Тарас Сидаш. Об иудейском и эллинском элементах христианского богословия - 2

Jan 13, 2008 01:12

Продолжаю мучить читать статью. Пока - о периодизации античной философии и о "периоде" вообще. О том, что "период" - фаза цикла развития - возможен только у живого организма, подобного другим живым организмам, или у того, что этому организму уподобляется. Противоположность периодичности, циклизации - история, которая никогда не повторяется и состоит из событий, единичных.

Рассуждает об основании для периодизации, о том, на что можно опираться, критикует Гегеля и Шпенглера. Шпенглер, на его взгляд, слишком примитивен, слишком уж уподобляет культуру растению, и ничего сверх растительного существования в ней не мыслит. Гегель же, по мнению автора (и по моему, заметим в скобочках, тоже), неправ в том, что в истории раскрывает Себя абсолютная Идея, то есть Бог. В то время как пребывающее и становящееся - это уж слишком разные, противоположные вещи. Да и всё становящееся, как известно, умирает, а это совершенно противоестественно.

А главное - ни Гегель, ни Шпенглер не объясняют, почему так происходит, каков смысл периодов развития культуры. Для Шпенглера это просто реализации замысла об этой культуре, для Гегеля объяснение не имеет смысла - достаточно описать, смысл - в самом процессе.

Ну всё на сегодня. Дальше буду потом.


А вот цитата, которая меня зацепила за живое

Детство - это не время свернутого существования полагаемых в зрелости объективными потенций, но время, когда в живом наиболее явно просматривается реализация иного, нежели в зрелости принципа жизни. Если речь идет о младенце, то в нем живет космос, а не он сам. Если речь идет о мыслителе ранней эпохи, то его устами говорит еще не он сам, но промышляющий о человечестве Бог. Юность толкуется нами не как объективация существующих в индивиде противоречий, но как мука самоидентификации, зрелость приносит плоды ошибочного выбора юности, это время образования ложного «я», старость и смерть - вхождение в формы «самостной», индивидуальной жизни и бытие в них. Где-то в юности брезжит, как правило, человеку свет иной жизни, но не в силах его удержать человек. Достижение же тварной определенности в зрелости не означает для твари чего-то «естественного», но есть как раз основание для ее в высшей степени неестественной смерти - смерти, не предполагаемой рождением. И, опять же, смерть - это не переход в умопостигаемое, но простое и тупое уничтожение того единичного и самостного, которое лишь казалось некоторое время единичным и самостным, ибо то, что способно быть в умопостигаемом, или, как говорит Гегель, в роде, никогда и не покидало его, а то, что оказалось вне его, никогда не сможет в нем существовать. За свободным выбором смерти в юности, следует глухота зрелости к вечной жизни, а ее сменяет неодухотворенная дряхлость: ничто не уходит отсюда в то вечное, что вызвало становление и жизнь остающегося по эту сторону, не стало причастным тому, что жило и становилось вокруг него; а то, что было причастным вечному, потеряло эту причастность и перестало быть вовсе.

Ох ты ж, а как подчеркнутое родственно с афоризмом кого-то из соратников Дугина "Кто умер, тот никогда не жил". Только у него это звучало радостно, как уверенность в собственном бессмертии, а у неоплатоников в пересказе santaburger - как-то очень уж пессимистично.
Previous post Next post
Up