Ментальная катастрофа
Мы с Асконой давно мечтали об этом - поездом дальнего следования уехать на самый край Земли, да вот хотя бы и в Раушен, где море сливается с дюнами и скалами, а тишина вечера растворяется в невнятных криках чаек и альбатросов.
Собираться пришлось в жуткой спешке, надо было срочно покинуть опостылевшую и ставшую опасной Салацгриву. Мы еще не доехали до Саулкрасты, когда Асконе зачем-то понадобились ее чемодан и зонтик. А потом она стала искать сонный наглазник, жевать круассан, наливать что-то из чайника, чистить шляпку, заляпанную пролетавшим голубем, и рыться в кошельке. В купе воцарилась суета, я несколько раз выходил в курительный салон, где в безуспешных поисках уединения предавался мизантропии в кольцах сизого дыма моей старой трубки.
Пару наших билетов я чудом нашел на верхней багажной полке, иначе бы нам несдобровать, когда исполненный чувства собственного величия контролер-латгалец, называющий себя инспектором, презрительно ввалился в наше купе-люкс, по дороге брезгливо раздавив на полу булочку со сливками и опрокинув со столика соусник с остывающим бешамелем.
После его, увы не очень скорого ухода, я бережно завернул свою кинокамеру в шерстяной шарф, перевязал получившийся нелепый сверток своим же пакорабановским галстуком, и затолкал всё это в новенький портплед. Я очень рассчитывал избежать ненужных вопросов на литовской и прусской границах.
Неожиданный стук в двери почему-то напомнил мне о зоологической ревности мужа Асконы и его холерическом темпераменте, столь досаждавшим нам ещё в Валмиере. Я затолкал Аскону за раздвижные двери шифоньера, уповая на то, что ее насморк уже прошел, а пыль в шифоньере еще не успела скопиться в аллергических количествах. Уже готовый к самому худшему, я взвел курок люгера, подобранного в Сигулде у разбитого самолета, и отворил дверь. За дверью никого не было.
Я вернулся в купе и, поставив пистолет на предохранитель, заглянул в шифоньер. Там тоже было пусто. Ни вещей, ни Асконы, ни кинокамеры с моим последним фильмом. Эта семейка Оппелей развела меня, как мальчишку, прибрав к своим жадным рукам мои вещи, разбив мое сердце, растоптав мою любовь, пошло лишив меня моего последнего фильма...
Однако огни Вильно и Ковно поезд уже миновал, впереди был Тильзит, где у меня оставались некоторые приятного свойства дела, а скорее даже и не дела, а приключения. Поезд шел в Раушен, в этот загадочный и непредсказуемый прусский Гель-Гью, и, черт побери, я готов был начать там все сначала - искать, творить, метаться, влюбляться, сходить с ума, пока не закончится этот безумный безумный безумный ХХ век...