Аэропорт Бен-Гурион. Длинный ряд кабинок паспортного контроля. Несколько из них с соответствующей надписью по-русски. Встаём с Анюшкой в очередь к одной из таких кабинок; через минут пятнадцать понимаем, что сделали это зря - очередь к «русским» кабинкам движется заметно медленнее прочих. Ещё через минут сорок нас отсылают к офису, у которого томятся ещё десятка три въезжающих из Одессы. К нам выходит энергичная дама в возрасте, манеры, интонации и словарный запас которой позволяют предположить богатый опыт работы в УИН или СИЗО. Дама поясняет, что те из нас, кто приехал к родственникам, ещё имеют какие-то шансы; с прочим же подозрительным элементом сейчас будут разбираться беспощадно и жёстко.
Ну, подумал я, если вы хочете родственников, их есть у меня. В результате из нашей беседы у дамы сложилась неординарная картинка: человек с ребёнком от второй бывшей жены едет в гости к первой бывшей жене. Мужественно преодолел искушение элегантно замкнуть из хулиганства интригу - мол, не просто в гости, а с целью познакомить ребёнка с третьей, будущей женой; пожалуй, это был бы перебор «даже по восточным понятиям», как говаривал незабвенный Монгол. И, поскольку в необъятных базах данных израильских спецслужб тут же действительно нашлись соответствующие записи («А у вас и волосы на голове все сочтены», Лк. 12:7), мы были признаны «испытанными семь раз огнём и сочтёны желанными».
- Еврей ли Вы? - строго спросила меня собеседница.
- Как правило, - осторожно ответил я, - этот момент не вызывает ни у кого сомнений.
Под конец беседы дама, смягчившись, поинтересовалась, много ли евреев ещё осталось в Одессе.
- О, ещё немножечко есть, - сказал я. - Но, - добавил, - при нынешней ситуации, боюсь, я скоро могу оказаться последним.
На этом обмен вверительными грамотами был благополучно завершён. Преграды пали, и Эрец-Исраэль принял нас.