СССР и мир. От разрухи к Победе #2 Пакт Молотова-Риббентропа / начало
Ещё о внешней политике СССР, в т.ч. о пакте Молотова-Риббентропа
СССР в большой политической игре (часть 2)
Мифология и фактология советской цивилизации
Официально проповедуемая идеология коммунизма не помешала СССР проявить инициативу в установлении контактов с Германией после вступления 6 ноября 1936 г. Италии в германо-японский союз. Не успели ещё высохнуть чернила на Антикоминтерновском пакте, а Сталин в декабре 1936 г. в обход НКИД посылает в Берлин в качестве своего личного представителя советского торгпреда Давида Канделаки. ©Другие части
Молотов подписывает Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, за ним Риббентроп и Сталин, 23 августа 1939
Но предварительно Сталин получил 2 декабря 1936 г. «Проект постановления ИККИ (Исполкома Коминтерна) о роспуске КПП (компартии Польши)», на котором собственноручно начертал резолюцию: «С роспуском опоздали года на два (то есть после подписания польско-германского соглашения в 1934 г. - В.А.). Распустить нужно, но опубликовывать в печати, по-моему, не следует» (Вопросы истории». 1988. № 12. С. 52). Очевидно, разочарование Сталина в деятельности польской и входящих в неё западно-украинской и западно-белорусской компартий, в которых к тому же имело место свободомыслие, явилось причиной такого шага.
Но роспуска КПП тогда не последовало, как не последовало сворачивания политики на укрепление сотрудничества с Западом, которую проводил НКИД во главе с Литвиновым. Просто был обозначен ещё один вектор во внешней политике, направленный на сближение с Германией, с целью заключения соглашения с ней, о чём говорил Сталин на одном из заседаний Политбюро. Объясняется такая двуликая политика стремлением утвердиться в эпицентре тогдашнего мира, каковым была Европа, независимо от того, с каким дьяволом придётся идти на сделку. Так как официальная позиция СССР, проводимая наркоматом иностранных дел, заключалась в создании антифашистского блока, то это второе (антизападное) направление курировали Сталин и Молотов по линии НКВД, во главе которого был поставлен Н.И. Ежов, сменивший Г.Г. Ягоду. Как отмечает Вальтер Кривицкий: «Ежов, в молодости рабочий-металлист, был воспитан в сталинском духе. Этот организатор печально знаменитых чисток был человеком недалекого ума. Любой свой вопрос он нёс к Сталину и все, что говорил ему Хозяин, повторял слово в слово, а затем претворял в дело» (Вальтер Кривицкий, «Я был агентом Сталина»: записки советского разведчика. М., 1991).
О визите Канделаки сам В. Кривицкий, неожиданно получивший указание Центра в декабре 1936 г. «заморозить» всю советскую агентурную сеть в Германии, узнает как раз через эту сеть. По его сведениям на переговорах советского торгпреда с имперским министром Я. Шахтом было выработано предварительное соглашение, с текстом которого и в сопровождении резидента Иностранного отдела ГУГБ (ОГПУ) Канделаки прибыл в апреле 1937 г. в Москву и даже был награждён орденом Ленина. Стороны были близки к соглашению. В конце января 1937 г. Канделаки сообщал Сталину, что в соответствии с полученной от него директивой, сделал Шахту заявление по поводу предложения немцев о политических переговорах с ними. «Шахт, выразив удовлетворение нашим ответом, наметил тогда же порядок переговоров и указал, что они начнутся в ближайшие дни, после того как им будет доложен германскому правительству наш ответ». Но, как следует из переписки Шахта с министром иностранных дел Германии Константином Нейратом, фюрер не пошёл на переговоры, посчитав их попыткой русских использовать их для получения дивидендов от Франции и Англии. При этом даже отмежевание советского правительства от Коминтерна для него не имело значение. «Совсем другое дело, если ситуация в России будет развиваться и дальше в направлении абсолютного деспотизма на военной основе. В этом случае мы, конечно, не упустим случая снова вступить в контакт с Россией» (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2009. С. 89).
Канули в лету времена, когда Москва использовала Берлин в своих интересах. Теперь роль Германии усилилась настолько, что она не нуждалась в поддержке Москвы, даже в качестве шантажа западных демократий, противостоять которым Гитлер рассчитывал при помощи Польши, в отношении которой он по-прежнему разыгрывал антисоветскую карту. В феврале 1937 г. Герман Геринг, двоюродный брат которого Герберт был заместителем Шахта и принимал участие в переговорах с Канделаки, убеждал Рыдз-Смиглого в том, «что обеим странам угрожает опасность со стороны России независимо от того, является ли она коммунистической, монархической или либеральной, и что в этом отношении интересы Польши и Германии едины» (см.: Краткая история Польши с древнейших времен. М., 1993).
Не в пользу СССР складывалось и противостояние в Испании. Победа Франко была предопределена с образованием в апреле 1937 г. Испанской фаланги, объединившей все национальные силы этой страны. Аналогичные попытки объединить все интернациональные силы Испании, предпринятые Москвой, привели к мятежу в Барселоне в мае 1937 г. партии ПОУМ, образцово спровоцированному и подавленному резидентом Иностранного отдела НКВД А. Орловым (Л.Л. Фельдбиным). Эта партия осуждала бюрократизацию и политические судебные процессы в СССР, в чём была солидарна с Л.Д. Троцким, хотя и не являлась троцкистской. Сам Троцкий был объявлен главным виновником последовавших после этого поражений на фронтах. Тогда же было принято решение о его физическом устранении, что было поручено тогдашнему заместителю начальника Иностранного отдела НКВД Шпигельглазу, который тогда в 1937 году провалил это задание. Только с третьей попытки в августе 1940 г. Троцкий был убит, но он успел создать в 1938 г. антисталинистский IV Интернационал, что знаменовало тяжелейший кризис, если не полное банкротство, международного коммунистического движения (Вадим Роговин. «Мировая революция и мировая война», Судоплатов П.А. «Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля». М., 1996. С. 77)
Это развязало руки Гитлеру в австрийском вопросе. В ходе разработки военной операции (план «Отто») на случай осложнения ситуации с присоединением Австрии, Гитлер в директиве о единой подготовке Вермахта от 24.06.1937 указывает на необходимость быть готовым начать войну против Франции и союзной ей Польши. Не рассматривался как серьёзный противник Советский Союз, куда из Берлина, через посредничество Э. Бенеша, в начале мая 1937 г. попали документы о существовании «заговора в Красной Армии». Эти зёрна упали на благодатную землю. Красная Армия после ликвидации политической оппозиции оставалась единственной реальной силой, которая пусть и гипотетически могла угрожать власти Сталина. Поэтому из пяти маршалов в живых остались только знакомые ему по совместной работе в прошлом и лично преданные ему К.Е. Ворошилов и С.М. Будённый. Не избежала репрессий и связанная с армией разведка. Если согласится с реальность «заговора Тухачевского», то логично признать, что вместо противопоставления Вермахта Гитлеру, Сталин сам получил противостояние руководства собственной армии.
Возможно, свою роль в армейских репрессиях сыграли неудачи на Дальнем Востоке, где набирающая силу Япония вытеснила Москву из Кореи, Китая и даже стала угрожать Монголии. Вероятно, это и учитывала директива Гитлера от 24 июня 1937 г., в которой отмечалась «недостаточная военная готовность… России» (Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документы и материалы. Т.:I. Подготовка и развертывание нацистской агрессии в Европе. М., «Наука», 1973 г. С. 202). К середине 1937 г. японцы оккупировали Северный и Центральный Китай, а поэтому Сталин заставил Красную Армию этой страны пойти на соглашение с Гоминданом. Но и это не спасло её от поражения и отхода к советским границам. В 1936-1937 гг. происходит ряд столкновений японцев с советскими пограничниками и армейскими частями. Вот тогда СССР и стал готовиться к войне на Дальнем Востоке, для чего 173 тысячи корейцев было выселено в 1937 г. с Дальнего Востока в Казахстан и Узбекистан (Газ. «Аргументы и факты» от 15 мая 2002).
Для реализации дальневосточных планов необходима было нормализация отношений с Германией. Поводом для этого могла стать так называемая «немецкая операция НКВД», начатая на основании решения Политбюро от 20 июля 1937 г. об аресте немцев, работающих «на военных, полувоенных и химических заводах, на электростанциях и строительствах во всех областях», и приказа НКВД № 00439 от 25 июля. Но Гитлер оставляет гласом вопиющего в пустыне заявление 30 июля 1937 г. советского посла в Берлине Юрьева Вейцзекеру о желании установить хорошие отношения с Германией. Это отразилось на судьбе более 55 тыс. чел., осужденных в ходе «немецкой операции НКВД» в 1937-1938 гг., из которых этнических немцев было 38% (Охотин Н.Г, Рогинский, А.Б. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937-1938 гг.).
Более того, Гитлер даёт распоряжение прервать тайные переговоры с представителями Сталина, и Канделаки возвращается в Москву, где был арестован 11 сентября 1937 г., а летом 1938 года расстрелян. В ноябре 1937 г. в Москве было принято решение о ликвидации лидера украинских националистов Е. Коновальца, делавшего ставку на фашистов. Его убийство было осуществлено в Роттердаме 23 мая 1938 г. Павлом Судоплатовым, который план операции по ликвидации Коновальца лично докладывал Сталину в том же ноябре 1937 г. В это же время полным ходом шла физическая ликвидация западно-украинских просвещенцев (большинство из них были расстреляны в ноябре 1937 в урочище Сандармох в Карелии). И причиной тому стали неудачи политики в отношении Варшавы, в которой с ноября 1937 г. по июнь 1938 г. даже отсутствовал полпред СССР. Объяснялось это усилившимся польско-германским сближением, которое было необходимо Гитлеру в свете подготавливаемого аншлюса Австрии. В ноябре 1937 г. Геринг заявил посетившему Берлин вице-министру иностранных дел Польши Я. Шембеку, что Германии «нужна сильная Польша», которая вправе иметь выход к Черному морю.
Репрессиями Сталин убивал сразу двух зайцев. Кроме расправы над своими оппонентами (явными и мнимыми), он возлагал на «врагов народа» вину за провалы во внешней политике. Поэтому «Большой террор» стал важной частью «большой политической игры», концепция которой была окончательно сформирована к этому времени. Именно поэтому репрессии были увязаны с нагнетанием военного психоза в связи с внешней военной угрозой, которую создали на международной арене, в том числе неудачи Сталина, не сумевшего создать положительный имидж страны как сильной цивилизованной державы, с которой необходимо считаться. Не случайно все расстрелянные обвинялись в измене и шпионаже в пользу различных иностранных держав, естественно угрожающих миру. А так как объявленные Москвой агрессоры и жертвы в этой войне менялись несколько раз местами, то не надо искать причины связи жертв поощряемой шпиономании с конкретными государствами. Не случайно на ХVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. Сталин заявил, выдавая желаемое за действительное, что новая империалистическая война идёт «уже второй год», то есть начал отсчет её с того же 1937 года (Материалы 18-го съезда ВКП(б)) .
Польша заранее была проинформирована немецкой стороной о готовящемся воссоединении Австрии с Германией. Принимая в январе 1938 г. министра иностранных дел Польши Бека, в контексте интересов Германии в отношении Австрии, он подчеркивал, что ликвидация большевизма является первейшей задачей его политики. Бек ответил заверением в стремлении польского правительства «сохранить с Германией дружеские отношения, и продолжить политику маршала Пилсудского». 23 февраля 1938 г. Геринг уверял генерального инспектора Войска Польского маршала Э. Рыдз-Смиглу, что Польша и Германия образуют единый бастион против большевизма, из чего, по мнению генерал- фельдмаршала, следовало: «поражение Польши в эвентуальном польско-советском конфликте… неизбежно повлекло бы за собой большевизацию Германии».
Польша попыталась воспользоваться этой ситуацией, заручившись поддержкой Германии во время польско-литовского дипломатического конфликта весной 1938 г. после инцидента 11 марта 1938 г. на польско-литовской границе, накануне вступления немецких войск в Австрию. Воспользовавшись аншлюсом Австрии 13 марта 1938 г. (формально был закреплён плебисцитом 10 апреля 1938 г.), Варшава 17 марта выдвинула свои войска к литовской границе и предъявила ультиматум Литве с требованием установления дипломатических отношений и отказом Литвы от признания своей столицей г. Вильнюса, аннексированного Польшей ещё 9 октября 1920 года. Это привело к дипломатическому столкновению с СССР, со стороны которого последовало заявление о недопустимости разжигания польско-литовского конфликта. Литвинов трижды (16,18 и 20 марта) встречался с польским послом В. Гжибовским, а 18 марта с литовским посланником, которому посоветовал частично уступить силе и согласиться с установлением дипломатических отношений с Польшей.
Успешное завершение этого конфликта позволило заместителю наркома иностранных дел В. Потёмкину заявить по горячим следам о чуть ли не главной роли СССР в его урегулировании. Но основная заслуга в погашении польско-литовского конфликта принадлежала всё же Гитлеру, не позволившему Москве сыграть здесь главную роль и оккупировать Литву полякам, убравшим из ультиматума второй пункт (о Вильнюсе). Германия оказалась и единственной выигравшей территориально от этого конфликта стороной. Мало того, что под это дело она заняла в марте 1938 г. Австрию, так через год после этих событий она получила Клайпеду (Мемель) уже от самой Литвы (Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941. М., 2000).
События весны 1938 г. заставили советскую сторону форсировать принятие военного плана стратегического развертывания советских войск, который был представлен начальником штаба Красной Армии Б.А. Шапошниковым в памятной записке б/н наркому обороны К.Е. Ворошилову уже 24 марта 1938 года. Он предусматривал активные боевые действия Красной Армии не только на западной, но и на всей огромной южной границе, за исключением участков, граничащих с Афганистаном и Ираном (что объяснялось трудностями их покорения, в чем Москва убедилась воочию к началу 1930-х гг., и нежеланием конфликта с Великобританией из-за этого второстепенного региона). Главными целями плана Шапошникова от 24 марта 1938 года был разгром польских и немецких войск в Западной Белоруссии, для чего планировался удар группировкой свыше 70 дивизий «по обоим берегам р. Немана с задачей разгрома сосредоточивающихся здесь германо-польских сил с выходом наших главных сил в район Вильно - Гродно - Волковыск - Новогрудок - Молодечно» (первый вариант), или в Западной Украины, для чего те же 70 с лишним дивизий сосредотачивалась уже к югу от Полесья с задачей нанесения удара «на фронт Луцк - Львов, имея в виду главными силами выйти в район Ковель - Львов - Броды - Дубно» (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2009. С. 381-392).
Вероятно, под влиянием польско-литовского конфликта в марте 1938 г. основным вариантом рассматривался первый. Этот конфликт был прекрасным поводом для оказания под флагом помощи жертве фашистско-польской агрессии (Литве, где из всех прибалтийских республик советское влияние было наибольшим), а заодно и для начала освобождения (оккупации) западно-белорусских земель. Но при этом стратегическое развертывание наших главных сил (тот же ударный кулак свыше 70 дивизий) к югу от Полесья (второй вариант), при активной обороне к северу от него (для чего в таком случае там оставлялось всего 30 дивизий) «могло быть осуществлено сразу, или в ходе начавшегося сосредоточения, не позднее 10-го дня мобилизации, для своевременного поворота потока эшелонов на Юго-Запад», как пишет Шапошников в той же своей записке наркому от 24 марта 1938 года. К такому решению может привести развитие «событий в Средней Европе («если фашистский блок нанесет удар Чехословакии и главными силами будет оперировать к югу от Полесья», - пишет Б. Шапошников в той же записке) или развертывание главных сил германо-польских армий в Галиции» (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2009. С. 381-392).
В обоих вариантах предполагался международный конфликт, в котором оказывались вовлечёнными наряду с Польшей и Германией по одну сторону, также СССР, Франция и Великобритания и все восточноевропейские страны от Финляндии до Турции. При этом в противостоянии СССР с Польшей и Германией предполагался если не совместное выступление с Западом, то его благожелательный нейтралитет, что заставит Германию держать часть вооружённых сил на Западе, и это отмечено Шапошниковым. Только в этом случае его план имел шансы на успех. Именно поэтому оба варианта советского плана развёртывания, не выходили за линию Керзона, предложенную в своё время Западом как граница между СССР и Польшей, если не считать удара на Люблин, предусмотренного вторым вариантом в силу военной необходимости. Международный конфликт был стержнем «большой политической игры» Сталина, хотя Гитлер, только что присоединивший Австрию, не собирался в это время воевать ни с СССР, ни с Западом, что подтверждается отсутствием у него каких-либо военных планов в это время, а в отношении прибалтийских государств они вообще никогда не существовали.
Чем хороши военные планы, так это тем, что они избавлены от необходимости разъяснять причины, по которым возникла война. В них нет необходимости доказывать справедливость войны и тех или иных военных действий, а самое главное - общий план развёртывания вооружённых сил не раскрывает истинные цели, которые хочет достигнуть политическое руководство страны посредством войны, которая, как известно, является продолжением политики, только другими средствами. Для этого существуют планы отдельных операций, какой мы имеем на примере Финляндии, сосредоточение против которой войск Ленинградского военного округа с входящей в него Карелией, не учитывается в плане Шапошникова. Это не только обеспечивает соблюдение секретности, но и даёт возможность изменять сами политические цели и задачи (путём отмены одних планов операций и введения в действие других). Естественно, для всех направлений, упоминаемых в общем плане должны существовать конкретные планы операций, причём как на случай обороны, так и на случай наступления. Иначе надо признать, что военные едят свой хлеб даром. План Шапошникова предусматривал при необходимости захват или уничтожение баз и флотов прибалтийских лимитрофов (Латвии Эстонии и Литвы) с Финляндией и балканских стран (Румынии, связанной договорными отношениями с Польшей, и к которой СССР также имел территориальные претензии, Болгарии и Турции). Румыния и Болгария являлись сухопутными воротами к черноморским проливам, о которых мечтало не одно поколение российских императоров.
Так что два варианта развертывания советских войск на западной границе, предусмотренные в плане Шапошникова, отражали две основные цели здесь советского руководства, которые отнюдь не ограничивались Западной Украиной и Западной Белоруссией. Установление советского контроля над странами Балтии возвращало России (СССР) господство в Восточной Балтике, а присутствие на Балканах обеспечивало выход в Средиземное море. В то время еще господствовал принцип «кто владеет морем, тот владеет миром», сформулированный в своё время английской дипломатией и доказанный на практике. И явно не только против Германии было направлено принятое в 1938 г. в СССР решение в течение 10 лет построить 15 линкоров, 35 тяжёлых и 20 лёгких крейсеров, 145 лидеров и эсминцев. Позднее эту программу несколько подсократили - за семь лет предстояло построить «всего лишь» шесть линкоров, 21 лёгкий крейсер, 98 лидеров и эсминцев. Несмотря на то, что Гитлер своим вторжением помешал этим грандиозным планам, к июню 1941 г. в СССР всё же имелось 267 подводных лодок, что превышало численность к 1 сентября 1939 г. подводного флота Англии, Германии, Италии и Японии вместе взятых (Марк Солонин. «Есть ли у вас план, товарищ Сталин?» Статья из ж-ла «Эхо планеты» 21.05.2011). Именно на флот возлагались задачи по уничтожению флотов и баз Финляндии, прибалтийских государств, Румынии, Болгарии и Турции и их вероятных европейских союзников.
Естественно такие цели становились реальными только в условиях войны Германии и Японии с Западом, создание которых и должна была обеспечить проводимая Кремлём в «большой игре» дипломатическая политика. Она чётко видна из инструкций, направленных Потёмкиным советскому послу в Париже Я. Сурице в начале апреля 1938 г., из которых следует, что посол должен, «пользуясь нашими дружественными связями с такими журналистами, как Пертинакс, Бюрэ, Табуи и др., организовать антипольскую кампанию во французской прессе, разъясняя изменническую роль Бека и судьбу, ожидающую Польшу, если она и дальше пойдет по пути, намеченному Гитлером… Германия рассчитывает на Данциг и Мемель, Польша на Литву, Латгалию и даже Либаву. Вполне правдоподобно, что Гитлер разжигает эти аппетиты Польши. Расчет его достаточно ясен. О нем говорил в свое время тов. Сталин Лавалю, в бытность последнего в Москве. Гитлер учитывает неизбежность разгрома Польши нашими войсками. Когда мы займем некоторые области Польши, Германия сделает то же самое со своей стороны. Фактически, выполняя план Германии, Польша готовит себе четвертый раздел и утрату национальной независимости» (АВП РФ. Ф. 05. О. 18. П. 148. Д. 158. Л. 30. Цит.: «Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941(сборник)». М., 2000).
Содержавшиеся в письме Потемкина инструкции по организации антипольской кампании во французской печати наводят на мысль, что рассуждения о будущей судьбе Польши предназначались в известной мере не только для сведения полпреда и французов. После соответствующей обработки и упаковки эта информация должна была так или иначе достичь и Варшавы, и Берлина. Данное предположение подтверждается фактом публикации во второй половине апреля 1938 г. статьи В. Гальянова (псевдоним Потемкина) «Куда идет Польша», в которой почти дословно, а в чем-то даже более явно, чем в письме Сурице, высказывались прогнозы относительно будущего развития событий на границах СССР. Их квинтэссенцией стал, несомненно, следующий пассаж: Гитлер хочет спустить Польшу против Советского Союза… чтобы двинуть и свои полки на польскую территорию. Гитлеру нужно, чтобы Польша была стерта в прах между двумя жерновами. …Гитлер готовит Польше четвертый раздел» (Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941 М., 2000).
И это была не пустая угроза, если учесть имеющиеся сведения о попытках Москвы именно в это время вызвать Гитлера на переговоры через Финляндию по линии НКВД, несмотря на прекращение в марте 1938 г. переговоров о предоставлении Москве кредита. К этим попыткам относится и неофициальное предложение в апреле 1938 г. финскому правительству соглашения, гарантировавшего «экономическое сотрудничество с Советским Союзом с учетом обоюдных интересов в Скандинавии и Европе в обмен на подписание Пакта о ненападении, экономическом и военном сотрудничестве в случае агрессии третьей стороны». Это предложение носило секретный характер и делалось через резидента НКВД в Финляндии Рыбкина, который с этой целью, как вспоминает Судоплатов, был вызван в Кремль, где имел встречу со Сталиным и другими членами Политбюро. «Предложение Сталина включало также разделение сфер военного и экономического влияния в Балтийском регионе между Финляндией и Советским Союзом. По указанию Сталина Рыбкин также передал 100 тысяч долларов на создание партии мелких хозяев, которая выступала за нейтральную Финляндию» (Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. М., 1997). Рыбкин во время беседы в Кремле выразил сомнение, что финны согласятся на подписание такого договора, но Сталин подчеркнул, что это зондаж, поэтому предложения должны быть сделаны устно, тайно от советского посла, то есть неофициально.
Тогда же были предприняты попытки найти тайные подходы к маршалу Финляндии Маннергейму, через его бывшего сослуживца по царской армии - графа Игнатьева, перешедшего на службу в Красную Армию ещё в 1920-х годах. В Москве не сомневались, что Маннергейм проинформирует Гитлера о советских предложениях разделения Скандинавии и Европы, которые, прежде всего, и предназначались ему, а не Финляндии, которая согласно предыдущим и последующим планам Москвы должна была войти в сферу советского контроля в случае возникновения войны на западных советских границах, наряду с другими лимитрофами. Тем более, что делить Северо-Восточную Европу без учёта интересов Германии было невозможно и бессмысленно. Так что предложения Москвы, сделанные Гитлеру в августе 1939 г., не были для него неожиданностью. Но тогда, в 1938 г. советский зондаж остался без ответа со стороны Гитлера. А поэтому Москва вполне логично решила извлечь выгоду из конфронтации с Германией, активизировавшись на франко-английском направлении своей «большой политической игры».
План Шапошникова, рассматривавший Литву, наряду с другими прибалтийскими республиками, как театр военных действий, делал вероятным польско-германский союз. А вот для недопущения этого и втягивания в войну западных союзников и предназначались договора о взаимопомощи с Францией и Чехословакией, угроза территориальной целостности которой со стороны Германии была очевидной. Не случайно Чехословакия рассматривается в плане Шапошникова от 24 марта 1938 г. как объект фашистской агрессии. Тем более, что относительно решения судетского вопроса у Гитлера имелся план, носивший кодовое название «Грюн». И хотя он, как и в случае с Австрией, предусматривал военные действия (которые ещё не планировались) только после провала дипломатических усилий, что было подтверждено Гитлером на совещаниях 24 апреля и 20 мая 1938 г., но через несколько часов после последнего совещания чехословацкий президент Э. Бенеш объявил частичную мобилизацию. На следующий день, 21 мая, он занял чехословацкими войсками приграничные с Германией Судеты и отменил здесь муниципальные выборы 22 мая 1938 г., объявленные лидером местных немцев К. Генлейном одновременно плебисцитом о присоединении Судетской области к Германии.
Понимая международный резонанс и неизбежность столкновения в этом случае с Германией, без поддержки извне, на такой шаг Бенеш самостоятельно никогда бы не решился. Ни одна страна мира этот шаг чехословацкого президента не поддержала, кроме Советского Союза. Он пообещал оказание и военной помощи, что следует из отчётов о встрече первого заместителя наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкина с послом Чехословакии в Москве Фирлингером (АВП РФ, ф. 0138, оп. 19, п. 128, д.1, л. 62-63, 65. Приведены в статье Марка Солонина «Судетский кризис. Первая попытка»). Это наводит на мысль, что чехословацкому президенту секретное обсуждение Гитлером чешского вопроса 20 мая 1938 г. было преподнесено, как решение Берлина немедленно расправиться с Чехословакией. Отсюда есть все основания полагать, что майский кризис 1938 г. в Чехословакии во многом спровоцирован позицией Советского Союза, который контролировал Бенеша, пользовавшегося финансовой поддержкой из Москвы через резидента НКВД Петра Зубова, являвшегося чуть ли не главным его неофициальным советником и личным другом Судоплатова (Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1996).
Когда 22 сентября 1938 г. Польша, заручившись поддержкой Гитлера, предъявила свой ультиматум Чехословакии о передачи ей чехословацкой части Тешинской Силезии, Советский Союз уже развернул под видом учений житомирскую и винницкую армейские группы по южному варианту плана развертывания от 24 марта 1938 г. 23 сентября Бенеш, получивший заверения о советской военной помощи, даже не дожидаясь решения Совета Лиги наций, объявил всеобщую мобилизацию, а со стороны НКИД СССР последовала нота правительству Польши с предупреждением о денонсации пакта о ненападении между СССР и Польшей от 25.07.1932 г., в случае перехода польскими войсками чехословацкой границы. Польша в тот же день дала ответ, суть которого сводилась к совету не вмешиваться не в свои дела. Но советская нота была подкреплена дополнительной директивой наркома обороны и Генштаба о приведении в боевую готовность и выдвижении к границе части войск Белорусского особого округа (витебская, в которую входили полоцкая и лепельская военные группы, а также бобруйская армейские группы) и вновь созданного Калининского военного округа.
Информируя 25 сентября 1938 года о своих военных мероприятиях Париж, Ворошилов выдаёт сконцентрированные на западной (польской) границе 30 советских стрелковых дивизий как предназначенные для Чехословакии («Новые документы из истории Мюнхена». М., 1958, с. 103-104, 139-140). На самом деле они были первым эшелоном войск, предназначенных для польской кампании по плану от 24 марта 1938 года. С учётом второго эшелона, общее число советских войск на польской границе достигало предусмотренных этим планом 60 стрелковых, 16 кавалерийских дивизий, 3 танковых корпусов и 22 отдельных танковых бригад, 17 авиационных бригад и др. Эта группировка превышала численность вооруженных сил любой из стран, непосредственно участвовавших в этом конфликте (Германии и Чехословакии) и равнялась численности армий, предназначенных для ведения боевых действий с обеих сторон (армии вторжения у Германии и армии отражения у Чехословакии), вместе взятых. Вот только никаких планов их использования в Чехословакии нет.
Численность войск зависит от решения каких-либо конкретных задач, которые не могли появиться по Чехословакии в связи с невозможностью решения вопроса их прохода через Польшу и Румынию. И в этом свою роль сыграли западные союзники. Судя по позиции, занятой Францией, которая нехотя подтвердила готовность выполнить свои союзнические обязательства перед Чехословакией (что было связано с проходившими в это время выборами и сменой правительства), но ничего не предприняла для этого, она была просто втянута в чужую для неё (советскую) игру. А британское правительство, судя по сообщению германского посла в Лондоне фон Дирксена, после его встречи с Галифаксом 21 мая, вообще «не подтвердило своего желания» участвовать в этой опасной игре. Противодействием этой игре и стала политика западных стран по «умиротворению» Гитлера, которого майский кризис застал врасплох. В самый его разгар Геринг сделал предложение польскому послу в Берлине присоединиться к экономическому бойкоту Праги, который рассматривался тогда в Берлине как единственный способ воздействия на чехов, что подтверждает неготовность Германии к военному решению вопроса Судет.
Директиву на подготовку военной операции с готовностью к 1 октября Гитлер дал только 30 мая 1938 г. Но и тогда он ещё не планировал расчленение Чехословакии. В противном случае ему было бы логичней воспользоваться негласным приглашением к диалогу весной 1938 с СССР. Тем более, что предмет для переговоров был на лицо: Польша (или только восточная её часть) в обмен на Судеты. Но Гитлер на это не пошёл. Не пошли на поводу у Сталина и западные союзники, связанные договорными отношениями с Чехословакией. Если согласиться с мнением многих современных отечественных исследователей, что политика умиротворения началась ещё с начала мая 1938 г., то можно полагать, что данный кризис для Запада был ожидаемым. А это и обусловило неудачу Сталина, который, тем не менее, воспользовался началом «чехословацкого кризиса» для улучшения положения советских войск на самом уязвимом из всего Дальневосточного театра военных действий (ТВД) приморском направлении, откуда ждали возможного наступления японцев, как это следует из плана развёртывания от 24 марта 1938 г. Поэтому, в результате спровоцированного инцидента на оз. Хасан летом 1938 г., советские войска заняли здесь господствующие высоты.
Мюнхенский договор 30 сентября 1938 года фактически вынес приговор Чехословакии и поставил точку в чехословацком кризисе, а также крест на советских планах столкнуть в 1938 г. Западную Европу с Германией и в таких условиях реализовать свои планы. Именно поэтому подписание было осуществлено без участия, не допущенной к договору советской стороны, которая даже не ответила Бенешу на его запрос утром 30 сентября принимать ли ему условия Мюнхена или нет. Объясняется это молчание тем, что без полноценного фронта на Западе СССР не мог осуществить свои военные планы. И только уже задним числом после принятия Прагой условий Мюнхена, СССР осудил этот шаг Э. Бенеша, заявив, что оказал бы помощь Чехословакии даже без Франции. Поэтому этот договор именуется советскими и многими российскими историками не иначе как сговор. Но в таком случае также вполне понятно и логично заявление Чемберлена в Лондоне после подписания этого договора, что он привёз мир Европе.
Продолжение
СССР в большой политической игре (часть 2)
Мифология и фактология советской цивилизации
Официально проповедуемая идеология коммунизма не помешала СССР проявить инициативу в установлении контактов с Германией после вступления 6 ноября 1936 г. Италии в германо-японский союз. Не успели ещё высохнуть чернила на Антикоминтерновском пакте, а Сталин в декабре 1936 г. в обход НКИД посылает в Берлин в качестве своего личного представителя советского торгпреда Давида Канделаки. ©Другие части
Молотов подписывает Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, за ним Риббентроп и Сталин, 23 августа 1939
Но предварительно Сталин получил 2 декабря 1936 г. «Проект постановления ИККИ (Исполкома Коминтерна) о роспуске КПП (компартии Польши)», на котором собственноручно начертал резолюцию: «С роспуском опоздали года на два (то есть после подписания польско-германского соглашения в 1934 г. - В.А.). Распустить нужно, но опубликовывать в печати, по-моему, не следует» (Вопросы истории». 1988. № 12. С. 52). Очевидно, разочарование Сталина в деятельности польской и входящих в неё западно-украинской и западно-белорусской компартий, в которых к тому же имело место свободомыслие, явилось причиной такого шага.
Но роспуска КПП тогда не последовало, как не последовало сворачивания политики на укрепление сотрудничества с Западом, которую проводил НКИД во главе с Литвиновым. Просто был обозначен ещё один вектор во внешней политике, направленный на сближение с Германией, с целью заключения соглашения с ней, о чём говорил Сталин на одном из заседаний Политбюро. Объясняется такая двуликая политика стремлением утвердиться в эпицентре тогдашнего мира, каковым была Европа, независимо от того, с каким дьяволом придётся идти на сделку. Так как официальная позиция СССР, проводимая наркоматом иностранных дел, заключалась в создании антифашистского блока, то это второе (антизападное) направление курировали Сталин и Молотов по линии НКВД, во главе которого был поставлен Н.И. Ежов, сменивший Г.Г. Ягоду. Как отмечает Вальтер Кривицкий: «Ежов, в молодости рабочий-металлист, был воспитан в сталинском духе. Этот организатор печально знаменитых чисток был человеком недалекого ума. Любой свой вопрос он нёс к Сталину и все, что говорил ему Хозяин, повторял слово в слово, а затем претворял в дело» (Вальтер Кривицкий, «Я был агентом Сталина»: записки советского разведчика. М., 1991).
О визите Канделаки сам В. Кривицкий, неожиданно получивший указание Центра в декабре 1936 г. «заморозить» всю советскую агентурную сеть в Германии, узнает как раз через эту сеть. По его сведениям на переговорах советского торгпреда с имперским министром Я. Шахтом было выработано предварительное соглашение, с текстом которого и в сопровождении резидента Иностранного отдела ГУГБ (ОГПУ) Канделаки прибыл в апреле 1937 г. в Москву и даже был награждён орденом Ленина. Стороны были близки к соглашению. В конце января 1937 г. Канделаки сообщал Сталину, что в соответствии с полученной от него директивой, сделал Шахту заявление по поводу предложения немцев о политических переговорах с ними. «Шахт, выразив удовлетворение нашим ответом, наметил тогда же порядок переговоров и указал, что они начнутся в ближайшие дни, после того как им будет доложен германскому правительству наш ответ». Но, как следует из переписки Шахта с министром иностранных дел Германии Константином Нейратом, фюрер не пошёл на переговоры, посчитав их попыткой русских использовать их для получения дивидендов от Франции и Англии. При этом даже отмежевание советского правительства от Коминтерна для него не имело значение. «Совсем другое дело, если ситуация в России будет развиваться и дальше в направлении абсолютного деспотизма на военной основе. В этом случае мы, конечно, не упустим случая снова вступить в контакт с Россией» (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2009. С. 89).
Канули в лету времена, когда Москва использовала Берлин в своих интересах. Теперь роль Германии усилилась настолько, что она не нуждалась в поддержке Москвы, даже в качестве шантажа западных демократий, противостоять которым Гитлер рассчитывал при помощи Польши, в отношении которой он по-прежнему разыгрывал антисоветскую карту. В феврале 1937 г. Герман Геринг, двоюродный брат которого Герберт был заместителем Шахта и принимал участие в переговорах с Канделаки, убеждал Рыдз-Смиглого в том, «что обеим странам угрожает опасность со стороны России независимо от того, является ли она коммунистической, монархической или либеральной, и что в этом отношении интересы Польши и Германии едины» (см.: Краткая история Польши с древнейших времен. М., 1993).
Не в пользу СССР складывалось и противостояние в Испании. Победа Франко была предопределена с образованием в апреле 1937 г. Испанской фаланги, объединившей все национальные силы этой страны. Аналогичные попытки объединить все интернациональные силы Испании, предпринятые Москвой, привели к мятежу в Барселоне в мае 1937 г. партии ПОУМ, образцово спровоцированному и подавленному резидентом Иностранного отдела НКВД А. Орловым (Л.Л. Фельдбиным). Эта партия осуждала бюрократизацию и политические судебные процессы в СССР, в чём была солидарна с Л.Д. Троцким, хотя и не являлась троцкистской. Сам Троцкий был объявлен главным виновником последовавших после этого поражений на фронтах. Тогда же было принято решение о его физическом устранении, что было поручено тогдашнему заместителю начальника Иностранного отдела НКВД Шпигельглазу, который тогда в 1937 году провалил это задание. Только с третьей попытки в августе 1940 г. Троцкий был убит, но он успел создать в 1938 г. антисталинистский IV Интернационал, что знаменовало тяжелейший кризис, если не полное банкротство, международного коммунистического движения (Вадим Роговин. «Мировая революция и мировая война», Судоплатов П.А. «Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля». М., 1996. С. 77)
Это развязало руки Гитлеру в австрийском вопросе. В ходе разработки военной операции (план «Отто») на случай осложнения ситуации с присоединением Австрии, Гитлер в директиве о единой подготовке Вермахта от 24.06.1937 указывает на необходимость быть готовым начать войну против Франции и союзной ей Польши. Не рассматривался как серьёзный противник Советский Союз, куда из Берлина, через посредничество Э. Бенеша, в начале мая 1937 г. попали документы о существовании «заговора в Красной Армии». Эти зёрна упали на благодатную землю. Красная Армия после ликвидации политической оппозиции оставалась единственной реальной силой, которая пусть и гипотетически могла угрожать власти Сталина. Поэтому из пяти маршалов в живых остались только знакомые ему по совместной работе в прошлом и лично преданные ему К.Е. Ворошилов и С.М. Будённый. Не избежала репрессий и связанная с армией разведка. Если согласится с реальность «заговора Тухачевского», то логично признать, что вместо противопоставления Вермахта Гитлеру, Сталин сам получил противостояние руководства собственной армии.
Возможно, свою роль в армейских репрессиях сыграли неудачи на Дальнем Востоке, где набирающая силу Япония вытеснила Москву из Кореи, Китая и даже стала угрожать Монголии. Вероятно, это и учитывала директива Гитлера от 24 июня 1937 г., в которой отмечалась «недостаточная военная готовность… России» (Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документы и материалы. Т.:I. Подготовка и развертывание нацистской агрессии в Европе. М., «Наука», 1973 г. С. 202). К середине 1937 г. японцы оккупировали Северный и Центральный Китай, а поэтому Сталин заставил Красную Армию этой страны пойти на соглашение с Гоминданом. Но и это не спасло её от поражения и отхода к советским границам. В 1936-1937 гг. происходит ряд столкновений японцев с советскими пограничниками и армейскими частями. Вот тогда СССР и стал готовиться к войне на Дальнем Востоке, для чего 173 тысячи корейцев было выселено в 1937 г. с Дальнего Востока в Казахстан и Узбекистан (Газ. «Аргументы и факты» от 15 мая 2002).
Для реализации дальневосточных планов необходима было нормализация отношений с Германией. Поводом для этого могла стать так называемая «немецкая операция НКВД», начатая на основании решения Политбюро от 20 июля 1937 г. об аресте немцев, работающих «на военных, полувоенных и химических заводах, на электростанциях и строительствах во всех областях», и приказа НКВД № 00439 от 25 июля. Но Гитлер оставляет гласом вопиющего в пустыне заявление 30 июля 1937 г. советского посла в Берлине Юрьева Вейцзекеру о желании установить хорошие отношения с Германией. Это отразилось на судьбе более 55 тыс. чел., осужденных в ходе «немецкой операции НКВД» в 1937-1938 гг., из которых этнических немцев было 38% (Охотин Н.Г, Рогинский, А.Б. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937-1938 гг.).
Более того, Гитлер даёт распоряжение прервать тайные переговоры с представителями Сталина, и Канделаки возвращается в Москву, где был арестован 11 сентября 1937 г., а летом 1938 года расстрелян. В ноябре 1937 г. в Москве было принято решение о ликвидации лидера украинских националистов Е. Коновальца, делавшего ставку на фашистов. Его убийство было осуществлено в Роттердаме 23 мая 1938 г. Павлом Судоплатовым, который план операции по ликвидации Коновальца лично докладывал Сталину в том же ноябре 1937 г. В это же время полным ходом шла физическая ликвидация западно-украинских просвещенцев (большинство из них были расстреляны в ноябре 1937 в урочище Сандармох в Карелии). И причиной тому стали неудачи политики в отношении Варшавы, в которой с ноября 1937 г. по июнь 1938 г. даже отсутствовал полпред СССР. Объяснялось это усилившимся польско-германским сближением, которое было необходимо Гитлеру в свете подготавливаемого аншлюса Австрии. В ноябре 1937 г. Геринг заявил посетившему Берлин вице-министру иностранных дел Польши Я. Шембеку, что Германии «нужна сильная Польша», которая вправе иметь выход к Черному морю.
Репрессиями Сталин убивал сразу двух зайцев. Кроме расправы над своими оппонентами (явными и мнимыми), он возлагал на «врагов народа» вину за провалы во внешней политике. Поэтому «Большой террор» стал важной частью «большой политической игры», концепция которой была окончательно сформирована к этому времени. Именно поэтому репрессии были увязаны с нагнетанием военного психоза в связи с внешней военной угрозой, которую создали на международной арене, в том числе неудачи Сталина, не сумевшего создать положительный имидж страны как сильной цивилизованной державы, с которой необходимо считаться. Не случайно все расстрелянные обвинялись в измене и шпионаже в пользу различных иностранных держав, естественно угрожающих миру. А так как объявленные Москвой агрессоры и жертвы в этой войне менялись несколько раз местами, то не надо искать причины связи жертв поощряемой шпиономании с конкретными государствами. Не случайно на ХVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. Сталин заявил, выдавая желаемое за действительное, что новая империалистическая война идёт «уже второй год», то есть начал отсчет её с того же 1937 года (Материалы 18-го съезда ВКП(б)) .
Польша заранее была проинформирована немецкой стороной о готовящемся воссоединении Австрии с Германией. Принимая в январе 1938 г. министра иностранных дел Польши Бека, в контексте интересов Германии в отношении Австрии, он подчеркивал, что ликвидация большевизма является первейшей задачей его политики. Бек ответил заверением в стремлении польского правительства «сохранить с Германией дружеские отношения, и продолжить политику маршала Пилсудского». 23 февраля 1938 г. Геринг уверял генерального инспектора Войска Польского маршала Э. Рыдз-Смиглу, что Польша и Германия образуют единый бастион против большевизма, из чего, по мнению генерал- фельдмаршала, следовало: «поражение Польши в эвентуальном польско-советском конфликте… неизбежно повлекло бы за собой большевизацию Германии».
Польша попыталась воспользоваться этой ситуацией, заручившись поддержкой Германии во время польско-литовского дипломатического конфликта весной 1938 г. после инцидента 11 марта 1938 г. на польско-литовской границе, накануне вступления немецких войск в Австрию. Воспользовавшись аншлюсом Австрии 13 марта 1938 г. (формально был закреплён плебисцитом 10 апреля 1938 г.), Варшава 17 марта выдвинула свои войска к литовской границе и предъявила ультиматум Литве с требованием установления дипломатических отношений и отказом Литвы от признания своей столицей г. Вильнюса, аннексированного Польшей ещё 9 октября 1920 года. Это привело к дипломатическому столкновению с СССР, со стороны которого последовало заявление о недопустимости разжигания польско-литовского конфликта. Литвинов трижды (16,18 и 20 марта) встречался с польским послом В. Гжибовским, а 18 марта с литовским посланником, которому посоветовал частично уступить силе и согласиться с установлением дипломатических отношений с Польшей.
Успешное завершение этого конфликта позволило заместителю наркома иностранных дел В. Потёмкину заявить по горячим следам о чуть ли не главной роли СССР в его урегулировании. Но основная заслуга в погашении польско-литовского конфликта принадлежала всё же Гитлеру, не позволившему Москве сыграть здесь главную роль и оккупировать Литву полякам, убравшим из ультиматума второй пункт (о Вильнюсе). Германия оказалась и единственной выигравшей территориально от этого конфликта стороной. Мало того, что под это дело она заняла в марте 1938 г. Австрию, так через год после этих событий она получила Клайпеду (Мемель) уже от самой Литвы (Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941. М., 2000).
События весны 1938 г. заставили советскую сторону форсировать принятие военного плана стратегического развертывания советских войск, который был представлен начальником штаба Красной Армии Б.А. Шапошниковым в памятной записке б/н наркому обороны К.Е. Ворошилову уже 24 марта 1938 года. Он предусматривал активные боевые действия Красной Армии не только на западной, но и на всей огромной южной границе, за исключением участков, граничащих с Афганистаном и Ираном (что объяснялось трудностями их покорения, в чем Москва убедилась воочию к началу 1930-х гг., и нежеланием конфликта с Великобританией из-за этого второстепенного региона). Главными целями плана Шапошникова от 24 марта 1938 года был разгром польских и немецких войск в Западной Белоруссии, для чего планировался удар группировкой свыше 70 дивизий «по обоим берегам р. Немана с задачей разгрома сосредоточивающихся здесь германо-польских сил с выходом наших главных сил в район Вильно - Гродно - Волковыск - Новогрудок - Молодечно» (первый вариант), или в Западной Украины, для чего те же 70 с лишним дивизий сосредотачивалась уже к югу от Полесья с задачей нанесения удара «на фронт Луцк - Львов, имея в виду главными силами выйти в район Ковель - Львов - Броды - Дубно» (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2009. С. 381-392).
Вероятно, под влиянием польско-литовского конфликта в марте 1938 г. основным вариантом рассматривался первый. Этот конфликт был прекрасным поводом для оказания под флагом помощи жертве фашистско-польской агрессии (Литве, где из всех прибалтийских республик советское влияние было наибольшим), а заодно и для начала освобождения (оккупации) западно-белорусских земель. Но при этом стратегическое развертывание наших главных сил (тот же ударный кулак свыше 70 дивизий) к югу от Полесья (второй вариант), при активной обороне к северу от него (для чего в таком случае там оставлялось всего 30 дивизий) «могло быть осуществлено сразу, или в ходе начавшегося сосредоточения, не позднее 10-го дня мобилизации, для своевременного поворота потока эшелонов на Юго-Запад», как пишет Шапошников в той же своей записке наркому от 24 марта 1938 года. К такому решению может привести развитие «событий в Средней Европе («если фашистский блок нанесет удар Чехословакии и главными силами будет оперировать к югу от Полесья», - пишет Б. Шапошников в той же записке) или развертывание главных сил германо-польских армий в Галиции» (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2009. С. 381-392).
В обоих вариантах предполагался международный конфликт, в котором оказывались вовлечёнными наряду с Польшей и Германией по одну сторону, также СССР, Франция и Великобритания и все восточноевропейские страны от Финляндии до Турции. При этом в противостоянии СССР с Польшей и Германией предполагался если не совместное выступление с Западом, то его благожелательный нейтралитет, что заставит Германию держать часть вооружённых сил на Западе, и это отмечено Шапошниковым. Только в этом случае его план имел шансы на успех. Именно поэтому оба варианта советского плана развёртывания, не выходили за линию Керзона, предложенную в своё время Западом как граница между СССР и Польшей, если не считать удара на Люблин, предусмотренного вторым вариантом в силу военной необходимости. Международный конфликт был стержнем «большой политической игры» Сталина, хотя Гитлер, только что присоединивший Австрию, не собирался в это время воевать ни с СССР, ни с Западом, что подтверждается отсутствием у него каких-либо военных планов в это время, а в отношении прибалтийских государств они вообще никогда не существовали.
Чем хороши военные планы, так это тем, что они избавлены от необходимости разъяснять причины, по которым возникла война. В них нет необходимости доказывать справедливость войны и тех или иных военных действий, а самое главное - общий план развёртывания вооружённых сил не раскрывает истинные цели, которые хочет достигнуть политическое руководство страны посредством войны, которая, как известно, является продолжением политики, только другими средствами. Для этого существуют планы отдельных операций, какой мы имеем на примере Финляндии, сосредоточение против которой войск Ленинградского военного округа с входящей в него Карелией, не учитывается в плане Шапошникова. Это не только обеспечивает соблюдение секретности, но и даёт возможность изменять сами политические цели и задачи (путём отмены одних планов операций и введения в действие других). Естественно, для всех направлений, упоминаемых в общем плане должны существовать конкретные планы операций, причём как на случай обороны, так и на случай наступления. Иначе надо признать, что военные едят свой хлеб даром. План Шапошникова предусматривал при необходимости захват или уничтожение баз и флотов прибалтийских лимитрофов (Латвии Эстонии и Литвы) с Финляндией и балканских стран (Румынии, связанной договорными отношениями с Польшей, и к которой СССР также имел территориальные претензии, Болгарии и Турции). Румыния и Болгария являлись сухопутными воротами к черноморским проливам, о которых мечтало не одно поколение российских императоров.
Так что два варианта развертывания советских войск на западной границе, предусмотренные в плане Шапошникова, отражали две основные цели здесь советского руководства, которые отнюдь не ограничивались Западной Украиной и Западной Белоруссией. Установление советского контроля над странами Балтии возвращало России (СССР) господство в Восточной Балтике, а присутствие на Балканах обеспечивало выход в Средиземное море. В то время еще господствовал принцип «кто владеет морем, тот владеет миром», сформулированный в своё время английской дипломатией и доказанный на практике. И явно не только против Германии было направлено принятое в 1938 г. в СССР решение в течение 10 лет построить 15 линкоров, 35 тяжёлых и 20 лёгких крейсеров, 145 лидеров и эсминцев. Позднее эту программу несколько подсократили - за семь лет предстояло построить «всего лишь» шесть линкоров, 21 лёгкий крейсер, 98 лидеров и эсминцев. Несмотря на то, что Гитлер своим вторжением помешал этим грандиозным планам, к июню 1941 г. в СССР всё же имелось 267 подводных лодок, что превышало численность к 1 сентября 1939 г. подводного флота Англии, Германии, Италии и Японии вместе взятых (Марк Солонин. «Есть ли у вас план, товарищ Сталин?» Статья из ж-ла «Эхо планеты» 21.05.2011). Именно на флот возлагались задачи по уничтожению флотов и баз Финляндии, прибалтийских государств, Румынии, Болгарии и Турции и их вероятных европейских союзников.
Естественно такие цели становились реальными только в условиях войны Германии и Японии с Западом, создание которых и должна была обеспечить проводимая Кремлём в «большой игре» дипломатическая политика. Она чётко видна из инструкций, направленных Потёмкиным советскому послу в Париже Я. Сурице в начале апреля 1938 г., из которых следует, что посол должен, «пользуясь нашими дружественными связями с такими журналистами, как Пертинакс, Бюрэ, Табуи и др., организовать антипольскую кампанию во французской прессе, разъясняя изменническую роль Бека и судьбу, ожидающую Польшу, если она и дальше пойдет по пути, намеченному Гитлером… Германия рассчитывает на Данциг и Мемель, Польша на Литву, Латгалию и даже Либаву. Вполне правдоподобно, что Гитлер разжигает эти аппетиты Польши. Расчет его достаточно ясен. О нем говорил в свое время тов. Сталин Лавалю, в бытность последнего в Москве. Гитлер учитывает неизбежность разгрома Польши нашими войсками. Когда мы займем некоторые области Польши, Германия сделает то же самое со своей стороны. Фактически, выполняя план Германии, Польша готовит себе четвертый раздел и утрату национальной независимости» (АВП РФ. Ф. 05. О. 18. П. 148. Д. 158. Л. 30. Цит.: «Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941(сборник)». М., 2000).
Содержавшиеся в письме Потемкина инструкции по организации антипольской кампании во французской печати наводят на мысль, что рассуждения о будущей судьбе Польши предназначались в известной мере не только для сведения полпреда и французов. После соответствующей обработки и упаковки эта информация должна была так или иначе достичь и Варшавы, и Берлина. Данное предположение подтверждается фактом публикации во второй половине апреля 1938 г. статьи В. Гальянова (псевдоним Потемкина) «Куда идет Польша», в которой почти дословно, а в чем-то даже более явно, чем в письме Сурице, высказывались прогнозы относительно будущего развития событий на границах СССР. Их квинтэссенцией стал, несомненно, следующий пассаж: Гитлер хочет спустить Польшу против Советского Союза… чтобы двинуть и свои полки на польскую территорию. Гитлеру нужно, чтобы Польша была стерта в прах между двумя жерновами. …Гитлер готовит Польше четвертый раздел» (Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941 М., 2000).
И это была не пустая угроза, если учесть имеющиеся сведения о попытках Москвы именно в это время вызвать Гитлера на переговоры через Финляндию по линии НКВД, несмотря на прекращение в марте 1938 г. переговоров о предоставлении Москве кредита. К этим попыткам относится и неофициальное предложение в апреле 1938 г. финскому правительству соглашения, гарантировавшего «экономическое сотрудничество с Советским Союзом с учетом обоюдных интересов в Скандинавии и Европе в обмен на подписание Пакта о ненападении, экономическом и военном сотрудничестве в случае агрессии третьей стороны». Это предложение носило секретный характер и делалось через резидента НКВД в Финляндии Рыбкина, который с этой целью, как вспоминает Судоплатов, был вызван в Кремль, где имел встречу со Сталиным и другими членами Политбюро. «Предложение Сталина включало также разделение сфер военного и экономического влияния в Балтийском регионе между Финляндией и Советским Союзом. По указанию Сталина Рыбкин также передал 100 тысяч долларов на создание партии мелких хозяев, которая выступала за нейтральную Финляндию» (Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. М., 1997). Рыбкин во время беседы в Кремле выразил сомнение, что финны согласятся на подписание такого договора, но Сталин подчеркнул, что это зондаж, поэтому предложения должны быть сделаны устно, тайно от советского посла, то есть неофициально.
Тогда же были предприняты попытки найти тайные подходы к маршалу Финляндии Маннергейму, через его бывшего сослуживца по царской армии - графа Игнатьева, перешедшего на службу в Красную Армию ещё в 1920-х годах. В Москве не сомневались, что Маннергейм проинформирует Гитлера о советских предложениях разделения Скандинавии и Европы, которые, прежде всего, и предназначались ему, а не Финляндии, которая согласно предыдущим и последующим планам Москвы должна была войти в сферу советского контроля в случае возникновения войны на западных советских границах, наряду с другими лимитрофами. Тем более, что делить Северо-Восточную Европу без учёта интересов Германии было невозможно и бессмысленно. Так что предложения Москвы, сделанные Гитлеру в августе 1939 г., не были для него неожиданностью. Но тогда, в 1938 г. советский зондаж остался без ответа со стороны Гитлера. А поэтому Москва вполне логично решила извлечь выгоду из конфронтации с Германией, активизировавшись на франко-английском направлении своей «большой политической игры».
План Шапошникова, рассматривавший Литву, наряду с другими прибалтийскими республиками, как театр военных действий, делал вероятным польско-германский союз. А вот для недопущения этого и втягивания в войну западных союзников и предназначались договора о взаимопомощи с Францией и Чехословакией, угроза территориальной целостности которой со стороны Германии была очевидной. Не случайно Чехословакия рассматривается в плане Шапошникова от 24 марта 1938 г. как объект фашистской агрессии. Тем более, что относительно решения судетского вопроса у Гитлера имелся план, носивший кодовое название «Грюн». И хотя он, как и в случае с Австрией, предусматривал военные действия (которые ещё не планировались) только после провала дипломатических усилий, что было подтверждено Гитлером на совещаниях 24 апреля и 20 мая 1938 г., но через несколько часов после последнего совещания чехословацкий президент Э. Бенеш объявил частичную мобилизацию. На следующий день, 21 мая, он занял чехословацкими войсками приграничные с Германией Судеты и отменил здесь муниципальные выборы 22 мая 1938 г., объявленные лидером местных немцев К. Генлейном одновременно плебисцитом о присоединении Судетской области к Германии.
Понимая международный резонанс и неизбежность столкновения в этом случае с Германией, без поддержки извне, на такой шаг Бенеш самостоятельно никогда бы не решился. Ни одна страна мира этот шаг чехословацкого президента не поддержала, кроме Советского Союза. Он пообещал оказание и военной помощи, что следует из отчётов о встрече первого заместителя наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкина с послом Чехословакии в Москве Фирлингером (АВП РФ, ф. 0138, оп. 19, п. 128, д.1, л. 62-63, 65. Приведены в статье Марка Солонина «Судетский кризис. Первая попытка»). Это наводит на мысль, что чехословацкому президенту секретное обсуждение Гитлером чешского вопроса 20 мая 1938 г. было преподнесено, как решение Берлина немедленно расправиться с Чехословакией. Отсюда есть все основания полагать, что майский кризис 1938 г. в Чехословакии во многом спровоцирован позицией Советского Союза, который контролировал Бенеша, пользовавшегося финансовой поддержкой из Москвы через резидента НКВД Петра Зубова, являвшегося чуть ли не главным его неофициальным советником и личным другом Судоплатова (Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1996).
Когда 22 сентября 1938 г. Польша, заручившись поддержкой Гитлера, предъявила свой ультиматум Чехословакии о передачи ей чехословацкой части Тешинской Силезии, Советский Союз уже развернул под видом учений житомирскую и винницкую армейские группы по южному варианту плана развертывания от 24 марта 1938 г. 23 сентября Бенеш, получивший заверения о советской военной помощи, даже не дожидаясь решения Совета Лиги наций, объявил всеобщую мобилизацию, а со стороны НКИД СССР последовала нота правительству Польши с предупреждением о денонсации пакта о ненападении между СССР и Польшей от 25.07.1932 г., в случае перехода польскими войсками чехословацкой границы. Польша в тот же день дала ответ, суть которого сводилась к совету не вмешиваться не в свои дела. Но советская нота была подкреплена дополнительной директивой наркома обороны и Генштаба о приведении в боевую готовность и выдвижении к границе части войск Белорусского особого округа (витебская, в которую входили полоцкая и лепельская военные группы, а также бобруйская армейские группы) и вновь созданного Калининского военного округа.
Информируя 25 сентября 1938 года о своих военных мероприятиях Париж, Ворошилов выдаёт сконцентрированные на западной (польской) границе 30 советских стрелковых дивизий как предназначенные для Чехословакии («Новые документы из истории Мюнхена». М., 1958, с. 103-104, 139-140). На самом деле они были первым эшелоном войск, предназначенных для польской кампании по плану от 24 марта 1938 года. С учётом второго эшелона, общее число советских войск на польской границе достигало предусмотренных этим планом 60 стрелковых, 16 кавалерийских дивизий, 3 танковых корпусов и 22 отдельных танковых бригад, 17 авиационных бригад и др. Эта группировка превышала численность вооруженных сил любой из стран, непосредственно участвовавших в этом конфликте (Германии и Чехословакии) и равнялась численности армий, предназначенных для ведения боевых действий с обеих сторон (армии вторжения у Германии и армии отражения у Чехословакии), вместе взятых. Вот только никаких планов их использования в Чехословакии нет.
Численность войск зависит от решения каких-либо конкретных задач, которые не могли появиться по Чехословакии в связи с невозможностью решения вопроса их прохода через Польшу и Румынию. И в этом свою роль сыграли западные союзники. Судя по позиции, занятой Францией, которая нехотя подтвердила готовность выполнить свои союзнические обязательства перед Чехословакией (что было связано с проходившими в это время выборами и сменой правительства), но ничего не предприняла для этого, она была просто втянута в чужую для неё (советскую) игру. А британское правительство, судя по сообщению германского посла в Лондоне фон Дирксена, после его встречи с Галифаксом 21 мая, вообще «не подтвердило своего желания» участвовать в этой опасной игре. Противодействием этой игре и стала политика западных стран по «умиротворению» Гитлера, которого майский кризис застал врасплох. В самый его разгар Геринг сделал предложение польскому послу в Берлине присоединиться к экономическому бойкоту Праги, который рассматривался тогда в Берлине как единственный способ воздействия на чехов, что подтверждает неготовность Германии к военному решению вопроса Судет.
Директиву на подготовку военной операции с готовностью к 1 октября Гитлер дал только 30 мая 1938 г. Но и тогда он ещё не планировал расчленение Чехословакии. В противном случае ему было бы логичней воспользоваться негласным приглашением к диалогу весной 1938 с СССР. Тем более, что предмет для переговоров был на лицо: Польша (или только восточная её часть) в обмен на Судеты. Но Гитлер на это не пошёл. Не пошли на поводу у Сталина и западные союзники, связанные договорными отношениями с Чехословакией. Если согласиться с мнением многих современных отечественных исследователей, что политика умиротворения началась ещё с начала мая 1938 г., то можно полагать, что данный кризис для Запада был ожидаемым. А это и обусловило неудачу Сталина, который, тем не менее, воспользовался началом «чехословацкого кризиса» для улучшения положения советских войск на самом уязвимом из всего Дальневосточного театра военных действий (ТВД) приморском направлении, откуда ждали возможного наступления японцев, как это следует из плана развёртывания от 24 марта 1938 г. Поэтому, в результате спровоцированного инцидента на оз. Хасан летом 1938 г., советские войска заняли здесь господствующие высоты.
Мюнхенский договор 30 сентября 1938 года фактически вынес приговор Чехословакии и поставил точку в чехословацком кризисе, а также крест на советских планах столкнуть в 1938 г. Западную Европу с Германией и в таких условиях реализовать свои планы. Именно поэтому подписание было осуществлено без участия, не допущенной к договору советской стороны, которая даже не ответила Бенешу на его запрос утром 30 сентября принимать ли ему условия Мюнхена или нет. Объясняется это молчание тем, что без полноценного фронта на Западе СССР не мог осуществить свои военные планы. И только уже задним числом после принятия Прагой условий Мюнхена, СССР осудил этот шаг Э. Бенеша, заявив, что оказал бы помощь Чехословакии даже без Франции. Поэтому этот договор именуется советскими и многими российскими историками не иначе как сговор. Но в таком случае также вполне понятно и логично заявление Чемберлена в Лондоне после подписания этого договора, что он привёз мир Европе.
Продолжение