Проклятие псалмами
Оригинал взят у avdy_san в Проклятие псалмами
В 1912 году профессор церковного права Московского университета Александр Алмазов (1859-1920) выпустил на русском языке небольшую книгу под названием «Проклятие преступника псалмами. К истории суда Божьего в Греческой Церкви», где содержались выписки из греческого номоканона 1528 года и греческого рукописного сборника 1542 года. Внимание исследователя привлек особый церковный чин, существовавший в Византийской Церкви по крайней мере с XIII по XVII век, носивший название «Псалмокатара» (в переводе с греческого буквально «проклятие псалмами») и применявшийся в отношении преступников - как церковных, так и уголовных, скрывающихся от правосудия.
Существование самого «чина проклятий» в христианской Церкви уже само по себе интригует. «Не клянитесь», «молитесь за проклинающих вас», «любите врагов ваших» - так учит Евангелие. Целью же рассматриваемого обряда является не только отлучение проклинаемого от Церкви и «предание его в руки диавола», но и призвание на него всевозможных пагуб вплоть до физической и духовной смерти.
Классическая псалмокатара совершалась обычно в храме после литургии. Для ее совершения требовались семь священников - как при таинстве елеосвящения (то есть врачевания). Число священников связывалось, вероятно, с числом основных Даров Святого Духа, которых также признается семь. Но если в чине елеосвящения священник призывает на болящего один из Даров Святого Духа, то в чине псалмокатары все происходит ровно наоборот. Роль священников здесь - лишить проклинаемого последовательно всех Даров Святого Духа.
В рукописном греческом сборнике 1542 года из собрания Ватиканской библиотеки излагается еще более впечатляющий чин проклятия. Судя во внешнему виду этой тетрадки, замечает Алмазов, она, несомненно, была в большом употреблении. Здесь мы видим уже не перевернутый обряд елеосвящения. К проклятию начинали готовиться уже за вечерней службой. К совершению «литургии» полагалось приготовить известную уже нам священную утварь, а созывать на службу народ полагалось ударами в било левой рукой. Священники, приступающие к служению, должны были вывернуть свои одежды наизнанку и переменить обувь с левой ноги на правую. Устав предписывал во время Великого Входа зажечь черные свечи, влить уксус в сосуд с известью и в клубах черного дыма и распространяющегося смрада читать псалом: «Суди Господи обидящыя мя». Затем полагалось погасить свечи, опустив их в сосуд с уксусом, разбить сам сосуд, причем «все это сделать так, чтобы никто не понял, что делается». Устав обращал внимание и на другой важный момент: если целью обряда полагалась смерть проклинаемого, его следовало помянуть в числе мертвых, если же только страшная болезнь - в числе живых.
Как мог подобный чин проникнуть в Византийскую Церковь, да еще, как замечает Алмазов, и «практиковаться весьма и весьма часто»? На это ученый не дает однозначного ответа. Он замечает лишь, что исследуемые им тексты - скорее всего переработка, причем, очевидно, вульгаризированная, более ранних памятников, восходящих, судя по всему, к Иерусалимской Церкви. Исходя из этих скудных фактов, мы можем предположить лишь, что на зарождение подобных практик могла повлиять ветхозаветная традиция (с которой наиболее тесно соприкасалась именно Иерусалимская Церковь) и что важнейшим фактором их популяризации стали интересы империи. Находящаяся под тотальным давлением императорской власти, Византийская Церковь не могла, конечно, противиться ее воле. И уж если государственные интересы требовали покарать преступника во что бы то ни стало, ей ничего не оставалось делать, как подчиниться.
Духовные основания для введения в богослужебную практику «института проклятий» были найдены, естественно, в Библии. Псалтирь - самая авторитетная после Нового Завета христианская книга. Помимо псалмов, изобилующих жалобами на притеснения и призывами Всевышнему покарать врагов, в Библии можно найти и немало других рассказов, на которые могли опираться апологеты «Божьего суда» (как еще называют псалмокатару). Например, рассказ о пророке Елисее, который именем Всевышнего проклял дразнящих его детей, после чего тех разорвал медведь (II Цар. 2:24).
Мимо столь действенного «духовного оружия» трудно было, конечно, пройти византийским императорам. И дело, думается, не только и не столько в уголовных преступниках. Хотя проблемы с коррупцией в Византийской империи были болезненны не менее, чем у нас сегодня, вряд ли лишь необходимость покарать скрывающегося от правосудия вора могла заставить византийские власти пойти на столь серьезную «редакцию» православной литургии и самих нравственных принципов христианства. Но Византийское государство постоянно подвергалось угрозам завоевания извне, и это уже было серьезно! Не вправе ли мы предположить, что изначально практика наложения проклятий использовалась в моменты особо страшной опасности, угрожающей империи? Известно, что за тысячу лет своего существования Византия много раз спасалась буквально чудом. Вот только самые выразительные примеры. В 600 году союзное войско авар и славян подступило к Константинополю, однако внезапно вспыхнувшая эпидемия чумы вынудила их подписать мир с Византией. В 626 году Константинополь вновь осаждают авары, славяне и персы, но город спасает конфликт, неожиданно вспыхнувший между союзниками. В 668 году Константинополь впервые осаждают мусульмане. Внезапно вспыхнувшая эпидемия вынуждает их снять осаду. В 813 году предводитель болгар Крум во главе огромной армии чуть было не взял Константинополь. Лишь внезапная смерть болгарского царя спасает Византию от неминуемой гибели. Во время III Крестового похода (1189-1192 годы) византийский император Исаак Ангел заключил союз с султаном Саладином, пообещав ему задержать и уничтожить армию Фридриха Барбароссы, приближавшуюся к Константинополю. По странному стечению обстоятельств, переправляясь через речку, Барбаросса тонет, а германская армия, лишившись императора, поворачивает домой. Сепаратные договоры с султанами не спасли, правда, Византию от захвата Константинополя крестоносцами в 1204 году. Но в 1355 году сербский царь Стефан Душан, провозгласив себя «императором сербов и греков», затеял грандиозный поход на Константинополь. Никогда мечта о славянской империи на месте Византийской не была так близка к осуществлению. Но вновь (в который уж раз!) Византию спасла лишь неожиданная смерть грозного врага.
Хоть и курьезно подобное объяснение событий прошлого, но из истории даже ее самые невероятные листы не вырвешь...
Замечательный российский филолог Борис Успенский в статье «Эпизод из дела Патриарха Никона. Страничка из истории греческо-русских церковных связей» также исследует феномен псалмокатары, делая вывод, что с этой практикой были знакомы и в Русской Церкви. В 1663 году Патриарх Никон, к тому времени уже опальный, был обвинен в том, что, используя тексты псалмов, проклинал царя и его семейство. Дело было тщательно расследовано и столь же тщательно задокументировано. В ходе следствия Никон признался в произношении колдовских клятв, отрицая, правда, что направлены они были против царя. Никон утверждал, что возносил проклятия на стольничего Боборыкина, с которым у Патриарха вышел земельный спор о селах, окрестных патриаршей резиденции в Новом Иерусалиме. В ходе разбирательства выяснилось, что псалмы с проклятиями разным обидчикам и врагам в никоновской обители читались регулярно. Сам Никон даже упорно защищал свое право «молиться на обидевших», ссылаясь на разные священные тексты, и без устали угрожал своим многочисленным врагам ниспослать на их головы Божьи кары. Побывав на одном из таких «молебнов», Боборыкин заметил новоиерусалимской братии: «За такой молебен, какой вы служите, следовало бы вас сжечь», а вернувшись в Москву, донес царю о безобразиях, творящихся в резиденции Патриарха. Правда, колдовские практики последнего приносили ему мало пользы. Многочисленные обидчики Никона не «распухали» и не «расседались», так что ему даже приходилось оправдываться за малодействие своих ритуалов. Так, в челобитной 1665 года Никон объясняет, что отсутствие Божьих кар еще вовсе не означает, что его «молитвы» не действенны, поскольку наказание должно последовать не на этом, а на том свете.
Борис Успенский приводит еще один замечательный пример, описанный в мемуарах архимандрита Лазаря (в миру Луки Заленского, 1729-1807), настоятеля русской посольской церкви в Константинополе в 1766-1799 годах. Архимандрит Лазарь рассказывает о некоем греке, решившем перейти в ислам, но неожиданно скончавшемся, так и не успев совершить задуманного. Возник вопрос - как его хоронить? Турки, признав грека недостойным погребения по исламскому обряду, принудили похоронить его греческого священника. Греческий священник, «возложив себе на шею епитрахиль наизнанку, взяв в обе руки превеликое кадило с курящимся черным ладаном, употребляемым в поветрие (то есть как средство от эпидемической болезни)», принялся им размахивать, читая во все горло по-турецки и по-гречески: «Не наш, не ваш, приди черт, возьми его, сотворив ему вечную память».
В свою очередь, Александр Алмазов цитирует документ Собора Русской Церкви 1689 года, в котором проклинается бывший инок Сильвестр Медведев. Причем форма проклятия явно восходит к греческим образцам: «И да будет отлучен и анафематствован от Отца и Сына и Святого Духа ныне и по смерти не прощен; и тело его не рассыплется и земля его не приемлет».
Все последующие знаменитые церковные отлучения и проклятия на русской почве имели, как правило, политический подтекст. Таковым подвергались Степан Разин, Емельян Пугачев, Иван Мазепа, Лев Толстой.
Владимир Ильич Можегов
Чинопоследование
Псалмокатара совершалась в храме, причём для её совершения требовалось семь священников.
Очевидно, такое число священников, задействованных в чинопоследовании псалмокатары, является реминисценцией на церковное таинство елеосвящения, для совершения которого, как известно, в православной традиции требуется такое же количество священников. Если елеосвящение в православном понимании есть врачевание, то псалмокатара, напротив, рассматривается как поражение болезнями и невзгодами. Также вероятно, что указанное число священников связывается с числом основных Даров Святого Духа, которых тоже семь (дух Господень, дух премудрости, дух разума, дух совета (рассудительности), дух крепости, дух ведения и дух благочестия (или страха Божия)[ Каждый священник, участвующий в псалмокатаре, лишает, таким образом, проклинаемого одного из даров Св. Духа.
Перед псалмокатарой совершается Литургия. Затем священники в облачении выходят на середину храма. При этом обувь с правой ноги переобувается на левую и наоборот, а одежды священников надеваются наизнанку - здесь очевидны влияние народных верований, а также символизм, подчёркивающий исключительный характер псалмокатары и её назначение, противоположное общим целям христианского богослужения). В центре храма должны быть приготовлены сосуд с уксусом (уксус было принято вливать в сосуд во время Великого входа), негашёная известь и семь смоляных свечей чёрного цвета.
Затем известь «в объёме одного яйца» кладётся в сосуд, священники берут зажжённые свечи, и начинается само последование.
Последование заключается в прочтении каждым из семи священников определённого отрывка из Псалтири и т. н. «тропаря Иуды», то есть 4-го антифона последованияСтрастей в Великую Пятницу («Днесь Иуда оставляет Учителя и приемлет диавола, ослепляется страстию сребролюбия, отпадает света омраченный. Како бо можаше зрети, Светило продавый на тридесятих сребреницех? Но нам возсия Страдавый за мир, к Нему же возопиим: пострадавый и сострадавый человеком, Господи, слава Тебе. Днесь Иуда притворяет благочестие и отчуждается дарования, сый ученик бывает предатель; во обычном лобзании лесть покрывает, и предпочитает Владычния любве, несмысленно работати сребролюбию, наставник быв соборища беззаконнаго; мы же имуще спасение Христа, Того прославим»).
Из Псалтири зачитывается семь фрагментов (каждый священник зачитывает по фрагменту) следующих псалмов:
Первое чтение
Суди, Господи, обидящыя мя, побори борющыя мя. Приими оружие и щит, и востани в помощь мою. Изсуни мечь, и заключи сопротив гонящих мя. Рцы души моей: спасение твое есмь Аз. Да постыдятся и посрамятся ищущии душу мою, да возвратятся вспять и постыдятся мыслящии ми злая. Да будут яко прах пред лицем ветра, и Ангел Господень оскорбляя их. Да будет путь их тма и ползок, и Ангел Господень погоняя их: яко туне скрыша ми пагубу сети своея, всуе поносиша души моей. Да приидет ему сеть, юже не весть, и ловитва, юже скры, да объимет и, и в сеть да впадет в ню. Душа же моя возрадуется о Господе, возвеселится о спасении Его. (Псалом 34:1-10)
Второе чтение
Вся кости моя рекут: Господи, Господи, кто подобен Тебе? Избавляяй нища из руки крепльших его, и нища, и убога от расхищающих его. Воставше на мя свидетеле неправеднии, яже не ведех, вопрошаху мя. Воздаша ми лукавая воз благая, и безчадие души моей. Аз же, внегда они стужаху ми, облачахся во вретище, и смирях постом душу мою, и молитва моя в недро мое возвратится. Яко ближнему, яко брату нашему, тако угождах, яко плача и сетуя, тако смиряхся. И на мя возвеселишася и собрашася: собрашася на мя раны, и не познах, разделишася, и не умилишася. Искусиша мя, подражниша мя подражнением, поскрежеташа на мя зубы своими. Господи, когда узриши? Устрой душу мою от злодейства их, от лев единородную мою. Исповемся Тебе в церкви мнозе, в людех тяжцех восхвалю Тя. (Псалом 34:10-19)
Третье чтение
Да не возрадуются о мне враждующии ми неправедно, ненавидящии мя туне и помизающии очима. Яко мне убо мирная глаголаху и на гнев лести помышляху. Разшириша на мя уста своя, реша: благоже, благоже, видеша очи наши. Видел еси, Господи, да не премолчиши. Господи, не отступи от мене. Востани, Господи, и вонми суду моему, Боже мой и Господи мой, на прю мою. Суди ми, Господи, по правде Твоей, Господи Боже мой, и да не возрадуются о мне. Да не рекут в сердцах своих: благоже, благоже души нашей, ниже да рекут: пожрохом его. Да постыдятся и посрамятся вкупе радующиися злом моим, да облекутся в студ и срам велеречующии на мя. Да возрадуются и возвеселятся хотящии правды моея, и да рекут выну: да возвеличится Господь, хотящии мира рабу Его. И язык мой поучится правде Твоей, весь день хвале Твоей. (Псалом 34:19-28)
Четвёртое чтение
Боже, хвалы моея не премолчи, яко уста грешнича и уста льстиваго на мя отверзошася, глаголаша на мя языком льстивым, и словеси ненавистными обыдоша мя, и брашася со мною туне. Вместо еже любити мя, оболгаху мя, аз же моляхся, и положиша на мя злая за благая, и ненависть за возлюбление мое. Постави на него грешника, и диавол да станет одесную его. Внегда судитися ему, да изыдет осужден, и молитва его да будет в грех. Да будут дние его мали, и епископство его да приимет ин: да будут сынове его сири, и жена его вдова: движущеся да преселятся сынове его и воспросят, да изгнани будут из домов своих. Да взыщет заимодавец вся, елика суть его, и да восхитят чуждии труды его. Да не будет ему заступника, ниже да будет ущедряяй сироты его. (Псалом 108:1-12)
Пятое чтение
Да будут чада его в погубление, в роде едином да потребится имя его. Да воспомянется беззаконие отец его пред Господем, и грех матере его да не очистится. Да будут пред Господем выну и да потребится от земли память их. Занеже не помяну сотворити милость, и погна человека нища и убога, и умилена сердцем умертвити. И возлюби клятву, и приидет ему, и не восхоте благословения, и удалится от него. И облечеся в клятву яко в ризу, и вниде яко вода во утробу его, и яко елей в кости его. Да будет ему яко риза, в нюже облачится, и яко пояс, имже выну опоясуется. Сие дело оболгающих мя у Господа и глаголющих лукавая на душу мою. И ты, Господи, Господи, сотвори со мною имене ради Твоего, яко блага милость Твоя. Избави мя, яко нищ и убог есмь аз, и сердце мое смятеся внутрь мене. (Псалом 108:13-22)
Шестое чтение
Яко сень, внегда уклонитися ей, отъяхся, стрясохся яко прузи. Колена моя изнемогоста от поста, и плоть моя изменися елеа ради. И аз бых поношение им, видеша мя, покиваша главами своими. Помози ми, Господи Боже мой, и спаси мя по милости Твоей, и да разумеют, яко рука Твоя сия, и Ты, Господи, сотворил еси ю. Прокленут тии, и Ты благословиши, востающии на мя да постыдятся, раб же Твой возвеселится. Да облекутся оболгающии мя в срамоту, и одеждутся, яко одеждею, студом своим. Исповемся Господеви зело усты моими, и посреде многих восхвалю Его, яко предста одесную убогаго, еже спасти от гонящих душу мою. (Псалом 108:23-31)
Изми мя, Господи, от человека лукава, от мужа неправедна избави мя, иже помыслиша неправду в сердце, весь день ополчаху брани, изостриша язык свой, яко змиин, яд аспидов под устнами их. Сохрани мя, Господи, из руки грешничи, от человек неправедных изми мя, иже помыслиша запяти стопы моя. (Псалом 139:1-4)
Седьмое чтение
Скрыша гордии сеть мне, и ужы препяша сеть ногама моима. При стези соблазны положиша ми. Рех Господеви: Бог мои еси Ты, внуши, Господи, глас моления моего. Господи, Господи, сило спасения моего, осенил еси над главою моею в день брани. Не предаждь мене, Господи, от желания моего грешнику: помыслиша на мя, не остави мене, да не когда вознесутся. Глава окружения их, труд устен их покрыет я. Падут на них углия огненная, низложиши я в страстех, и не постоят. Муж язычен не исправится на земли: мужа неправедна злая уловят во истление. Познах, яко сотворит Господь суд нищым и месть убогим. Обаче праведнии исповедятся Имени Твоему, и вселятся правии с лицем Твоим. (Псалом 139:5-14)
В 1912 году профессор церковного права Московского университета Александр Алмазов (1859-1920) выпустил на русском языке небольшую книгу под названием «Проклятие преступника псалмами. К истории суда Божьего в Греческой Церкви», где содержались выписки из греческого номоканона 1528 года и греческого рукописного сборника 1542 года. Внимание исследователя привлек особый церковный чин, существовавший в Византийской Церкви по крайней мере с XIII по XVII век, носивший название «Псалмокатара» (в переводе с греческого буквально «проклятие псалмами») и применявшийся в отношении преступников - как церковных, так и уголовных, скрывающихся от правосудия.
Существование самого «чина проклятий» в христианской Церкви уже само по себе интригует. «Не клянитесь», «молитесь за проклинающих вас», «любите врагов ваших» - так учит Евангелие. Целью же рассматриваемого обряда является не только отлучение проклинаемого от Церкви и «предание его в руки диавола», но и призвание на него всевозможных пагуб вплоть до физической и духовной смерти.
Классическая псалмокатара совершалась обычно в храме после литургии. Для ее совершения требовались семь священников - как при таинстве елеосвящения (то есть врачевания). Число священников связывалось, вероятно, с числом основных Даров Святого Духа, которых также признается семь. Но если в чине елеосвящения священник призывает на болящего один из Даров Святого Духа, то в чине псалмокатары все происходит ровно наоборот. Роль священников здесь - лишить проклинаемого последовательно всех Даров Святого Духа.
В рукописном греческом сборнике 1542 года из собрания Ватиканской библиотеки излагается еще более впечатляющий чин проклятия. Судя во внешнему виду этой тетрадки, замечает Алмазов, она, несомненно, была в большом употреблении. Здесь мы видим уже не перевернутый обряд елеосвящения. К проклятию начинали готовиться уже за вечерней службой. К совершению «литургии» полагалось приготовить известную уже нам священную утварь, а созывать на службу народ полагалось ударами в било левой рукой. Священники, приступающие к служению, должны были вывернуть свои одежды наизнанку и переменить обувь с левой ноги на правую. Устав предписывал во время Великого Входа зажечь черные свечи, влить уксус в сосуд с известью и в клубах черного дыма и распространяющегося смрада читать псалом: «Суди Господи обидящыя мя». Затем полагалось погасить свечи, опустив их в сосуд с уксусом, разбить сам сосуд, причем «все это сделать так, чтобы никто не понял, что делается». Устав обращал внимание и на другой важный момент: если целью обряда полагалась смерть проклинаемого, его следовало помянуть в числе мертвых, если же только страшная болезнь - в числе живых.
Как мог подобный чин проникнуть в Византийскую Церковь, да еще, как замечает Алмазов, и «практиковаться весьма и весьма часто»? На это ученый не дает однозначного ответа. Он замечает лишь, что исследуемые им тексты - скорее всего переработка, причем, очевидно, вульгаризированная, более ранних памятников, восходящих, судя по всему, к Иерусалимской Церкви. Исходя из этих скудных фактов, мы можем предположить лишь, что на зарождение подобных практик могла повлиять ветхозаветная традиция (с которой наиболее тесно соприкасалась именно Иерусалимская Церковь) и что важнейшим фактором их популяризации стали интересы империи. Находящаяся под тотальным давлением императорской власти, Византийская Церковь не могла, конечно, противиться ее воле. И уж если государственные интересы требовали покарать преступника во что бы то ни стало, ей ничего не оставалось делать, как подчиниться.
Духовные основания для введения в богослужебную практику «института проклятий» были найдены, естественно, в Библии. Псалтирь - самая авторитетная после Нового Завета христианская книга. Помимо псалмов, изобилующих жалобами на притеснения и призывами Всевышнему покарать врагов, в Библии можно найти и немало других рассказов, на которые могли опираться апологеты «Божьего суда» (как еще называют псалмокатару). Например, рассказ о пророке Елисее, который именем Всевышнего проклял дразнящих его детей, после чего тех разорвал медведь (II Цар. 2:24).
Мимо столь действенного «духовного оружия» трудно было, конечно, пройти византийским императорам. И дело, думается, не только и не столько в уголовных преступниках. Хотя проблемы с коррупцией в Византийской империи были болезненны не менее, чем у нас сегодня, вряд ли лишь необходимость покарать скрывающегося от правосудия вора могла заставить византийские власти пойти на столь серьезную «редакцию» православной литургии и самих нравственных принципов христианства. Но Византийское государство постоянно подвергалось угрозам завоевания извне, и это уже было серьезно! Не вправе ли мы предположить, что изначально практика наложения проклятий использовалась в моменты особо страшной опасности, угрожающей империи? Известно, что за тысячу лет своего существования Византия много раз спасалась буквально чудом. Вот только самые выразительные примеры. В 600 году союзное войско авар и славян подступило к Константинополю, однако внезапно вспыхнувшая эпидемия чумы вынудила их подписать мир с Византией. В 626 году Константинополь вновь осаждают авары, славяне и персы, но город спасает конфликт, неожиданно вспыхнувший между союзниками. В 668 году Константинополь впервые осаждают мусульмане. Внезапно вспыхнувшая эпидемия вынуждает их снять осаду. В 813 году предводитель болгар Крум во главе огромной армии чуть было не взял Константинополь. Лишь внезапная смерть болгарского царя спасает Византию от неминуемой гибели. Во время III Крестового похода (1189-1192 годы) византийский император Исаак Ангел заключил союз с султаном Саладином, пообещав ему задержать и уничтожить армию Фридриха Барбароссы, приближавшуюся к Константинополю. По странному стечению обстоятельств, переправляясь через речку, Барбаросса тонет, а германская армия, лишившись императора, поворачивает домой. Сепаратные договоры с султанами не спасли, правда, Византию от захвата Константинополя крестоносцами в 1204 году. Но в 1355 году сербский царь Стефан Душан, провозгласив себя «императором сербов и греков», затеял грандиозный поход на Константинополь. Никогда мечта о славянской империи на месте Византийской не была так близка к осуществлению. Но вновь (в который уж раз!) Византию спасла лишь неожиданная смерть грозного врага.
Хоть и курьезно подобное объяснение событий прошлого, но из истории даже ее самые невероятные листы не вырвешь...
Замечательный российский филолог Борис Успенский в статье «Эпизод из дела Патриарха Никона. Страничка из истории греческо-русских церковных связей» также исследует феномен псалмокатары, делая вывод, что с этой практикой были знакомы и в Русской Церкви. В 1663 году Патриарх Никон, к тому времени уже опальный, был обвинен в том, что, используя тексты псалмов, проклинал царя и его семейство. Дело было тщательно расследовано и столь же тщательно задокументировано. В ходе следствия Никон признался в произношении колдовских клятв, отрицая, правда, что направлены они были против царя. Никон утверждал, что возносил проклятия на стольничего Боборыкина, с которым у Патриарха вышел земельный спор о селах, окрестных патриаршей резиденции в Новом Иерусалиме. В ходе разбирательства выяснилось, что псалмы с проклятиями разным обидчикам и врагам в никоновской обители читались регулярно. Сам Никон даже упорно защищал свое право «молиться на обидевших», ссылаясь на разные священные тексты, и без устали угрожал своим многочисленным врагам ниспослать на их головы Божьи кары. Побывав на одном из таких «молебнов», Боборыкин заметил новоиерусалимской братии: «За такой молебен, какой вы служите, следовало бы вас сжечь», а вернувшись в Москву, донес царю о безобразиях, творящихся в резиденции Патриарха. Правда, колдовские практики последнего приносили ему мало пользы. Многочисленные обидчики Никона не «распухали» и не «расседались», так что ему даже приходилось оправдываться за малодействие своих ритуалов. Так, в челобитной 1665 года Никон объясняет, что отсутствие Божьих кар еще вовсе не означает, что его «молитвы» не действенны, поскольку наказание должно последовать не на этом, а на том свете.
Борис Успенский приводит еще один замечательный пример, описанный в мемуарах архимандрита Лазаря (в миру Луки Заленского, 1729-1807), настоятеля русской посольской церкви в Константинополе в 1766-1799 годах. Архимандрит Лазарь рассказывает о некоем греке, решившем перейти в ислам, но неожиданно скончавшемся, так и не успев совершить задуманного. Возник вопрос - как его хоронить? Турки, признав грека недостойным погребения по исламскому обряду, принудили похоронить его греческого священника. Греческий священник, «возложив себе на шею епитрахиль наизнанку, взяв в обе руки превеликое кадило с курящимся черным ладаном, употребляемым в поветрие (то есть как средство от эпидемической болезни)», принялся им размахивать, читая во все горло по-турецки и по-гречески: «Не наш, не ваш, приди черт, возьми его, сотворив ему вечную память».
В свою очередь, Александр Алмазов цитирует документ Собора Русской Церкви 1689 года, в котором проклинается бывший инок Сильвестр Медведев. Причем форма проклятия явно восходит к греческим образцам: «И да будет отлучен и анафематствован от Отца и Сына и Святого Духа ныне и по смерти не прощен; и тело его не рассыплется и земля его не приемлет».
Все последующие знаменитые церковные отлучения и проклятия на русской почве имели, как правило, политический подтекст. Таковым подвергались Степан Разин, Емельян Пугачев, Иван Мазепа, Лев Толстой.
Владимир Ильич Можегов
Чинопоследование
Псалмокатара совершалась в храме, причём для её совершения требовалось семь священников.
Очевидно, такое число священников, задействованных в чинопоследовании псалмокатары, является реминисценцией на церковное таинство елеосвящения, для совершения которого, как известно, в православной традиции требуется такое же количество священников. Если елеосвящение в православном понимании есть врачевание, то псалмокатара, напротив, рассматривается как поражение болезнями и невзгодами. Также вероятно, что указанное число священников связывается с числом основных Даров Святого Духа, которых тоже семь (дух Господень, дух премудрости, дух разума, дух совета (рассудительности), дух крепости, дух ведения и дух благочестия (или страха Божия)[ Каждый священник, участвующий в псалмокатаре, лишает, таким образом, проклинаемого одного из даров Св. Духа.
Перед псалмокатарой совершается Литургия. Затем священники в облачении выходят на середину храма. При этом обувь с правой ноги переобувается на левую и наоборот, а одежды священников надеваются наизнанку - здесь очевидны влияние народных верований, а также символизм, подчёркивающий исключительный характер псалмокатары и её назначение, противоположное общим целям христианского богослужения). В центре храма должны быть приготовлены сосуд с уксусом (уксус было принято вливать в сосуд во время Великого входа), негашёная известь и семь смоляных свечей чёрного цвета.
Затем известь «в объёме одного яйца» кладётся в сосуд, священники берут зажжённые свечи, и начинается само последование.
Последование заключается в прочтении каждым из семи священников определённого отрывка из Псалтири и т. н. «тропаря Иуды», то есть 4-го антифона последованияСтрастей в Великую Пятницу («Днесь Иуда оставляет Учителя и приемлет диавола, ослепляется страстию сребролюбия, отпадает света омраченный. Како бо можаше зрети, Светило продавый на тридесятих сребреницех? Но нам возсия Страдавый за мир, к Нему же возопиим: пострадавый и сострадавый человеком, Господи, слава Тебе. Днесь Иуда притворяет благочестие и отчуждается дарования, сый ученик бывает предатель; во обычном лобзании лесть покрывает, и предпочитает Владычния любве, несмысленно работати сребролюбию, наставник быв соборища беззаконнаго; мы же имуще спасение Христа, Того прославим»).
Из Псалтири зачитывается семь фрагментов (каждый священник зачитывает по фрагменту) следующих псалмов:
Первое чтение
Суди, Господи, обидящыя мя, побори борющыя мя. Приими оружие и щит, и востани в помощь мою. Изсуни мечь, и заключи сопротив гонящих мя. Рцы души моей: спасение твое есмь Аз. Да постыдятся и посрамятся ищущии душу мою, да возвратятся вспять и постыдятся мыслящии ми злая. Да будут яко прах пред лицем ветра, и Ангел Господень оскорбляя их. Да будет путь их тма и ползок, и Ангел Господень погоняя их: яко туне скрыша ми пагубу сети своея, всуе поносиша души моей. Да приидет ему сеть, юже не весть, и ловитва, юже скры, да объимет и, и в сеть да впадет в ню. Душа же моя возрадуется о Господе, возвеселится о спасении Его. (Псалом 34:1-10)
Второе чтение
Вся кости моя рекут: Господи, Господи, кто подобен Тебе? Избавляяй нища из руки крепльших его, и нища, и убога от расхищающих его. Воставше на мя свидетеле неправеднии, яже не ведех, вопрошаху мя. Воздаша ми лукавая воз благая, и безчадие души моей. Аз же, внегда они стужаху ми, облачахся во вретище, и смирях постом душу мою, и молитва моя в недро мое возвратится. Яко ближнему, яко брату нашему, тако угождах, яко плача и сетуя, тако смиряхся. И на мя возвеселишася и собрашася: собрашася на мя раны, и не познах, разделишася, и не умилишася. Искусиша мя, подражниша мя подражнением, поскрежеташа на мя зубы своими. Господи, когда узриши? Устрой душу мою от злодейства их, от лев единородную мою. Исповемся Тебе в церкви мнозе, в людех тяжцех восхвалю Тя. (Псалом 34:10-19)
Третье чтение
Да не возрадуются о мне враждующии ми неправедно, ненавидящии мя туне и помизающии очима. Яко мне убо мирная глаголаху и на гнев лести помышляху. Разшириша на мя уста своя, реша: благоже, благоже, видеша очи наши. Видел еси, Господи, да не премолчиши. Господи, не отступи от мене. Востани, Господи, и вонми суду моему, Боже мой и Господи мой, на прю мою. Суди ми, Господи, по правде Твоей, Господи Боже мой, и да не возрадуются о мне. Да не рекут в сердцах своих: благоже, благоже души нашей, ниже да рекут: пожрохом его. Да постыдятся и посрамятся вкупе радующиися злом моим, да облекутся в студ и срам велеречующии на мя. Да возрадуются и возвеселятся хотящии правды моея, и да рекут выну: да возвеличится Господь, хотящии мира рабу Его. И язык мой поучится правде Твоей, весь день хвале Твоей. (Псалом 34:19-28)
Четвёртое чтение
Боже, хвалы моея не премолчи, яко уста грешнича и уста льстиваго на мя отверзошася, глаголаша на мя языком льстивым, и словеси ненавистными обыдоша мя, и брашася со мною туне. Вместо еже любити мя, оболгаху мя, аз же моляхся, и положиша на мя злая за благая, и ненависть за возлюбление мое. Постави на него грешника, и диавол да станет одесную его. Внегда судитися ему, да изыдет осужден, и молитва его да будет в грех. Да будут дние его мали, и епископство его да приимет ин: да будут сынове его сири, и жена его вдова: движущеся да преселятся сынове его и воспросят, да изгнани будут из домов своих. Да взыщет заимодавец вся, елика суть его, и да восхитят чуждии труды его. Да не будет ему заступника, ниже да будет ущедряяй сироты его. (Псалом 108:1-12)
Пятое чтение
Да будут чада его в погубление, в роде едином да потребится имя его. Да воспомянется беззаконие отец его пред Господем, и грех матере его да не очистится. Да будут пред Господем выну и да потребится от земли память их. Занеже не помяну сотворити милость, и погна человека нища и убога, и умилена сердцем умертвити. И возлюби клятву, и приидет ему, и не восхоте благословения, и удалится от него. И облечеся в клятву яко в ризу, и вниде яко вода во утробу его, и яко елей в кости его. Да будет ему яко риза, в нюже облачится, и яко пояс, имже выну опоясуется. Сие дело оболгающих мя у Господа и глаголющих лукавая на душу мою. И ты, Господи, Господи, сотвори со мною имене ради Твоего, яко блага милость Твоя. Избави мя, яко нищ и убог есмь аз, и сердце мое смятеся внутрь мене. (Псалом 108:13-22)
Шестое чтение
Яко сень, внегда уклонитися ей, отъяхся, стрясохся яко прузи. Колена моя изнемогоста от поста, и плоть моя изменися елеа ради. И аз бых поношение им, видеша мя, покиваша главами своими. Помози ми, Господи Боже мой, и спаси мя по милости Твоей, и да разумеют, яко рука Твоя сия, и Ты, Господи, сотворил еси ю. Прокленут тии, и Ты благословиши, востающии на мя да постыдятся, раб же Твой возвеселится. Да облекутся оболгающии мя в срамоту, и одеждутся, яко одеждею, студом своим. Исповемся Господеви зело усты моими, и посреде многих восхвалю Его, яко предста одесную убогаго, еже спасти от гонящих душу мою. (Псалом 108:23-31)
Изми мя, Господи, от человека лукава, от мужа неправедна избави мя, иже помыслиша неправду в сердце, весь день ополчаху брани, изостриша язык свой, яко змиин, яд аспидов под устнами их. Сохрани мя, Господи, из руки грешничи, от человек неправедных изми мя, иже помыслиша запяти стопы моя. (Псалом 139:1-4)
Седьмое чтение
Скрыша гордии сеть мне, и ужы препяша сеть ногама моима. При стези соблазны положиша ми. Рех Господеви: Бог мои еси Ты, внуши, Господи, глас моления моего. Господи, Господи, сило спасения моего, осенил еси над главою моею в день брани. Не предаждь мене, Господи, от желания моего грешнику: помыслиша на мя, не остави мене, да не когда вознесутся. Глава окружения их, труд устен их покрыет я. Падут на них углия огненная, низложиши я в страстех, и не постоят. Муж язычен не исправится на земли: мужа неправедна злая уловят во истление. Познах, яко сотворит Господь суд нищым и месть убогим. Обаче праведнии исповедятся Имени Твоему, и вселятся правии с лицем Твоим. (Псалом 139:5-14)