Отдаю должное Панюшкину. Будучи в дружеских отношения со многими сотрудниками онкогематологического центра имени Дмитрия Рогачева, включая и Александра Румянцева высказать мнение о том, что комиссия Минздрава, работавшая в онкоцентре им.Блохина, исходя из её персоналий, есть процедурный нонсенс:
"Не может уважаемый академик, порекомендовавший коллегу на руководящую должность, потом в случае публичного конфликта сам же и судить, справился ли рекомендованный им коллега.
Это все равно как если б следователь, арестовавший подозреваемого в преступлении, сам же потом был ему и судьей. Все равно как если б режиссер, поставивший спектакль, сам бы потом и писал на этот спектакль хвалебную рецензию. Все равно как если б повар сам бы присуждал своему ресторану мишленовские звезды".
И я совершенно согласен. И даже обосновывал в предыдущем тексте непрофессионализм чиновников Минздрава и данной комиссии в ином плане, что не все задачи-то комиссия выполнила. Ибо ещё до вопроса о Менткевиче и Варфоломеевой были коллизии, которые Минздрав публично обещал разрешить (
А почему комиссия Минздрава, работавшаяв онкоцентре им.Блохина не выполнила свою изначальную задачу?). Пообещал и вообще о них не вспоминал впоследствие. Очень непрофессионально.
Но вернёмся к изложению Панюшкина.
Он постулирует, что у Байбариной не было выбора, ибо в РФ по вопросу протоколов лечения онкогематологии нет третейского судьи. Ну так стоп!
А какие тогда основания обвинять Менткевича в применении "запретных протоколов"?
И если в РФ их нет, то почему Минздрав не осудил Румянцева, который голословно, огульно и по-хамски обвинил Менткевича именно в этом?
Да, это Александр Румянцев публично, через СМИ и раздул скандал с протоколами (
Детская онкология в центре Блохина требует серьезных изменений. 27.09.2019, Медвестник //
Александр Румянцев объяснил конфликт в НИИ ДОиГ личными амбициями. 01.10.2019, Медвестник //
Александр Румянцев выступил в защиту нового руководства НИИ детской онкологии и гематологии. 10.09.2019, Медвестник)
Но Минздрав не только не осудил этого субъекта за безобразные нападки на коллегу по цеху, с переходом на личности, а ещё и включил в комиссию, устроившую судилище и над Менткевичем, и над его соратниками.
Панюшкин и в этом аспекте будет утверждать, что у Байбариной не было выбора?
А я так считаю, что выбор был: и не приглашать Румянцева сотоварищи в комиссию (в чём суть замечание Панюшкина, как я понял), и не содействовать разрушению устоявшихся в НИИ ДОиГ протоколов лечения онкогематологии, особенно в плане "сопроводительных мероприятий", сиречь нюансов ухода за больными и особенности режима работы отделений, что упорно и проводит в жизнь мадам Варфоломеева, и что вызвало протест команды Менткевича. Надо было решать иные организационные вопросы, как это обычно случается в случаях производственных конфликтов, а не гробить лечебный процесс. Вопросов же просматривается масса.
Кстати, вот как жёстко оценивают потенции команды Румянцева сами его
спонсоры из ФРГ: "Врачи воспринимали западные протоколы лишь как схемы химиотерапии и не более того. Между тем протоколы лечения различных злокачественных заболеваний представляют собой прежде всего подробные описания того как эту химиотерапию, представленную на схемах правильно проводить и систему так называемых сопроводительных мероприятий. Однако русские врачи не могли всё это детально изучить, они, как правило, не владели иностранными языками и прежде всего немецким. Отсутствие знаний и опыта в проведении интенсивных западных и прежде всего немецких протоколов неизбежно приводило к многочисленным ошибкам в лечении детей". И это повод громить работу коллег, у которых получилось?
Ну а касаемо оценки эффективности разных школ лечения онкогематологии в РФ, то почему Панюшкин так страшится приглашения "варягов" с Запада?
Есть же, например, т.наз. Международный надзор Concord-3, который как раз оценкой эффективности лечения онкозаболеваний и занимается. Структурирует и по странам, да ещё по широкому спектру паталогий и их стадийности: «
Программа позволяет своевременно сравнивать общую эффективность систем здравоохранения в борьбе с 18 видами рака, которые в совокупности представляют собой 75% всех случаев рака, диагностируемых во всем мире каждый год» Последнее исследование (2000 - 2014 гг) проводилось в 71 стране мира, 47 из них предоставили данные с охватом 100% населения. В т.ч. и по "искомому" спектру. Другое дело, что если привлечь эту авторитетную профильную структуру помочь в локальном вопросе, то вряд ли приятель Панюшкина, академик Александр Румянцев, сильно обрадуется.
.
Инфантильное здравоохранение. Врачи не имеют инструментов для устранения разногласий. Валерий Панюшкин, главный редактор Русфонда. Газета "Коммерсантъ" №191 от 18.10.2019.
На прошлой неделе комиссия Минздрава РФ разобрала конфликт, разгоревшийся в онкологическом центре имени Блохина между новым руководством и старыми сотрудниками. Комиссия пришла к выводу, что руководители Иван Стилиди и Светлана Варфоломеева правы. Возглавляла минздравовскую комиссию директор Департамента медицинской помощи детям Елена Байбарина, которая новое руководство назначила. А главным медицинским экспертом комиссии был главный детский онколог-гематолог Минздрава академик Александр Румянцев, который Варфоломееву на руководящую должность в онкоцентре рекомендовал. Это вопиющий конфликт интересов
С академиком Румянцевым меня связывает многолетнее знакомство. Я отношусь к Александру Григорьевичу с глубочайшим уважением. В онкогематологическом центре имени Дмитрия Рогачева, где Александр Румянцев президент и откуда перешла работать в онкоцентр имени Блохина Светлана Варфоломеева, работают мои ближайшие друзья.
Мы много разговаривали с ними о «конфликте на Каширке». Они приводили мне и те аргументы в защиту профессора Варфоломеевой, которые известны широкой публике, и многие еще аргументы off the record. Я им хотел бы верить и хотел бы искренне считать выводы комиссии Минздрава верными.
Но такую комиссию созывать было нельзя.
Не может чиновник, принявший решение о назначении руководителя подведомственной ему клиники, потом в случае публичного конфликта сам же и судить об эффективности своего кадрового решения.
Не может уважаемый академик, порекомендовавший коллегу на руководящую должность, потом в случае публичного конфликта сам же и судить, справился ли рекомендованный им коллега.
Это все равно как если б следователь, арестовавший подозреваемого в преступлении, сам же потом был ему и судьей. Все равно как если б режиссер, поставивший спектакль, сам бы потом и писал на этот спектакль хвалебную рецензию. Все равно как если б повар сам бы присуждал своему ресторану мишленовские звезды.
Это процедурный нонсенс.
Очевидно, что в случае публичного конфликта между руководством клиники и ее сотрудниками комиссия, разбирающая конфликт, должна быть нейтральной, а не состоять из заведомых единомышленников одной из конфликтующих сторон.
Однако главу департамента Минздрава Елену Байбарину нельзя обвинить ни в цинизме, ни в непонимании процедур. У госпожи Байбариной просто не было выхода. В России нет института, способного устранять профессиональные разногласия врачей.
Комиссия по правам человека может компетентно разобрать, нарушались ли гражданские или трудовые права уволенных сотрудников, как утверждает профессор Георгий Менткевич, бывший руководитель отделения трансплантации костного мозга центра имени Блохина, или права соблюдены, как утверждает председатель комиссии Минздрава Елена Байбарина.
Аудиторская компания, хоть бы даже и из «большой четверки», может со знанием дела выяснить, допускало ли новое руководство финансовые нарушения, снижало ли зарплаты неугодным, как утверждают сторонники Менткевича, или, наоборот, зарплата у всех выросла, как утверждает Байбарина.
Но на вопрос «Хорошо ли лечили старые врачи и предлагает ли новое руководство лечить лучше?» ответить некому. Чтобы определить, были ли протоколы Менткевича прогрессивными или Варфоломеева насаждает более прогрессивные протоколы, нет третейского судьи.
В России просто отсутствует институт достаточно влиятельный и достаточно непредвзятый, чтобы с его решением согласились обе конфликтующие стороны. Теоретически можно пригласить в качестве арбитра какое-нибудь всемирное медицинское светило - приглашать «варягов» нам не впервой.
Но лучше посмотреть, как у «варягов» решаются подобные проблемы.
В Америке и Европе это «свято место», которое у нас пустует, занимают ассоциации врачей. Их влиятельность колоссальна. Они отчитываются только перед правительством, а Министерство здравоохранения лишь ставят в известность о принятых ими решениях. Они могут выдать лицензию или отобрать ее у врача, у клиники, у лаборатории. Они могут подготовить закон, который им нужен, или пролоббировать отмену закона, который их не устраивает. Могут принять протокол лечения или отвергнуть его. И да, они разрешают конфликты.
В России тоже есть Национальное гематологическое общество, но оно занимается вопросами сугубо теоретическими. Чтобы разрешать конфликты коллег и диктовать свои решения Минздраву, у наших врачебных ассоциаций явно недостаточно профессионального авторитета и политического веса. Очевидно при этом, что министерство не заинтересовано само создавать независимую от него врачебную структуру и уж тем более придавать ей политический вес.
И это значит, что здравоохранение наше находится в детской стадии развития.
Разногласия не обсуждают, о них кричат и жалуются начальству, а начальство может не принимать жалобщиков в расчет.