу всё рассказал, что видел и они отправились к Лешему, один узнать, что за награду он хочет за услугу, а другой - ружьё своё забрать.
Приходят они, а землянки-то и нет, как будто и не было её вовсе, а на том месте ключ из земли бьёт. Перекрестились мужики, да домой пошли.
Лешего с тех пор в наших краях больше не видели, а сосед следующей весной обложил камнем родник и построил на том месте маленькую часовенку. К слову сказать, дед так и не нашёл тогда ружьё своё, зато историю эту передал отцу моему и с меня слово взял, что передавать её будем пока обещание не исполнится, вот и вам сейчас рассказываю, так что и вы крепко всё запомните и своим детям передадите.