.
Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне
И ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок,
Спокойной тяжестью, - что может быть печальней,-
На веки чуткие спустился потолок,
Соломка звонкая, соломинка сухая,
Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,
Сломалась милая соломка неживая,
Не Саломея, нет, соломинка скорей!
В часы бессонницы предметы тяжелее,
Как будто меньше их - такая тишина!
Мерцают в зеркале подушки, чуть белея,
И в круглом омуте кровать отражена.
Нет, не соломинка в торжественном атласе,
В огромной комнате над черною Невой,
Двенадцать месяцев поют о смертном часе,
Струится в воздухе лед бледно-голубой.
Декабрь торжественный струит свое дыханье,
Как будто в комнате тяжелая Нева.
Нет, не соломинка - Лигейя, умиранье, -
Я научился вам, блаженные слова.
О. Мандельштам.
Оригинал взят у sedo_bilberries в post
Это происходит именно так. Отнимается речь. Для речи нужно двое. Когда в уме появляется зародыш фразы, надо облечь её в форму, максимально понятную слушателю. Перевести так, чтобы тебя поняли правильно. Передать свои эмоции в обезвреженной, доступной, имеющей аналогии, легко перевариваемой форме. Сделать всё, чтобы слушатель почувствовал то же, что и говорящий. Или чтобы понял, что именно чувствует его собеседник, и отреагировал сообразно.
Слова могут сами по себе быть действием - клятва, обет, признание, молитва, приветствие - это поступок.
Но речевой поступок тоже требует собеседника, хотя бы слушателя, хотя бы мнимого.
Но что делать в тех случаях, когда сама фраза в любой своей форме выражения вслух, написания на бумаге или бросания в сеть, что делать, - когда любая из модификаций этой фразы поменяет реальность?
Вы, сказав её, совершили действие. Для вас - это действие. Но ваше действие несёт в себе посыл "он упал на колени и завыл от внутренней боли", а собеседник может истолковать её как "и ноги его покосились, и грохнулся он оземь от стыда и запоздалого раскаяния". Так услышанное отличается от сказанного.
Я ненавижу осень. Я боюсь осени. И ни погода, ни что другое в этом времени года тому не виной. Но каждую осень уже несколько лет, по проклятому кругу, на меня падает онемение. Потому что в каждой осени вот уже несколько лет подряд есть эти несколько часов, когда я готова намолоть что угодно, говорить, не слыша себя, а в голове будет вертеться одно предложение. Вертеться в поисках человека, которому это можно сказать, который правильно поймёт и правильно отреагирует.
Потому что есть слова такие важные, что в конечном счёте их можно рассказать всем вокруг, дабы облегчить себе душу. Но начать нужно с правильного человека. Иначе слова эти лишаются сакрального смысла. Таинство важных слов требует бережного отношения.
У меня не случилась трагедия, хотя она случилась. Я чувствую вину, но её факт уже не исправить. Это происходит уже которую осень подряд, но к этому нельзя привыкнуть.
Меня не надо успокаивать или поддерживать, что, конечно, упростило бы выбор первого слушателя.
Но я не жертва. Я - свидетель непоправимого. И произнести эту фразу я могу только в уши человека, который поймёт полностью - пусть и не так же, как я, но в том же масштабе, значимость действия, совершенного словом.
Никогда не научусь произносить вслух вести о смерти. Мне кажется, этим я убиваю их ещё окончательней.