Бэк для персонажа в DnD
Хорошее, качественное ДнД vitalas делает ))
Как раньше )
Все знают, что дварфы богатые и жадные. Наши жилища-де ломятся от золота, мы боимся выглядывать на честное солнце, товары продаются втридорога и ни один дварф не даст и ломаной монетки нищенке, что живет, продавая хворост.
Не такая уж и неправда, скажу я вам.
Я дварф. С детства я был баснословно богат - в основном на мозоли и кровоподтеки от работы в узкой, сырой шахте. И солнца я, как полагается, боялся - жизнь под тусклую коптилку из тюленьего жира имеет свои особенности. О ломаных монетках даже и говорить не стоит - не один уважающий себя дварф не возьмет такую в руки. Только серебро и золото.
Мой род разделил участь одного из многочисленных "королей-в-изгнании" нашего народа, и был изгнан на узкий мыс на митральфастском побережье, где жил добывая руду в затапливаемых морем штреках, собирая птичьи яйца и охотясь на тюленей. Добытое приходилось продавать своим же сородичам из Утренних гор. Позор, голод и нужда победили даже древний и неизбывный страх перед морем. Мы стали потихоньку терять знания предков, фамильные секиры медленно ржавели в плесневеющих сундуках, немногочисленные горны гасли один за другим. Немногие интересовались историей, ремеслами и тайными знаниями народа. Мы стали терять самих себя.
Скорее всего, я бы так и сгинул среди хиреющего рода если бы ранней весной ХХХ года корабль, ведомый разношерстной ватагой тех, чьи занятия мягче всего можно обозвать "принудительная торговля" и "смелые путешествия вглубь земель небдительных соседей" не наведался в наши края. Мореходам требовалась вода и пища. Если воду в изобилии давали окрестные ручьи, то единственной пищей оказались наши немногочисленные стад и запасы вяленой рыбы. После непродолжительных «торгов» мои сородичи приглядывавшие за отарой были перебиты. Моя наспех прихваченная кирка не смогла одолеть мечи и короткие копья непрошенных гостей. Моему старшему брату Тифину повезло меньше ( или больше ) - он погиб с копьем в боку, успев прихватить с собой двух корабельщиков. Раненные и без сознания, мы были захвачен, отвезены на корабль и брошены на груду овечьих туш.
Так закончилась моя первая жизнь и началась вторая. Трелл-раб, гребец на рейдовом судне, старший гребец, надсмотрщик - не такая уж невероятная карьера в наши годы. Набеги, горящие угли жаровни на носу, горящие корабли таких же как мы "морских королей", горящие деревни, неумно стоящие слишком близко к реке и морю. Я имею в виду ближе одного-двух дневных переходов.
В на третий год я уже многое знал о морях, небольшая наковальня и горн на судне не давали забывать навыки и несколько подняли меня в глазах соратников, непрестанная работа секирой и веслами, особенно в компании таких прожженных убийц-мореходов научили меня неплохо управляться и с тем и с другим. Где-то в море безвестно сгинул мой младший брат - его продали на одном из бесчисленных «морских торжищ» купцу-валендорийцу. Настал день, когда на берегах Скальгарда я пролил кровь какого-то бедолаги-фермера и получил свой первых трофей - простое медное кольцо. Тогда я понял, что это путь в никуда. Кольцо и сейчас со мной - эдакое пятно на совести и напоминание. Когда-нибудь я вернусь и отдам долг его детям. Если будут живы они и если буду жив я.
Благодарение Морадину, на пятый год моей второй жизни быстрая как тот самый пустынный ветер галера настигла нас в полдень, у Золотых Берегов Сапфирового залива . Смешные и нелепые в своих почти женских одеяниях моряки королевства Ретмил прыгали на борт нашей ладьи, потешно рея широченными штанинами. На их требование сдаться на милость великого Мансаба Амира мы ответили издевательским смехом и грязными намеками на их судьбу. Уже к закату наш горящий, и залитый кровью по самые изрубленные кривыми саблями щиты корабль пошел ко дну, жалкая горстка побежденных "торговцев и путешественников" уже была забита в колодки. Нас ждал справедливый суд «великого Мансаба Амира»
Благодаря нему мы могли увидеть великолепные храмы, набитые золотом, о которых грезили в море и о которых рассказывали несчастные купцы перед смертью с отличного наблюдательного места - с верхушки длинного, умащенного бараньим салом кола. Как и водится, «справедливый Амир» справедливо приговорил нас к смерти.
"Убоец невинных и богопроклятый неверный, рекомый Гивин Борода да пожрут ифриты его душу если она у него есть" много месяцев гнил на колу в компании двух соратников "на равном расстоянии от дворца ... и торгового порта в назидание всем кто нарушит волю ..."
Так закончилась моя третья жизнь. Говорят, Боги обожают число три, не так ли?
Суровость законов и приговоров, как водится, частенько уравновешивается необязательностью их соблюдения. Судящим меня "правоверным торговцам" был настолько непривычен мой вид, говор, мои одежды и оружие, что они предпочли выгоду очередному постылому кормлению стервятников. Уж не знаю, кто тот бедняга, что был посажен на кол и сколько серебра отдали, чтобы палачи человека приняли за дварфа но деловая хватка и связи моих новых хозяев вызывали уважение. Даже, несмотря на то, что вместо одной смерти они всего лишь приготовили мне несколько другую.
Беспокойные и холодные Полуночные моря сменились обманчиво-неподвижными пустынями Деркассии, Великим Песчаным морем и жуткими дюнами Пустыни Черных Камней, ледяные ветра - иссушающими самумами. Я снова стал рабом. Зрелищем. За деньги меня показывали в оазисах, борясь за свою странную четвертую жизнь, я бился с невиданными зверями, странными людьми, владевшими незнакомыми мне мечами, цепями, а то и вовсе рыбацкими сетями и острогами. Смерть и жизнь шли рядом: я убивал чтобы жить, а иногда в шатер моих хозяев приходили женщины, закутанные до глаз в дорогие покрывала и наутро хозяева выражали удовлетворение моим поведением ( и полученной ими выгодой ).
Земли Железного кольца - удивительная страна, полная чудес. Помню, впервые увидев живого дромадера я и подумать не мог что год спустя буду сидеть на нем, проданный ( опять ) в гвардию одного из воинов-правителей пустынных земель где-то западнее Баронств Изумрудного Клинка. После гибели в бою командира, я даже стал Honest Mansabdar - предводитель отряда на языке жителей тех мест. Впрочем, недолго - по прибытия остатков гвардии в ближайший оазис, где мне быстро нашли замену из "правоверных".
Моя дальнейшая жизнь потекла, как можно догадаться, по известному руслу: солдат героический, солдат побежденный, мародер, наконец - беглец, удирающий на край света от веревки. Я не участвовал в мрачно известной резне в Соландире так как был ранен каким-то ошалевшим от страха сопляком, который сбросил на меня камень и еле выкарабкался. Нас объявили вне закона, за головы гвардейцев объявили немалую награду, а "коротышка-северянин с бородой" в оазисах и торговых городах был так же неприметен как пальма среди пустыни.
Мне пришлось бежать за море. Все мое имущество состояло из секиры добытой в бою, и нескольких медяков. Остальное пришлось отдать многочисленным контрабандистам, перевозившим меня в бочках с рыбой, коврах, а то и среди угля для корабельных горнов. Вид у меня был соответствующий. Лишенный средств к существованию, да и самого смысла существования я бродяжничал, пока судьба не свела меня с людьми, охранявшими странный караван.
Началась моя шестая жизнь, оказавшаяся так не похожей на остальные пять.
Как раньше )
Все знают, что дварфы богатые и жадные. Наши жилища-де ломятся от золота, мы боимся выглядывать на честное солнце, товары продаются втридорога и ни один дварф не даст и ломаной монетки нищенке, что живет, продавая хворост.
Не такая уж и неправда, скажу я вам.
Я дварф. С детства я был баснословно богат - в основном на мозоли и кровоподтеки от работы в узкой, сырой шахте. И солнца я, как полагается, боялся - жизнь под тусклую коптилку из тюленьего жира имеет свои особенности. О ломаных монетках даже и говорить не стоит - не один уважающий себя дварф не возьмет такую в руки. Только серебро и золото.
Мой род разделил участь одного из многочисленных "королей-в-изгнании" нашего народа, и был изгнан на узкий мыс на митральфастском побережье, где жил добывая руду в затапливаемых морем штреках, собирая птичьи яйца и охотясь на тюленей. Добытое приходилось продавать своим же сородичам из Утренних гор. Позор, голод и нужда победили даже древний и неизбывный страх перед морем. Мы стали потихоньку терять знания предков, фамильные секиры медленно ржавели в плесневеющих сундуках, немногочисленные горны гасли один за другим. Немногие интересовались историей, ремеслами и тайными знаниями народа. Мы стали терять самих себя.
Скорее всего, я бы так и сгинул среди хиреющего рода если бы ранней весной ХХХ года корабль, ведомый разношерстной ватагой тех, чьи занятия мягче всего можно обозвать "принудительная торговля" и "смелые путешествия вглубь земель небдительных соседей" не наведался в наши края. Мореходам требовалась вода и пища. Если воду в изобилии давали окрестные ручьи, то единственной пищей оказались наши немногочисленные стад и запасы вяленой рыбы. После непродолжительных «торгов» мои сородичи приглядывавшие за отарой были перебиты. Моя наспех прихваченная кирка не смогла одолеть мечи и короткие копья непрошенных гостей. Моему старшему брату Тифину повезло меньше ( или больше ) - он погиб с копьем в боку, успев прихватить с собой двух корабельщиков. Раненные и без сознания, мы были захвачен, отвезены на корабль и брошены на груду овечьих туш.
Так закончилась моя первая жизнь и началась вторая. Трелл-раб, гребец на рейдовом судне, старший гребец, надсмотрщик - не такая уж невероятная карьера в наши годы. Набеги, горящие угли жаровни на носу, горящие корабли таких же как мы "морских королей", горящие деревни, неумно стоящие слишком близко к реке и морю. Я имею в виду ближе одного-двух дневных переходов.
В на третий год я уже многое знал о морях, небольшая наковальня и горн на судне не давали забывать навыки и несколько подняли меня в глазах соратников, непрестанная работа секирой и веслами, особенно в компании таких прожженных убийц-мореходов научили меня неплохо управляться и с тем и с другим. Где-то в море безвестно сгинул мой младший брат - его продали на одном из бесчисленных «морских торжищ» купцу-валендорийцу. Настал день, когда на берегах Скальгарда я пролил кровь какого-то бедолаги-фермера и получил свой первых трофей - простое медное кольцо. Тогда я понял, что это путь в никуда. Кольцо и сейчас со мной - эдакое пятно на совести и напоминание. Когда-нибудь я вернусь и отдам долг его детям. Если будут живы они и если буду жив я.
Благодарение Морадину, на пятый год моей второй жизни быстрая как тот самый пустынный ветер галера настигла нас в полдень, у Золотых Берегов Сапфирового залива . Смешные и нелепые в своих почти женских одеяниях моряки королевства Ретмил прыгали на борт нашей ладьи, потешно рея широченными штанинами. На их требование сдаться на милость великого Мансаба Амира мы ответили издевательским смехом и грязными намеками на их судьбу. Уже к закату наш горящий, и залитый кровью по самые изрубленные кривыми саблями щиты корабль пошел ко дну, жалкая горстка побежденных "торговцев и путешественников" уже была забита в колодки. Нас ждал справедливый суд «великого Мансаба Амира»
Благодаря нему мы могли увидеть великолепные храмы, набитые золотом, о которых грезили в море и о которых рассказывали несчастные купцы перед смертью с отличного наблюдательного места - с верхушки длинного, умащенного бараньим салом кола. Как и водится, «справедливый Амир» справедливо приговорил нас к смерти.
"Убоец невинных и богопроклятый неверный, рекомый Гивин Борода да пожрут ифриты его душу если она у него есть" много месяцев гнил на колу в компании двух соратников "на равном расстоянии от дворца ... и торгового порта в назидание всем кто нарушит волю ..."
Так закончилась моя третья жизнь. Говорят, Боги обожают число три, не так ли?
Суровость законов и приговоров, как водится, частенько уравновешивается необязательностью их соблюдения. Судящим меня "правоверным торговцам" был настолько непривычен мой вид, говор, мои одежды и оружие, что они предпочли выгоду очередному постылому кормлению стервятников. Уж не знаю, кто тот бедняга, что был посажен на кол и сколько серебра отдали, чтобы палачи человека приняли за дварфа но деловая хватка и связи моих новых хозяев вызывали уважение. Даже, несмотря на то, что вместо одной смерти они всего лишь приготовили мне несколько другую.
Беспокойные и холодные Полуночные моря сменились обманчиво-неподвижными пустынями Деркассии, Великим Песчаным морем и жуткими дюнами Пустыни Черных Камней, ледяные ветра - иссушающими самумами. Я снова стал рабом. Зрелищем. За деньги меня показывали в оазисах, борясь за свою странную четвертую жизнь, я бился с невиданными зверями, странными людьми, владевшими незнакомыми мне мечами, цепями, а то и вовсе рыбацкими сетями и острогами. Смерть и жизнь шли рядом: я убивал чтобы жить, а иногда в шатер моих хозяев приходили женщины, закутанные до глаз в дорогие покрывала и наутро хозяева выражали удовлетворение моим поведением ( и полученной ими выгодой ).
Земли Железного кольца - удивительная страна, полная чудес. Помню, впервые увидев живого дромадера я и подумать не мог что год спустя буду сидеть на нем, проданный ( опять ) в гвардию одного из воинов-правителей пустынных земель где-то западнее Баронств Изумрудного Клинка. После гибели в бою командира, я даже стал Honest Mansabdar - предводитель отряда на языке жителей тех мест. Впрочем, недолго - по прибытия остатков гвардии в ближайший оазис, где мне быстро нашли замену из "правоверных".
Моя дальнейшая жизнь потекла, как можно догадаться, по известному руслу: солдат героический, солдат побежденный, мародер, наконец - беглец, удирающий на край света от веревки. Я не участвовал в мрачно известной резне в Соландире так как был ранен каким-то ошалевшим от страха сопляком, который сбросил на меня камень и еле выкарабкался. Нас объявили вне закона, за головы гвардейцев объявили немалую награду, а "коротышка-северянин с бородой" в оазисах и торговых городах был так же неприметен как пальма среди пустыни.
Мне пришлось бежать за море. Все мое имущество состояло из секиры добытой в бою, и нескольких медяков. Остальное пришлось отдать многочисленным контрабандистам, перевозившим меня в бочках с рыбой, коврах, а то и среди угля для корабельных горнов. Вид у меня был соответствующий. Лишенный средств к существованию, да и самого смысла существования я бродяжничал, пока судьба не свела меня с людьми, охранявшими странный караван.
Началась моя шестая жизнь, оказавшаяся так не похожей на остальные пять.