Четыре чудных иностранца чертили разными чернилами про нас... / Посол, купец, миссионер и литератор
Ещё Русь и иностранцы здесь, здесь и здесь
Экзотическая Русь
Московия глазами иностранцев
207 акционеров были держателями акций британской «Московской компании», которая с середины XVI века ведала торговлей с экзотической Московией. ©Ещё РИ и иностранцы здесь, здесь и здесь
___Англичанин Джером Гарсей находился в гуще московской жизни. Он мог увлекательно рассказывать и о сокровищах, которые показывал ему Иван Грозный, и о смерти московского царя
Представители компании не только вели переговоры с московскими властями или же выполняли деликатные поручения обеих сторон, но и писали книги, из которых современные историки извлекают сведения о событиях прошлого. Эти книги рассказывают о стереотипах и предубеждениях эпохи не меньше, чем собственно о стране.
В зарослях развесистой клюквы
В свое время Василий Ключевский обратил внимание на такую странность. Когда в начале XVIII века агенты Петра I вербовали в Европе специалистов, готовых переехать к нам, они столкнулись с тем, что европейцы чрезвычайно мало знали о России. Вербовщикам, например, приходилось слышать, что Россия "с Индиями граничит". Это всеобщее неведение было тем более удивительным, что ни одна страна Европы не удостоилась такого количества описаний, как "граничащая с Индией" Московия. Но никакого противоречия здесь нет. Ведь европейцы всегда осознавали Европу как единое целое и в некотором роде - как свой родной дом, в то время как Московия была далекой экзотической страной. А про экзотическую страну писать куда проще и интересней, чем про ближайших соседей. И читателям всегда нравятся рассказы про беседки из развесистой клюквы и медведей, разгуливающих по улицам городов.
Мемуары иностранцев, путешествовавших когда-то по России, как правило, оказываются очень интересным историческим источником, сообщая детали, которых местные жители не фиксируют. Связано это с тем, что иностранец обладает перед аборигеном одним несомненным преимуществом. Для него повседневная жизнь простого человека не менее интересна, чем жизнь двора и знати. Путешественник по экзотическим странам с одинаковым вниманием будет разглядывать и торжественный выезд местного правителя, и крестьянина, работающего в поле, и женщину, которая толчет зерно в деревянной ступе, и жреца, совершающего какие-то непонятные действия. Путевые записки сохранят все это, в то время как местный эпос расскажет лишь о военных событиях и жизни двора.
Европейцы, посещавшие Россию, фиксировали в своих мемуарах особенности одежды, пищевые предпочтения, особенности этикета, порядок проведения церковных празднеств и многое другое. Такого рода информация совершенно уникальна, и ее невозможно найти нигде, кроме как в записках людей, принадлежащих к совершенно иной культуре и смотрящих на Россию глазами чужака.
Подобные записки рассказывают не только о стране, по которой путешествует автор, но и о нем самом. Путешественник, как, впрочем, и любой человек, всегда воспринимает окружающий мир сквозь призму стереотипов. Поэтому тексты, написанные почти одновременно, оказываются столь непохожими друг на друга.
Посмотрим же, что увидели в России четыре автора, посетившие страну между 1517 и 1839 годами. Один из них был дипломатом, видевшим в России далекую экзотическую страну, другой - торговым представителем, интересующимся в основном политикой и экономикой, третий мечтал просветить Россию, поэтому будущее этой страны он представлял в розовых красках, а четвертый - профессиональным литератором, наблюдательным и желчным.
___В мемуарах Герберштейна имелись и карты, и описания солдат и их вооружения, и прочая информация, которую при желании можно было признать шпионской. Но в XVI веке в России еще не было обыкновения видеть шпиона в каждом иностранце с картой
Нравы обитателей экзотической страны
Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн посетил Россию дважды - в 1517 и в 1522 годах, проведя в ней в общей сложности девять месяцев. Герберштейна прославили не успехи на дипломатическом поприще, которые были довольно скромными, а изданная на латинском языке книга Rerum Moscoviticarum Commentarii ("Записки о московских делах"), впервые вышедшая в 1549 году, а затем выдержавшая огромное число переизданий.
Многие экскурсы и наблюдения Герберштейна непосредственно связаны с актуальными проблемами европейской политики. Например, в самом начале книги он довольно подробно рассказывает о происхождении титула "царь", принятого Иваном IV в 1547 году, за два года до выхода "Записок о московских делах".
Эта тема была очень болезненной. Дело в том, что царским титулом обладал только император Священной Римской Империи германской нации (а также казанский и астраханский ханы). Принятием царского титула Иван IV претендовал на более высокое положение, чем датский, английский, французский, польский, шведский короли. Понятно, что Европа не спешила признавать этот титул и старалась его игнорировать. Именно в этом контексте следует рассматривать попытку Герберштейна объяснить появление царского титула коммуникационной ошибкой. Герберштейн пишет, что на русском языке слово czar значит то же, что король, а в других славянских языках в этом значении используются слова kral, kyrall или koroll, в то время как czar (caesar) является наименованием императора. Оказавшись в Европе, русские переводчики услышали, что "царь" куда главнее, чем "король", и решили, что их царь главнее всех.
Герберштейн пишет о Московии как об экзотической стране. В его книге масса занятных наблюдений над бытом жителей России. Он рассказывает обо всем: о церковной жизни (исповеди, крещении, праздниках), о способах заключения брака, о зверях, обитающих в Московии, о городах, монастырях, промыслах, обычаях и т. д. Вот, например, что он пишет о семейной жизни московитов: "Любовь между супругами по большей части умеренна, в особенности у мужей именитых и знатных. Это происходит оттого, что они женятся на девушках, которых раньше никогда не видели, а затем, занятые государевой службой, вынуждены бывают покидать жен и в это время пятнают себя позорными связями на стороне".
Вообще, описывая долю русской женщины, Герберштейн не жалеет черной краски: "Они (московиты) не верят в честь женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки; все домашние работы считаются делом рабов".
Именно у Герберштейна впервые приведена ставшая впоследствии популярной байка про то, как немец женился на русской девушке. Вскоре молодая жена стала выражать недовольство мужем. Она жаловалась, что у нее до сих пор нет "знаков любви", то есть следов от побоев. "Таким образом, немного спустя,- меланхолически продолжает свой рассказ Герберштейн,- он весьма крепко побил ее и признавался мне, что после этого жена ухаживала за ним с гораздо большей любовью. В этом занятии он упражнялся затем очень часто и в нашу бытность в Московии сломал ей, наконец, шею и ноги".
Любопытно, что, по мнению Герберштейна, в России было довольно легко получить развод: "развод они (московиты.- "Деньги") допускают и дают разводную грамоту, однако тщательно скрывают это". Этот рассказ кажется фантастическим, хотя можно догадаться, какая реальность за ним стоит. По всей видимости, австрийский дипломат знал о разводе Василия III с Соломонией Сабуровой, ее насильственном постриге и последующей женитьбе царя на Елене Глинской и воспринял эту историю как нечто типичное, а не экстраординарное.
___Английские купцы имели в Москве собственный офис и постоянных представителей, которые написали немало занятных мемуаров / Фото: Виктор Великжанин
Довольно экзотические сведения сообщает Герберштейн о российских законах. Он утверждает, например, что в Московии смертная казнь применяется очень редко: "Даже скотоложцы и те не подвергаются смертной казни".
Провести границу между реальностью и национальным стереотипами часто оказывается невозможно. Весьма колоритно Герберштейн описывает, как ведут себя спасающиеся бегством воины разных национальностей: "Московит, как только пускается в бегство, не помышляет уже ни о каком ином спасении, кроме как бегством; застигнутый и пойманный врагом, он не защищается и не просит пощады. Татарин же, сброшенный с лошади, даже тяжело раненый, как правило, отбивается руками, зубами, вообще пока и как может до последнего вздоха. Турок, видя, что лишился всякой помощи и надежды на спасение, покорно просит пощады, бросив оружие и протягивая победителю сложенные вместе руки, чтобы тот связал их".
Трудно сказать, на чем основываются эти обобщения Герберштейна. Но вот что ни минуты не вызывает сомнения, так это рассказ Герберштейна о том, что состоятельный человек никогда не будет ходить пешком и даже в соседний дом поедет на лошади или в крайнем случае поведет ее под узцы: "Правда, зимой, когда лошади скользят по обледенелым дорогам, это правило может нарушаться, и на небольшие расстояния люди начинают ходить пешком". Понятно, что подобные описания не исчерпывают русскую жизнь XVI века. Перед нами набор случайных ярких картинок, которые бросились в глаза стороннему наблюдателю.
___Австрийский посол Сигизмунд Герберштейн поместил в своей книге о Московии собственный портрет в одежде, которую ему подарил Василий III
Записки делового человека
В середине XVI века англичане, соперничая с испанцами и португальцами за господство на море, пытались попасть в Тихий океан через северные моря. Утопичность этой идеи сейчас очевидна: даже во времена атомных ледоколов путешествие по Северному морскому пути - это все еще приключение. Однако британцы трудностей не боялись, и в 1553 году лондонские купцы во главе с мэром Лондона Джорджем Барном собрали 6000 фунтов стерлингов и снарядили три корабля, которые должны были найти новую, не контролируемую испанцами и португальцами дорогу в Индию и Китай.
Путешествие было неудачным, два корабля почти сразу утонули, а зато третий смог достичь земли и даже войти в устье крупной реки. Однако эта река оказалась Северной Двиной, и попасть через нее в Индию или Китай было довольно сложно. Но северный путь в Московию был открыт - началась эпоха активной торговли между Англией и Россией. В Лондоне появилась "Московская компания" английских купцов, от членов которой осталось довольно много записок и мемуаров. А поскольку купцы были трезвомыслящими практиками, то никаких общих рассуждений в этих записках мы не обнаружим - только факты, наблюдения, описания дорог, цен, ярмарок и т. д.
___В мемуарах Герберштейна имелись и карты, и описания солдат и их вооружения, и прочая информация, которую при желании можно было признать шпионской. Но в XVI веке в России еще не было обыкновения видеть шпиона в каждом иностранце с картой
Наиболее интересным из английских торговых посредников-мемуаристов был Джером Гарсей, который с небольшими перерывами находился в России с 1573 по 1591 год. Его жизнь в России - это отдельная детективная история, в которой были и тайная миссия, когда Гарсею удалось привести из Англии 13 кораблей с различными стратегическими материалами, необходимыми для продолжения Ливонской войны, и доставка для царицы Ирины английской повитухи, которую арестовали в Вологде, решив, что иностранку не следует допускать до интимных подробностей царского быта, и многое другое.
Для Гарсея Московия - не экзотическая страна, странные нравы которой могут представлять интерес для читателей, а место, где ему приходится вести переговоры, заключать сделки и представлять интересы оказавшихся в России англичан. И предмет его книги - не описание нравов и пейзажей, а рассказ о событиях и той выдающейся роли, которую он сам в них играл.
Гарсей утверждал, например, что ему удалось уговорить царя не наказывать пленных шотландских наемников, взять их к себе на службу и использовать против татар. В итоге довольны были все. "Двенадцать сотен этих солдат,- писал Гарсей,- сражались с татарами успешнее, чем двенадцать тысяч русских с их короткими луками и стрелами. Крымские татары, не знавшие до того ружей и пистолей, были напуганы до смерти стреляющей конницей, которой они до этого не видели... Это очень развеселило царя".
Колоритно описывает Гарсей и свое путешествие в Англию. Он был должен доставить английской королеве письмо Ивана IV с просьбой прислать порох, селитру, медь, свинец и прочие военные материалы. Это письмо следовало провезти через Ливонию, для войны с которой все эти материалы и были нужны. Царское письмо было спрятано в двойном дне деревянной фляги с водкой, которая крепилась под гривой лошади. Причем фляга была явно дешевая, чтобы на нее никто не позарился. Перейдя в Ливонию, Гарсей выдал себя за англичанина, который "рад был выбраться из долины несчастий, какой является страна московитов". После многих приключений фляга с письмом и сопровождающий ее Гарсей добрались до английской королевы, которая прислала-таки в Россию 13 кораблей с необходимыми материалами.
Гарсей изо всех сил пытается быть объективным. Эмоциональные характеристики если и появляются, то сразу уравновешиваются фактическими выборками и справками. Так, рассказав о последних днях жизни Ивана Грозного и его смерти, Гарсей сообщает об откровенной радости московской знати по этому поводу: "Митрополиты, епископы и другая знать стекались в Кремль, отмечая как бы дату своего освобождения. Это были те, кто первыми на Святом Писании и на кресте хотели принять присягу и поклясться в верности новому царю, Федору Ивановичу". Затем следует подробнейший рассказ о том, как после смерти царя стрельцы взяли под свой контроль улицы города, как опечатали казну и следили за порядком. А рассказав об этом, он вспоминает, что следует быть объективным и приводит целую аналитическую записку, посвященную царствованию Ивана Грозного.
Джером Гарсей был деловым человеком и к объективности своих рассказов относился очень серьезно, стараясь не провраться.
___В мемуарах маркиза де Кюстина обычно видят антироссийский памфлет, однако в них с тем же успехом можно видеть и гимн национальной самобытности
Записки идеалиста
В 1820 году три англичанина предприняли путешествие из Санкт-Петербурга в Москву, а оттуда в Крым и на Кавказ. Эти англичане были сотрудниками Британского и иностранного библейского общества. Они приехали в Россию, чтобы организовать перевод Библии на языки народов империи, и хотели лучше представить себе жизнь тех, для кого им предстояло трудиться.
Один из этих англичан - Эбенизер Гендерсон - издал книгу об этом путешествии. Он был полиглотом, поэтому в своих путешествиях имел возможность общаться с русскими, татарами, армянами и евреями, не прибегая к помощи переводчика.
Основная ценность мемуаров Гендерсона - уникальные сведения о деятельности в России библейских обществ, а также весьма проницательные наблюдения над религиозной жизнью народов, населявших Россию. При этом бросается в глаза поразительная благожелательность, с которой он описывает то, что видит.
Гендерсон воспринимает себя и своих коллег как людей, которые несут в Россию Писание и таким образом преобразуют эту далекую страну. И описывает Россию как страну будущего, а не прошлого. В его записках нет места "свиным харям" и "кувшинным рылам", которых мы найдем у писавшего в те же годы Гоголя. Встреченных им должностных лиц он или вообще не упоминает, или же характеризует их как людей достойных, прекрасных, образованных и преданных своему делу.
Следует, впрочем, сказать, что наших путешественников сопровождал правительственный почтмейстер, "вооруженный шпагами и пистолетами", который обычно ехал впереди и готовил общественность к встрече гостей. А из окна кареты, сопровождаемой почтмейстером с пистолетом, как из окна машины с мигалкой, Россия кажется самой прекрасной страной в мире.
В Калуге для путешественников была организована экскурсия в новую тюрьму, в которой, по наблюдениям мемуариста, "поддерживаются столь замечательный порядок, чистота и дисциплина, что почти наверняка она могла бы служить образцом для тюрьмы, которую намерено соорудить Санкт-петербургское тюремное общество". Почти для всех городов Центральной России, через которые проезжают путешественники, Гендерсон находит добрые слова.
___В историю России Джером Гарсей вошел не только как автор содержательных мемуаров, но и как человек, умудрившийся в разгар Ливонской войны организовать доставку английского пороха и других стратегических материалов
Когда путешественники приближались к Торжку, "солнце в совершенном великолепии отражалось в золоченых его шпилях, придавая ему облик, намного превосходивший все, что мы ожидали увидеть в сельской местности". Город Тверь "считается одним из самых красивых городов империи, будучи правильно застроен кирпичными зданиями". Малоярославец "весьма живописно расположен на вершине крутого холма на восточном берегу реки Лужи и будет всегда памятен в летописях Европы как место, где Наполеон проиграл первую свою битву". В Калуге "улицы проложены в правильном порядке, дома в общем имеют приличный вид" и т. д.
При чтении записок Гендерсона вспоминаются анекдоты про оптимистов и пессимистов. Гендерсон - просто-таки хрестоматийный оптимист. Он пишет, например, что, как правило, дома ямщиков "обустроены в лучшей степени, чем у других крестьян", и никогда не скажет, что что-то плохо или "обустроено" в худшей степени.
Поскольку путешественник занимался организацией и распространением переводов Писания, его очень интересовала грамотность населения и его готовность читать Библию. И картинка вновь оказывается идиллической. "Наш хозяин,- пишет он о ямщике,- оказался образованным человеком и обладателем нескольких книг религиозного содержания... Так велик был интерес, вспыхнувший в нем к славянскому и русскому Новому Завету, который мы вручили ему, и так не терпелось ему познакомиться с его содержанием, что он просидел большую часть ночи, читая вслух".
Единственное, что Гендерсон постоянно критикует, так это дороги, что не удивительно: поездка по Северу России была начата весной, и путешественники испытали на себе все прелести весенней распутицы. Но на общем фоне дороги кажутся мелочью, и под пером Гендерсона Россия предстает страной честных чиновников, счастливых крестьян, чистых и ухоженных городов, комфортабельных тюрем и отвратительных дорог.
___Постоялые дворы, организация курьерской почты и скорость передвижения по зимним дорогам привлекали внимание многих мемуаристов
Обличитель по недоразумению
Путешествие по России маркиза Астольфа де Кюстина было заказано и отчасти оплачено, поскольку ожидалось, что он прославит Россию как страну, противостоящую разного рода революциям. И для этого имелись основания. Его отец и дед погибли на гильотине, остальные родственники числились контрреволюционерами. Такое происхождение делало литератора и путешественника желанным гостем в любом салоне антиреволюционной направленности. Николай I с большим энтузиазмом отнесся к идее, что французский писатель совершит вояж по России и напишет о ней восторженную книгу. Прием, оказанный маркизу в Петербурге, был авансом за панегирики, которых от него ждали, но так и не дождались.
Кюстин путешествовал по России примерно так же, как современный европеец путешествует по Ирану. Россия для него - это в некотором роде страна-изгой, сильное государство с жесткой идеологией, страна, чья армия два десятилетия назад была в Париже, страна, воспринимаемая как угроза. Предполагалось, что читатели разделяют такой взгляд на Россию.
"Их цивилизация,- писал Кюстин,- одна видимость; на деле же они безнадежно отстали от нас и, когда представится случай, жестоко отомстят нам за наше превосходство". Европейским читателям подобные сентенции щекотали нервы, а русские, любящие осознавать свое могущество, имели все основания тайно радоваться.
Нарисованные Кюстином картинки амбивалентны. Их можно воспринимать и как гимн национальной самобытности, и как жесткий антироссийский памфлет. Россию он описывает с позиций последовательного антизападника. Его радует все первобытное, исконно-посконное и раздражает цивилизация. Кюстин с восторгом пишет про античные профили крестьянок и первобытную красоту крестьян. "Национальное для общества,- на разные лады повторяет он,- то же, что природное для местности; существуют первобытная краса, сила и безыскусность, которые ничто не может заменить".
При этом все, что появилось в России благодаря петровским преобразованиям, кажется ему искусственным и фальшивым. Его характеристика петербургской архитектуры совершенно убийственна: "Калмыцкая орда, что разбила лагерь в лачугах, окружив скопление греческих храмов; греческий город, спешно возведенный для татар, словно театральные декорации, декорации блистательные, но безвкусные, призванные обрамлять собою подлинную и ужасную драму,- вот что сразу же бросается в глаза в Петербурге".
Его характеристики того направления развития страны, которое задал Петр I, беспощадны. Образ медведей, которых по прихоти Петра нарядили обезьянами, проходит через всю книгу.
Книга "Россия в 1839 году" полна комплиментов в адрес Николая I. Кюстин хвалит царя за то, за что вообще-то его принято ругать. Он считает совершенно разумным отказ от либерального курса Александра I и ждет от российского императора следующего шага - отказа от петровской идеи европеизации: "Император Николай первым начинает идти против течения, возвращая русских к самим себе. Мир придет в восхищение от подобного предприятия, когда поймет, сколь мощный и несокрушимый ум замыслил его".
Теоретически можно было бы представить себе ситуацию, что Николай I воспримет книгу как комплимент и цитаты из записок Кюстина станут украшать патриотические книги. А подходящих цитат у Кюстина очень много. Но этого не случилось.
Царь был обижен и возмущен, "Россию в 1839 году" запретили, а на автора обиделись все - и государственники, и оппозиционеры, и славянофилы, и западники. "Книга г. Кюстина,- писал Федор Тютчев,- служит новым доказательством того умственного бесстыдства и духовного растления... благодаря которым дозволяют себе относиться к самым важным и возвышенным вещам более нервами, чем рассудком". И даже Герцен высказал досаду по поводу того, что "чужой дотронулся до больного места".
По-русски книга Кюстина была издана только после революции, но перевод был, мягко говоря, странным. Русская версия была в несколько раз короче оригинала, и из нее было исключено все хорошее, что Кюстин писал о России. Изящные записки французского путешественника были превращены в незатейливый памфлет против российского самодержавия. Характерно, что авторское название "La Russie en 1839" было переведено как "Николаевская Россия". Именно эта версия текста сформировала представление русских читателей о книге Кюстина. А перевод полного текста этой книги увидел свет лишь в 1996 году.
Воспоминания иностранцев редко оставляют местных жителей равнодушными. Комплименты иноземцев с гордостью повторяются, а критические замечания списываются на то, что иноземцы ничего не понимают в российской действительности и вообще ненавидят все русское. Но равнодушными такие записки оставляют очень немногих.
Александр Кравецкий
«Коммерсантъ Деньги», №51, стр.46, 26 декабря 2016
Экзотическая Русь
Московия глазами иностранцев
207 акционеров были держателями акций британской «Московской компании», которая с середины XVI века ведала торговлей с экзотической Московией. ©Ещё РИ и иностранцы здесь, здесь и здесь
___Англичанин Джером Гарсей находился в гуще московской жизни. Он мог увлекательно рассказывать и о сокровищах, которые показывал ему Иван Грозный, и о смерти московского царя
Представители компании не только вели переговоры с московскими властями или же выполняли деликатные поручения обеих сторон, но и писали книги, из которых современные историки извлекают сведения о событиях прошлого. Эти книги рассказывают о стереотипах и предубеждениях эпохи не меньше, чем собственно о стране.
В зарослях развесистой клюквы
В свое время Василий Ключевский обратил внимание на такую странность. Когда в начале XVIII века агенты Петра I вербовали в Европе специалистов, готовых переехать к нам, они столкнулись с тем, что европейцы чрезвычайно мало знали о России. Вербовщикам, например, приходилось слышать, что Россия "с Индиями граничит". Это всеобщее неведение было тем более удивительным, что ни одна страна Европы не удостоилась такого количества описаний, как "граничащая с Индией" Московия. Но никакого противоречия здесь нет. Ведь европейцы всегда осознавали Европу как единое целое и в некотором роде - как свой родной дом, в то время как Московия была далекой экзотической страной. А про экзотическую страну писать куда проще и интересней, чем про ближайших соседей. И читателям всегда нравятся рассказы про беседки из развесистой клюквы и медведей, разгуливающих по улицам городов.
Мемуары иностранцев, путешествовавших когда-то по России, как правило, оказываются очень интересным историческим источником, сообщая детали, которых местные жители не фиксируют. Связано это с тем, что иностранец обладает перед аборигеном одним несомненным преимуществом. Для него повседневная жизнь простого человека не менее интересна, чем жизнь двора и знати. Путешественник по экзотическим странам с одинаковым вниманием будет разглядывать и торжественный выезд местного правителя, и крестьянина, работающего в поле, и женщину, которая толчет зерно в деревянной ступе, и жреца, совершающего какие-то непонятные действия. Путевые записки сохранят все это, в то время как местный эпос расскажет лишь о военных событиях и жизни двора.
Европейцы, посещавшие Россию, фиксировали в своих мемуарах особенности одежды, пищевые предпочтения, особенности этикета, порядок проведения церковных празднеств и многое другое. Такого рода информация совершенно уникальна, и ее невозможно найти нигде, кроме как в записках людей, принадлежащих к совершенно иной культуре и смотрящих на Россию глазами чужака.
Подобные записки рассказывают не только о стране, по которой путешествует автор, но и о нем самом. Путешественник, как, впрочем, и любой человек, всегда воспринимает окружающий мир сквозь призму стереотипов. Поэтому тексты, написанные почти одновременно, оказываются столь непохожими друг на друга.
Посмотрим же, что увидели в России четыре автора, посетившие страну между 1517 и 1839 годами. Один из них был дипломатом, видевшим в России далекую экзотическую страну, другой - торговым представителем, интересующимся в основном политикой и экономикой, третий мечтал просветить Россию, поэтому будущее этой страны он представлял в розовых красках, а четвертый - профессиональным литератором, наблюдательным и желчным.
___В мемуарах Герберштейна имелись и карты, и описания солдат и их вооружения, и прочая информация, которую при желании можно было признать шпионской. Но в XVI веке в России еще не было обыкновения видеть шпиона в каждом иностранце с картой
Нравы обитателей экзотической страны
Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн посетил Россию дважды - в 1517 и в 1522 годах, проведя в ней в общей сложности девять месяцев. Герберштейна прославили не успехи на дипломатическом поприще, которые были довольно скромными, а изданная на латинском языке книга Rerum Moscoviticarum Commentarii ("Записки о московских делах"), впервые вышедшая в 1549 году, а затем выдержавшая огромное число переизданий.
Многие экскурсы и наблюдения Герберштейна непосредственно связаны с актуальными проблемами европейской политики. Например, в самом начале книги он довольно подробно рассказывает о происхождении титула "царь", принятого Иваном IV в 1547 году, за два года до выхода "Записок о московских делах".
Эта тема была очень болезненной. Дело в том, что царским титулом обладал только император Священной Римской Империи германской нации (а также казанский и астраханский ханы). Принятием царского титула Иван IV претендовал на более высокое положение, чем датский, английский, французский, польский, шведский короли. Понятно, что Европа не спешила признавать этот титул и старалась его игнорировать. Именно в этом контексте следует рассматривать попытку Герберштейна объяснить появление царского титула коммуникационной ошибкой. Герберштейн пишет, что на русском языке слово czar значит то же, что король, а в других славянских языках в этом значении используются слова kral, kyrall или koroll, в то время как czar (caesar) является наименованием императора. Оказавшись в Европе, русские переводчики услышали, что "царь" куда главнее, чем "король", и решили, что их царь главнее всех.
Герберштейн пишет о Московии как об экзотической стране. В его книге масса занятных наблюдений над бытом жителей России. Он рассказывает обо всем: о церковной жизни (исповеди, крещении, праздниках), о способах заключения брака, о зверях, обитающих в Московии, о городах, монастырях, промыслах, обычаях и т. д. Вот, например, что он пишет о семейной жизни московитов: "Любовь между супругами по большей части умеренна, в особенности у мужей именитых и знатных. Это происходит оттого, что они женятся на девушках, которых раньше никогда не видели, а затем, занятые государевой службой, вынуждены бывают покидать жен и в это время пятнают себя позорными связями на стороне".
Вообще, описывая долю русской женщины, Герберштейн не жалеет черной краски: "Они (московиты) не верят в честь женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки; все домашние работы считаются делом рабов".
Именно у Герберштейна впервые приведена ставшая впоследствии популярной байка про то, как немец женился на русской девушке. Вскоре молодая жена стала выражать недовольство мужем. Она жаловалась, что у нее до сих пор нет "знаков любви", то есть следов от побоев. "Таким образом, немного спустя,- меланхолически продолжает свой рассказ Герберштейн,- он весьма крепко побил ее и признавался мне, что после этого жена ухаживала за ним с гораздо большей любовью. В этом занятии он упражнялся затем очень часто и в нашу бытность в Московии сломал ей, наконец, шею и ноги".
Любопытно, что, по мнению Герберштейна, в России было довольно легко получить развод: "развод они (московиты.- "Деньги") допускают и дают разводную грамоту, однако тщательно скрывают это". Этот рассказ кажется фантастическим, хотя можно догадаться, какая реальность за ним стоит. По всей видимости, австрийский дипломат знал о разводе Василия III с Соломонией Сабуровой, ее насильственном постриге и последующей женитьбе царя на Елене Глинской и воспринял эту историю как нечто типичное, а не экстраординарное.
___Английские купцы имели в Москве собственный офис и постоянных представителей, которые написали немало занятных мемуаров / Фото: Виктор Великжанин
Довольно экзотические сведения сообщает Герберштейн о российских законах. Он утверждает, например, что в Московии смертная казнь применяется очень редко: "Даже скотоложцы и те не подвергаются смертной казни".
Провести границу между реальностью и национальным стереотипами часто оказывается невозможно. Весьма колоритно Герберштейн описывает, как ведут себя спасающиеся бегством воины разных национальностей: "Московит, как только пускается в бегство, не помышляет уже ни о каком ином спасении, кроме как бегством; застигнутый и пойманный врагом, он не защищается и не просит пощады. Татарин же, сброшенный с лошади, даже тяжело раненый, как правило, отбивается руками, зубами, вообще пока и как может до последнего вздоха. Турок, видя, что лишился всякой помощи и надежды на спасение, покорно просит пощады, бросив оружие и протягивая победителю сложенные вместе руки, чтобы тот связал их".
Трудно сказать, на чем основываются эти обобщения Герберштейна. Но вот что ни минуты не вызывает сомнения, так это рассказ Герберштейна о том, что состоятельный человек никогда не будет ходить пешком и даже в соседний дом поедет на лошади или в крайнем случае поведет ее под узцы: "Правда, зимой, когда лошади скользят по обледенелым дорогам, это правило может нарушаться, и на небольшие расстояния люди начинают ходить пешком". Понятно, что подобные описания не исчерпывают русскую жизнь XVI века. Перед нами набор случайных ярких картинок, которые бросились в глаза стороннему наблюдателю.
___Австрийский посол Сигизмунд Герберштейн поместил в своей книге о Московии собственный портрет в одежде, которую ему подарил Василий III
Записки делового человека
В середине XVI века англичане, соперничая с испанцами и португальцами за господство на море, пытались попасть в Тихий океан через северные моря. Утопичность этой идеи сейчас очевидна: даже во времена атомных ледоколов путешествие по Северному морскому пути - это все еще приключение. Однако британцы трудностей не боялись, и в 1553 году лондонские купцы во главе с мэром Лондона Джорджем Барном собрали 6000 фунтов стерлингов и снарядили три корабля, которые должны были найти новую, не контролируемую испанцами и португальцами дорогу в Индию и Китай.
Путешествие было неудачным, два корабля почти сразу утонули, а зато третий смог достичь земли и даже войти в устье крупной реки. Однако эта река оказалась Северной Двиной, и попасть через нее в Индию или Китай было довольно сложно. Но северный путь в Московию был открыт - началась эпоха активной торговли между Англией и Россией. В Лондоне появилась "Московская компания" английских купцов, от членов которой осталось довольно много записок и мемуаров. А поскольку купцы были трезвомыслящими практиками, то никаких общих рассуждений в этих записках мы не обнаружим - только факты, наблюдения, описания дорог, цен, ярмарок и т. д.
___В мемуарах Герберштейна имелись и карты, и описания солдат и их вооружения, и прочая информация, которую при желании можно было признать шпионской. Но в XVI веке в России еще не было обыкновения видеть шпиона в каждом иностранце с картой
Наиболее интересным из английских торговых посредников-мемуаристов был Джером Гарсей, который с небольшими перерывами находился в России с 1573 по 1591 год. Его жизнь в России - это отдельная детективная история, в которой были и тайная миссия, когда Гарсею удалось привести из Англии 13 кораблей с различными стратегическими материалами, необходимыми для продолжения Ливонской войны, и доставка для царицы Ирины английской повитухи, которую арестовали в Вологде, решив, что иностранку не следует допускать до интимных подробностей царского быта, и многое другое.
Для Гарсея Московия - не экзотическая страна, странные нравы которой могут представлять интерес для читателей, а место, где ему приходится вести переговоры, заключать сделки и представлять интересы оказавшихся в России англичан. И предмет его книги - не описание нравов и пейзажей, а рассказ о событиях и той выдающейся роли, которую он сам в них играл.
Гарсей утверждал, например, что ему удалось уговорить царя не наказывать пленных шотландских наемников, взять их к себе на службу и использовать против татар. В итоге довольны были все. "Двенадцать сотен этих солдат,- писал Гарсей,- сражались с татарами успешнее, чем двенадцать тысяч русских с их короткими луками и стрелами. Крымские татары, не знавшие до того ружей и пистолей, были напуганы до смерти стреляющей конницей, которой они до этого не видели... Это очень развеселило царя".
Колоритно описывает Гарсей и свое путешествие в Англию. Он был должен доставить английской королеве письмо Ивана IV с просьбой прислать порох, селитру, медь, свинец и прочие военные материалы. Это письмо следовало провезти через Ливонию, для войны с которой все эти материалы и были нужны. Царское письмо было спрятано в двойном дне деревянной фляги с водкой, которая крепилась под гривой лошади. Причем фляга была явно дешевая, чтобы на нее никто не позарился. Перейдя в Ливонию, Гарсей выдал себя за англичанина, который "рад был выбраться из долины несчастий, какой является страна московитов". После многих приключений фляга с письмом и сопровождающий ее Гарсей добрались до английской королевы, которая прислала-таки в Россию 13 кораблей с необходимыми материалами.
Гарсей изо всех сил пытается быть объективным. Эмоциональные характеристики если и появляются, то сразу уравновешиваются фактическими выборками и справками. Так, рассказав о последних днях жизни Ивана Грозного и его смерти, Гарсей сообщает об откровенной радости московской знати по этому поводу: "Митрополиты, епископы и другая знать стекались в Кремль, отмечая как бы дату своего освобождения. Это были те, кто первыми на Святом Писании и на кресте хотели принять присягу и поклясться в верности новому царю, Федору Ивановичу". Затем следует подробнейший рассказ о том, как после смерти царя стрельцы взяли под свой контроль улицы города, как опечатали казну и следили за порядком. А рассказав об этом, он вспоминает, что следует быть объективным и приводит целую аналитическую записку, посвященную царствованию Ивана Грозного.
Джером Гарсей был деловым человеком и к объективности своих рассказов относился очень серьезно, стараясь не провраться.
___В мемуарах маркиза де Кюстина обычно видят антироссийский памфлет, однако в них с тем же успехом можно видеть и гимн национальной самобытности
Записки идеалиста
В 1820 году три англичанина предприняли путешествие из Санкт-Петербурга в Москву, а оттуда в Крым и на Кавказ. Эти англичане были сотрудниками Британского и иностранного библейского общества. Они приехали в Россию, чтобы организовать перевод Библии на языки народов империи, и хотели лучше представить себе жизнь тех, для кого им предстояло трудиться.
Один из этих англичан - Эбенизер Гендерсон - издал книгу об этом путешествии. Он был полиглотом, поэтому в своих путешествиях имел возможность общаться с русскими, татарами, армянами и евреями, не прибегая к помощи переводчика.
Основная ценность мемуаров Гендерсона - уникальные сведения о деятельности в России библейских обществ, а также весьма проницательные наблюдения над религиозной жизнью народов, населявших Россию. При этом бросается в глаза поразительная благожелательность, с которой он описывает то, что видит.
Гендерсон воспринимает себя и своих коллег как людей, которые несут в Россию Писание и таким образом преобразуют эту далекую страну. И описывает Россию как страну будущего, а не прошлого. В его записках нет места "свиным харям" и "кувшинным рылам", которых мы найдем у писавшего в те же годы Гоголя. Встреченных им должностных лиц он или вообще не упоминает, или же характеризует их как людей достойных, прекрасных, образованных и преданных своему делу.
Следует, впрочем, сказать, что наших путешественников сопровождал правительственный почтмейстер, "вооруженный шпагами и пистолетами", который обычно ехал впереди и готовил общественность к встрече гостей. А из окна кареты, сопровождаемой почтмейстером с пистолетом, как из окна машины с мигалкой, Россия кажется самой прекрасной страной в мире.
В Калуге для путешественников была организована экскурсия в новую тюрьму, в которой, по наблюдениям мемуариста, "поддерживаются столь замечательный порядок, чистота и дисциплина, что почти наверняка она могла бы служить образцом для тюрьмы, которую намерено соорудить Санкт-петербургское тюремное общество". Почти для всех городов Центральной России, через которые проезжают путешественники, Гендерсон находит добрые слова.
___В историю России Джером Гарсей вошел не только как автор содержательных мемуаров, но и как человек, умудрившийся в разгар Ливонской войны организовать доставку английского пороха и других стратегических материалов
Когда путешественники приближались к Торжку, "солнце в совершенном великолепии отражалось в золоченых его шпилях, придавая ему облик, намного превосходивший все, что мы ожидали увидеть в сельской местности". Город Тверь "считается одним из самых красивых городов империи, будучи правильно застроен кирпичными зданиями". Малоярославец "весьма живописно расположен на вершине крутого холма на восточном берегу реки Лужи и будет всегда памятен в летописях Европы как место, где Наполеон проиграл первую свою битву". В Калуге "улицы проложены в правильном порядке, дома в общем имеют приличный вид" и т. д.
При чтении записок Гендерсона вспоминаются анекдоты про оптимистов и пессимистов. Гендерсон - просто-таки хрестоматийный оптимист. Он пишет, например, что, как правило, дома ямщиков "обустроены в лучшей степени, чем у других крестьян", и никогда не скажет, что что-то плохо или "обустроено" в худшей степени.
Поскольку путешественник занимался организацией и распространением переводов Писания, его очень интересовала грамотность населения и его готовность читать Библию. И картинка вновь оказывается идиллической. "Наш хозяин,- пишет он о ямщике,- оказался образованным человеком и обладателем нескольких книг религиозного содержания... Так велик был интерес, вспыхнувший в нем к славянскому и русскому Новому Завету, который мы вручили ему, и так не терпелось ему познакомиться с его содержанием, что он просидел большую часть ночи, читая вслух".
Единственное, что Гендерсон постоянно критикует, так это дороги, что не удивительно: поездка по Северу России была начата весной, и путешественники испытали на себе все прелести весенней распутицы. Но на общем фоне дороги кажутся мелочью, и под пером Гендерсона Россия предстает страной честных чиновников, счастливых крестьян, чистых и ухоженных городов, комфортабельных тюрем и отвратительных дорог.
___Постоялые дворы, организация курьерской почты и скорость передвижения по зимним дорогам привлекали внимание многих мемуаристов
Обличитель по недоразумению
Путешествие по России маркиза Астольфа де Кюстина было заказано и отчасти оплачено, поскольку ожидалось, что он прославит Россию как страну, противостоящую разного рода революциям. И для этого имелись основания. Его отец и дед погибли на гильотине, остальные родственники числились контрреволюционерами. Такое происхождение делало литератора и путешественника желанным гостем в любом салоне антиреволюционной направленности. Николай I с большим энтузиазмом отнесся к идее, что французский писатель совершит вояж по России и напишет о ней восторженную книгу. Прием, оказанный маркизу в Петербурге, был авансом за панегирики, которых от него ждали, но так и не дождались.
Кюстин путешествовал по России примерно так же, как современный европеец путешествует по Ирану. Россия для него - это в некотором роде страна-изгой, сильное государство с жесткой идеологией, страна, чья армия два десятилетия назад была в Париже, страна, воспринимаемая как угроза. Предполагалось, что читатели разделяют такой взгляд на Россию.
"Их цивилизация,- писал Кюстин,- одна видимость; на деле же они безнадежно отстали от нас и, когда представится случай, жестоко отомстят нам за наше превосходство". Европейским читателям подобные сентенции щекотали нервы, а русские, любящие осознавать свое могущество, имели все основания тайно радоваться.
Нарисованные Кюстином картинки амбивалентны. Их можно воспринимать и как гимн национальной самобытности, и как жесткий антироссийский памфлет. Россию он описывает с позиций последовательного антизападника. Его радует все первобытное, исконно-посконное и раздражает цивилизация. Кюстин с восторгом пишет про античные профили крестьянок и первобытную красоту крестьян. "Национальное для общества,- на разные лады повторяет он,- то же, что природное для местности; существуют первобытная краса, сила и безыскусность, которые ничто не может заменить".
При этом все, что появилось в России благодаря петровским преобразованиям, кажется ему искусственным и фальшивым. Его характеристика петербургской архитектуры совершенно убийственна: "Калмыцкая орда, что разбила лагерь в лачугах, окружив скопление греческих храмов; греческий город, спешно возведенный для татар, словно театральные декорации, декорации блистательные, но безвкусные, призванные обрамлять собою подлинную и ужасную драму,- вот что сразу же бросается в глаза в Петербурге".
Его характеристики того направления развития страны, которое задал Петр I, беспощадны. Образ медведей, которых по прихоти Петра нарядили обезьянами, проходит через всю книгу.
Книга "Россия в 1839 году" полна комплиментов в адрес Николая I. Кюстин хвалит царя за то, за что вообще-то его принято ругать. Он считает совершенно разумным отказ от либерального курса Александра I и ждет от российского императора следующего шага - отказа от петровской идеи европеизации: "Император Николай первым начинает идти против течения, возвращая русских к самим себе. Мир придет в восхищение от подобного предприятия, когда поймет, сколь мощный и несокрушимый ум замыслил его".
Теоретически можно было бы представить себе ситуацию, что Николай I воспримет книгу как комплимент и цитаты из записок Кюстина станут украшать патриотические книги. А подходящих цитат у Кюстина очень много. Но этого не случилось.
Царь был обижен и возмущен, "Россию в 1839 году" запретили, а на автора обиделись все - и государственники, и оппозиционеры, и славянофилы, и западники. "Книга г. Кюстина,- писал Федор Тютчев,- служит новым доказательством того умственного бесстыдства и духовного растления... благодаря которым дозволяют себе относиться к самым важным и возвышенным вещам более нервами, чем рассудком". И даже Герцен высказал досаду по поводу того, что "чужой дотронулся до больного места".
По-русски книга Кюстина была издана только после революции, но перевод был, мягко говоря, странным. Русская версия была в несколько раз короче оригинала, и из нее было исключено все хорошее, что Кюстин писал о России. Изящные записки французского путешественника были превращены в незатейливый памфлет против российского самодержавия. Характерно, что авторское название "La Russie en 1839" было переведено как "Николаевская Россия". Именно эта версия текста сформировала представление русских читателей о книге Кюстина. А перевод полного текста этой книги увидел свет лишь в 1996 году.
Воспоминания иностранцев редко оставляют местных жителей равнодушными. Комплименты иноземцев с гордостью повторяются, а критические замечания списываются на то, что иноземцы ничего не понимают в российской действительности и вообще ненавидят все русское. Но равнодушными такие записки оставляют очень немногих.
Александр Кравецкий
«Коммерсантъ Деньги», №51, стр.46, 26 декабря 2016