(no subject)
«Пятый элемент» (или «Пятая стихия») считается комедийным фильмом, а для меня он - очень печальный. Из всего фильма в моей голове прочно засел только один кадр: когда главная героиня в своём обучении английскому языку доходит до слова «WAR». А нет, ещё один. Когда она же в конце говорит «What’s the use of saving life when you see what you do with it?» К сожалению, я не умею компартментализировать, и, видя жестокость, даже выдуманную, я понимаю, что где-то такое происходит прямо сейчас, а с прошлого года я даже точно знаю, где, как и из-за кого. Поэтому я не могу смотреть вообще ни один фильм или сериал. Только новостные сводки в бесконечных количествах… «Иди и смотри»…
Да, я идиот, и пропустила мимо ушей Чечню, Грузию, Молдавию и Крым. Теперь меня всё это накрывает запоздалыми мощными волнами. Я всегда с большим трудом находила для себя ответ на вопрос героини, а последний год окончательно подкосил слабые подпорки, которые мне удалось выстроить в моей голове за годы жизни.
Ещё страшнее, конечно, осознавать себя частью культурного и исторического наследия, которое к этому привело. Мучительно осмысливать и искать ответ на вопрос «Как такое возможно?...» Что ни история, ни литература, ни религия ничему не учат. Что все моральные нормы - для кого-то пустой звук. Что человек в частности и природа в целом - жестоки и беспринципны. Ну, и как будто, чтобы специально добить всех, в ком есть какие-то проблески совести, по сети ходят выразители мнений разной степени троллинга о коллективной вине и врождённой имперскости и кровожадности русских. Каюсь, я сама когда-то верила в какие-то особые качества немецкого народа, которые способствовали буйному расцвету фашизма. И теперь вот мой народ…
Ах, как было бы просто, если бы людоедство и правда было бы присуще лишь отдельным народам! Или хотя бы отдельным социальным или культурным группам. Можно было бы их (меня?) как-то идентифицировать, от них отгородиться, их контролировать. Но, к сожалению, почти половина французов проголосовала в прошлом году за фашистскую кандидатку в президенты. Да, я больше не боюсь радикальных слов и обвинений после того, как я двадцать лет рассказывала, что Россией правит убийца, вор и дилетант, а мне отвечали, что я преувеличиваю. Сейчас надо бить в набат во Франции. А та французская кандидатка, кстати, сначала брала деньги от российского диктатора, а потом от венгерского.
Я точно знаю, что за ту кандидатку голосовала французская хозяйка дома, который мы снимали. И как-то во время рождественского ужина, на который она нас пригласила, она сказала, что иммигранты заполонили страну. Я поперхнулась от её голубоглазой непосредственности. В ту секунду она, похоже, забыла, что я - иммигрант. А потом я вспомнила, что её зять - из Испании, и в её голове как-то так складывается, что «это другое». Что есть иммигранты разных сортов, расы разной степени арийности. Можно было бы сказать, что за фашистов голосуют лишь слабые умом, кем легко манипулировать. И это почти так, потому что, например, во Франции большая часть сторонников фашисткой партии, к счастью, не догадалась так же дойти и до выборов в парламент, хотя туда дошли в значительных количествах любители коммунистов (профсоюзы во Франции сильны). Но, к сожалению, и один мой начальник, доктор наук и в целом очень умный человек тоже как-то сказал: «Но ты же согласна, что пора с иммигрантами что-то делать?» Мой шок усиливается тем, что он женат на женщине родом из Латинской Америки. И всего его ума хватило лишь на то, чтобы не выдать мне это сразу при знакомстве, а подождать три года. И все эти три года он казался милым, разумным, благожелательным человеком - таким, который за всё хорошее против всего плохого. К аутизму вот с пониманием относился.
В семье моего партнёра по отцовской линии одна кузина боялась признаться, что встречается с чернокожим. Так и не призналась, и поэтому с той стороны все - французы в древних поколениях. Со стороны матери кузина замужем за выходцем из африканской страны и у них несколько детей. Так же в их семье есть поляки, алжирка и вот я, русская. Совсем недавно, буквально несколько десятилетий назад, «грязные поляки» было расхожим оскорблением во Франции, а «голова негра» - очень популярным десертом. Теперь граница «чужого» отошла дальше восточноевропейских и даже некоторых африканских стран, и на эту роль выбрали сирийцев, азиатов и африканцев южнее Магреба. Среди французов были те, кто когда-то сдал страну нацистам без боя, и, более того, сотрудничал с ними, уничтожая собственных граждан. А были те, кто записался в Сопротивление. В каждой, даже самой крохотной, французской деревне на кладбище стоит стелла с имена людей из этой деревни, которые погибли от рук фашистских оккупантов.
С одной стороны, жутко от этой всеобъемлющей власти и лёгкости зла. От того, что эти люди - прямо рядом со мной, до сих пор. И думаешь - зачем всё, если ничего не меняется? Если зёрна зла дремлют постоянно в твоих соседях и только и ждут случая и оправдания, чтобы проявиться? С другой - понимаешь, что добро может выжить, только если оно будет верить, что победа возможна, только если оно объединится. И если ему перестанут рассказывать про его вину за чужие преступления. Я пока не очень поняла, зачем. Если зло всегда возвращается...
