Hvidøre, Klampenborg, København
Ветер пронизывает насквозь; он не дует, нескончаемым арктическим вихрем ветер налетает, проникает под одежду, сковывает в клещи и хлещет по щекам. Голова леденеет, мысленно можно ощупать каждую заледенелую извилину, соблюдая определенную осторожность, чтобы те не хрустнули, околевшие, они стали очень ломкими и теперь болезненно чувствуются. Зимний пуховик не защищает от ледяного покалывания в теле, капюшон можно снять - он все равно не греет, да и привыкаешь к этой ветряной молотилке быстро, а само тело, тоже колея, покрывается тонким льдом и плохо слушается, голова теряет ясность, уносимую ветром, а из рефлексов остаются только два: ровно дышать полной грудью через нос и подносить ко рту бутылку с вином, в горлышке которой свистит ветер, налетающий с неспокойного зимнего моря. Руки красные, дубовые, костистые.
Местечко Клампенборг, предместье Копенгагена, тянется вдоль побережья пролива Эресунн, соединяющим, в числе прочих Датских проливов, Северное и Балтийское моря, продуваемого холодным шквалистым ветром "Фриск винд", более преобладающим на шведском побережье, которое, впрочем, при хорошей погоде можно разглядеть на горизонте. Местечко тихое, встретить кого-либо на побережье довольно сложно, что лишь подчеркивает нескончаемое беспокойство моря. Оно вечно. Я не видел его тихим, я не видел его теплым. Я видел его впервые, в середине марта, в этом предместье Копенгагена, куда приехал за некоей историей, а встретил свою давнюю мечту: холодное море. В моей памяти побережье так и осталось суровым, неспокойным, клонящим в ледяной сон.
Природа сурова. Но видеть в этой природе, в этом холоде лишь тоску или даже смерть (попробуй выжить в таких экстремальных условиях) было бы слишком глупо и неправильно. Если стоять лицом к ветру, лицом к морю, то можно прочувствовать ту удивительную свободу, ту гармонию с окружающим миром, которую многие ищут годами. А ведь за этой патетикой действительно стоит какое-то невероятное счастье и спокойствие. Иначе за спиной не расположился бы тихий богатый Клампенборг, где живут тихие богатые датчане, богатые своим спокойствием, умиротворением, порядком. Сейчас не кажется, что когда-то этот достаток человек отвоевывал у природы, кажется, что этот достаток есть прямое следствие из того самого гармоничного сосуществования с этой суровой природой, которая и воспитывала человека в суровости, приучая к этому самому порядку. К достоинству.
Когда-то давно, в начале прошлого века, три сестры, дочери датского короля Кристиана IX, королева Великобритании Александра, Тира Датская, принцесса Ганноверская и герцогиня Камберленд и Тевиотдейл, и императрица-мать Мария Федеровна, присмотрели местечко Клампенборг и приобрели виллу, или дворец, как иногда называют эту виллу, Видёре в совместную собственность для своих частых визитов на родину. Приблизительно это был 1906 год, а может и раньше. Вилла была технически переоборудована и обустроена для летнего отдыха сестер. Удивительно, насколько скромна, но не без шика, и изящна эта вилла с внутренним двориком и выходящими к морю вторым фасадом и террасой.
*справа Мария Федоровна и Александра в Видёре, 1910г.
История же всем известна. После заключения во дворце Дюльбер в Кореизе близ Ялты императрица покинула Россию и отплыла в Лондон. Момент прощания императрицы со своей империей трогательно описан в мемуарах Феликса Юсупова, бывшего в крымском заключении вместе с императрицей и другими представителями императорской семьи. Сохранилась фотография с английского линкора "Мальборо", где запечатлены императрица Мария Федоровна и великий князь Николай Николаевич.
В тех же мемуарах Юсупова можно вычитать многие интересные вещи и о самой Марии Федоровне. Пусть эти мемуары и нужно читать во многом как художественное произведение, а может и любые мемуары нужно рассматривать сквозь призму желания или нежелания самого автора повествовать о чем-либо, принимая правила игры, которые устанавливает сам автор, но и сбрасывать со счетов неординарную личность самого Феликса Юсупова тоже не стоит. А мемуары его и правда увлекательны. Так вот из них можно узнать и про поддержку, оказанную императрицей Феликсу во время его помолвки с княжной Ириной Романовой, племянницей императора, и про их совместное заключение в Крыму, и про корабль Мальборо, где, по словам самого Феликса, он развлекал Марию Федоровну игрой на гитаре и цыганскими песнями, когда последней становилось особо грустно.
Также в мемуарах говорилось, насколько сестры Мария Федеровна и Александра, королева Великобритании, были дружны. Они часто встречались в Европе и наслаждались обществом друг друга, без всякого официоза. Так, однажды в Лондоне эфиоп-камердинер Феликса отказался пускать сестер к спавшим в то время в своем гостиничном номере Юсуповым. Царственные особы негодовали. Дело дошло до драки: сестры полезли с зонтиками на громадного эфиопа. Презабавная сцена, ничего не скажешь.
Из Лондона Мария Федеровна с дочерьми и их семьями перебрались в Копенгаген и поселились во дворце Амалиенборг у племянника императрицы датского короля Кристиана X. Взаимоотношения у них были так себе, о чем можно вычитать из дневника великой княгини Ольги Александровны. Судя по всему, это было столкновение двух упрямцев: властной и строгой Марии Федоровны и сумасбродного и мелочного Кристиана.
*на фотографии: Мария Федоровна (сидит), великие княгини Ксения и Ольга и Николай Куликовский.
Вот выдержки из мемуаров в.к. Ольги Александровны, записанных Яном Ворресом: "Ольга Александровна вспомнила, как однажды вечером они сидели в гостиной дворца вместе с матерью и спокойно вязали. Тут дверь открылась, и вошел королевский слуга. Ему явно было не по себе. Смущаясь, он едва слышно пробормотал: "Его величество прислали меня затем, чтобы попросить вас выключить яркое освещение. Он хочет уведомить вас, что счет за электричество, который ему пришлось оплатить недавно, оказался слишком велик.". Императрица Мария Федоровна побледнела, как полотно, но ничего не ответила. С царственным видом она вызвала одного из собственных лакеев и в присутствии королевского
посыльного велела ему осветить дворец от подвала до чердака!", оттуда же: "Король Христиан X продолжал унижать свою тетку. Однако его грубость подчас наталкивалась на ее спокойствие и достоинство. Один подобный инцидент произошел во время государственного визита короля и королевы Италии. Христиан X не собирался приглашать своих бедных родственников ни на банкет, который должен был состояться во дворце, ни на другие празднества. Он только позвонил по телефону и сообщил, что в один из ближайших дней приедет в Видёре вместе со своими гостями из Италии. Приехав во дворец, гости были встречены не гофмейстером, даже не управляющим или дворецким, а простым лакеем, который заявил: "Ее Императорское величество искренне сожалеет, но, по причине недомогания, никого не принимает сегодня." Король Христиан был взбешен. Выходка его тетки была отчасти ответом на его собственное недостойное поведение, но главным образом объяснялась тем, что незадолго до этого Италия признала советское правительство."
В урегулировании дела пытались принять участие многие родственники. Георг V, сын Александры, пытался посодействовать установлению мира, но безрезультатно. Его помощи хватило лишь на то, чтобы как-то стабилизировать не самое хорошее финансовое состояние императрицы: пребывание в Амалиенборге для вдовой императрицы и ее дочери с мужем было настоящим расточительством на фоне борьбы двух племянников, Кристиана и Георга, за шкатулку с драгоценностями Марии Федоровны, которая отказывалась расставаться с драгоценностями. Георг выплачивал тетушке ежегодный пенсион, но даже несмотря на эти оставшиеся драгоценности и пенсион следовало признать: семья обеднела. И выходом из сложившейся ситуации стал переезд в Видёре, который отныне стал принадлежать одной Марии Федоровне: две другие сестры отказались от своей доли в собственности в пользу первой. Здесь до самой смерти Мария Федоровна прожила со своей младшей дочерью Ольгой, ее мужем, которого она не любила, и их детьми.
Великая княгиня Ольга Александровна оставила после себя мемуары. Ее судьба тоже была интересной и довольно трагичной, но сейчас важно сказать о самой вилле. Ольга Александровна писала, что Марию Федоровну очень любили родственники и часто ее навещали в Видёре. Например, в Клампенборг приезжала королева эллинов Ольга Александровна, дочь Николая I, сестра Александра II и супруга родного брата Марии Федоровны греческого короля Георга I, со своим шестилетним внуком принцем Филиппом, нынешним герцогом Эдинбургским и супругом Елизаветы II. Ольга Александровна вспоминала: "Я помню принца Филиппа мальчуганом с большими голубыми смеющимися глазами, в которых проглядывала натура шалуна. Даже в том юном возрасте он обладал независимым умом, хотя в присутствии Мама чувствовал себя несколько подавленным. Я угощала его чаем и печеньем, с которым он расправлялся в считанные доли секунды. Могла ли я представить себе тогда, что этот миловидный ребенок станет однажды супругом английской королевы."
*Мария Федоровна и греческая королева Ольга Константиновна *Мария Федоровна и Ольга
Гений места или что-то в этом духе. Дворец, вилла, дом. Место, где незаметно пересеклась история монаршей Европы. Европы, которую разбила мировая война, революция. И место, чья история закончилась довольно обычно - нищетой.
После смерти Марии Федоровны в 28-м году великая княгиня Ольга Александровна продала виллу Видёре, так как для ее небольшой семьи дворец был и большим, и слишком дорого обходился. Семья поселилась здесь же, в Клампенборге: на вырученные деньги была приобретена небольшая ферма по близости. Муж Ольги, Николай Куликовский, устроился конюшенным к местному миллионеру.
А потом была война. Вторая. Нацисты оказывали преференции великой княгине, относились к ней с почтением, а та пользовалась этим и по мере возможности помогала остальным. После войны её положение стало шатким. Не все соседи отнеслись к этому факту с пониманием, и, более того, возникла реальная угроза похищения в.к. советской разведкой. В дело вмешались власти Британии, Дании и Канады, которые тайно перевезли семью великой княгини в Торонто, где и закончилась история этой семьи. Клампенборг остался в прошлом.
И вот к этому дому и за этой историей мы приехали во второй мой визит в Копенгаген. Добравшись до железнодорожной станции Клампенборг, мы долго шли к вилле по дороге вдоль самого побережья, обдуваемые холодным порывистым ветром, еще совсем не привыкшие к нему, к морю, радостные и замерзшие.
На месте мы выяснили, что вилла сейчас принадлежит фармацевтической компании с удивляющим слух названием Novo Nordisk. То было воскресенье, ворота были закрыты. Я позвонил в домофон и начал свою лебединую песню: "Здравствуйте, мы туристы из России, и так как это здание...мы хотели бы..." Я так и не договорил. "Закрыто." - оборвала меня женщина и дала отбой. История, та, за которой мы приехали, была только в наших головах, в моей голове, а все, что мы имели на тот момент, это лишь возможность сравнить особенности тех или иных культурных явлений, ново-русских и ново-датских.
И вот мы гуляли по набережной. Я стоял лицом к морю и не мог надышаться свободой. За моей спиной, помимо тихого благополучного Клампенборга с красивыми столетними и более новыми домами и виллами, ухоженными улочками, где не было ни души, тихой железнодорожной станцией и автобусной остановкой, где водитель автобуса устроил целый ликбез относительно транспортной системы Большого Копенгагена, помимо самого Копенгагена, помимо всей этой - их - счастливой жизни в благополучном государстве, за моей спиной была еще и история. Общеевропейская история. Наша история.
Ветер звенит в ушах, обдувает тебя, морозит, море пенится, чайки в полете против ветра не сдвигаются в своем воздушном пространстве, а в голову лезут сантименты: и она тут ходила, и она тут стояла и смотрела вдаль, уже после всего, на своем закате, понимаю всю беду, но не желая в нее верить. И ведь понимаешь, что это уже слишком, что это уже Голливуд, но вдруг в интернете натыкаешься на маленькое фото, подписанное, будто это Dowager Empress Maria Feodorovna of Russia, и понимаешь, что все так, что это та самая история. А на фотографии и море спокойное. Спокойное и какое-то не из этой реальности.
И ничего более и не надо было: море, ветер, холод. Мое любимое холодное море. Холодный ветер. Который больше не жалит. К которому привык и с которым уже вместе. И ты со всем этим слился. Так же, как и многие местные. И сейчас, и сто лет назад, и за много веков до этого. И частная история переплеталась с всеобщей, и мысли о благосостоянии государства переплетались с мыслями о национальном характере, и мысли о характере увязывались в одно целое с морем, ветром, природой. Я приехал посмотреть на историю, а встретил свое море.
Местечко Клампенборг, предместье Копенгагена, тянется вдоль побережья пролива Эресунн, соединяющим, в числе прочих Датских проливов, Северное и Балтийское моря, продуваемого холодным шквалистым ветром "Фриск винд", более преобладающим на шведском побережье, которое, впрочем, при хорошей погоде можно разглядеть на горизонте. Местечко тихое, встретить кого-либо на побережье довольно сложно, что лишь подчеркивает нескончаемое беспокойство моря. Оно вечно. Я не видел его тихим, я не видел его теплым. Я видел его впервые, в середине марта, в этом предместье Копенгагена, куда приехал за некоей историей, а встретил свою давнюю мечту: холодное море. В моей памяти побережье так и осталось суровым, неспокойным, клонящим в ледяной сон.
Природа сурова. Но видеть в этой природе, в этом холоде лишь тоску или даже смерть (попробуй выжить в таких экстремальных условиях) было бы слишком глупо и неправильно. Если стоять лицом к ветру, лицом к морю, то можно прочувствовать ту удивительную свободу, ту гармонию с окружающим миром, которую многие ищут годами. А ведь за этой патетикой действительно стоит какое-то невероятное счастье и спокойствие. Иначе за спиной не расположился бы тихий богатый Клампенборг, где живут тихие богатые датчане, богатые своим спокойствием, умиротворением, порядком. Сейчас не кажется, что когда-то этот достаток человек отвоевывал у природы, кажется, что этот достаток есть прямое следствие из того самого гармоничного сосуществования с этой суровой природой, которая и воспитывала человека в суровости, приучая к этому самому порядку. К достоинству.
Когда-то давно, в начале прошлого века, три сестры, дочери датского короля Кристиана IX, королева Великобритании Александра, Тира Датская, принцесса Ганноверская и герцогиня Камберленд и Тевиотдейл, и императрица-мать Мария Федеровна, присмотрели местечко Клампенборг и приобрели виллу, или дворец, как иногда называют эту виллу, Видёре в совместную собственность для своих частых визитов на родину. Приблизительно это был 1906 год, а может и раньше. Вилла была технически переоборудована и обустроена для летнего отдыха сестер. Удивительно, насколько скромна, но не без шика, и изящна эта вилла с внутренним двориком и выходящими к морю вторым фасадом и террасой.
*справа Мария Федоровна и Александра в Видёре, 1910г.
История же всем известна. После заключения во дворце Дюльбер в Кореизе близ Ялты императрица покинула Россию и отплыла в Лондон. Момент прощания императрицы со своей империей трогательно описан в мемуарах Феликса Юсупова, бывшего в крымском заключении вместе с императрицей и другими представителями императорской семьи. Сохранилась фотография с английского линкора "Мальборо", где запечатлены императрица Мария Федоровна и великий князь Николай Николаевич.
В тех же мемуарах Юсупова можно вычитать многие интересные вещи и о самой Марии Федоровне. Пусть эти мемуары и нужно читать во многом как художественное произведение, а может и любые мемуары нужно рассматривать сквозь призму желания или нежелания самого автора повествовать о чем-либо, принимая правила игры, которые устанавливает сам автор, но и сбрасывать со счетов неординарную личность самого Феликса Юсупова тоже не стоит. А мемуары его и правда увлекательны. Так вот из них можно узнать и про поддержку, оказанную императрицей Феликсу во время его помолвки с княжной Ириной Романовой, племянницей императора, и про их совместное заключение в Крыму, и про корабль Мальборо, где, по словам самого Феликса, он развлекал Марию Федоровну игрой на гитаре и цыганскими песнями, когда последней становилось особо грустно.
Также в мемуарах говорилось, насколько сестры Мария Федеровна и Александра, королева Великобритании, были дружны. Они часто встречались в Европе и наслаждались обществом друг друга, без всякого официоза. Так, однажды в Лондоне эфиоп-камердинер Феликса отказался пускать сестер к спавшим в то время в своем гостиничном номере Юсуповым. Царственные особы негодовали. Дело дошло до драки: сестры полезли с зонтиками на громадного эфиопа. Презабавная сцена, ничего не скажешь.
Из Лондона Мария Федеровна с дочерьми и их семьями перебрались в Копенгаген и поселились во дворце Амалиенборг у племянника императрицы датского короля Кристиана X. Взаимоотношения у них были так себе, о чем можно вычитать из дневника великой княгини Ольги Александровны. Судя по всему, это было столкновение двух упрямцев: властной и строгой Марии Федоровны и сумасбродного и мелочного Кристиана.
*на фотографии: Мария Федоровна (сидит), великие княгини Ксения и Ольга и Николай Куликовский.
Вот выдержки из мемуаров в.к. Ольги Александровны, записанных Яном Ворресом: "Ольга Александровна вспомнила, как однажды вечером они сидели в гостиной дворца вместе с матерью и спокойно вязали. Тут дверь открылась, и вошел королевский слуга. Ему явно было не по себе. Смущаясь, он едва слышно пробормотал: "Его величество прислали меня затем, чтобы попросить вас выключить яркое освещение. Он хочет уведомить вас, что счет за электричество, который ему пришлось оплатить недавно, оказался слишком велик.". Императрица Мария Федоровна побледнела, как полотно, но ничего не ответила. С царственным видом она вызвала одного из собственных лакеев и в присутствии королевского
посыльного велела ему осветить дворец от подвала до чердака!", оттуда же: "Король Христиан X продолжал унижать свою тетку. Однако его грубость подчас наталкивалась на ее спокойствие и достоинство. Один подобный инцидент произошел во время государственного визита короля и королевы Италии. Христиан X не собирался приглашать своих бедных родственников ни на банкет, который должен был состояться во дворце, ни на другие празднества. Он только позвонил по телефону и сообщил, что в один из ближайших дней приедет в Видёре вместе со своими гостями из Италии. Приехав во дворец, гости были встречены не гофмейстером, даже не управляющим или дворецким, а простым лакеем, который заявил: "Ее Императорское величество искренне сожалеет, но, по причине недомогания, никого не принимает сегодня." Король Христиан был взбешен. Выходка его тетки была отчасти ответом на его собственное недостойное поведение, но главным образом объяснялась тем, что незадолго до этого Италия признала советское правительство."
В урегулировании дела пытались принять участие многие родственники. Георг V, сын Александры, пытался посодействовать установлению мира, но безрезультатно. Его помощи хватило лишь на то, чтобы как-то стабилизировать не самое хорошее финансовое состояние императрицы: пребывание в Амалиенборге для вдовой императрицы и ее дочери с мужем было настоящим расточительством на фоне борьбы двух племянников, Кристиана и Георга, за шкатулку с драгоценностями Марии Федоровны, которая отказывалась расставаться с драгоценностями. Георг выплачивал тетушке ежегодный пенсион, но даже несмотря на эти оставшиеся драгоценности и пенсион следовало признать: семья обеднела. И выходом из сложившейся ситуации стал переезд в Видёре, который отныне стал принадлежать одной Марии Федоровне: две другие сестры отказались от своей доли в собственности в пользу первой. Здесь до самой смерти Мария Федоровна прожила со своей младшей дочерью Ольгой, ее мужем, которого она не любила, и их детьми.
Великая княгиня Ольга Александровна оставила после себя мемуары. Ее судьба тоже была интересной и довольно трагичной, но сейчас важно сказать о самой вилле. Ольга Александровна писала, что Марию Федоровну очень любили родственники и часто ее навещали в Видёре. Например, в Клампенборг приезжала королева эллинов Ольга Александровна, дочь Николая I, сестра Александра II и супруга родного брата Марии Федоровны греческого короля Георга I, со своим шестилетним внуком принцем Филиппом, нынешним герцогом Эдинбургским и супругом Елизаветы II. Ольга Александровна вспоминала: "Я помню принца Филиппа мальчуганом с большими голубыми смеющимися глазами, в которых проглядывала натура шалуна. Даже в том юном возрасте он обладал независимым умом, хотя в присутствии Мама чувствовал себя несколько подавленным. Я угощала его чаем и печеньем, с которым он расправлялся в считанные доли секунды. Могла ли я представить себе тогда, что этот миловидный ребенок станет однажды супругом английской королевы."
*Мария Федоровна и греческая королева Ольга Константиновна *Мария Федоровна и Ольга
Гений места или что-то в этом духе. Дворец, вилла, дом. Место, где незаметно пересеклась история монаршей Европы. Европы, которую разбила мировая война, революция. И место, чья история закончилась довольно обычно - нищетой.
После смерти Марии Федоровны в 28-м году великая княгиня Ольга Александровна продала виллу Видёре, так как для ее небольшой семьи дворец был и большим, и слишком дорого обходился. Семья поселилась здесь же, в Клампенборге: на вырученные деньги была приобретена небольшая ферма по близости. Муж Ольги, Николай Куликовский, устроился конюшенным к местному миллионеру.
А потом была война. Вторая. Нацисты оказывали преференции великой княгине, относились к ней с почтением, а та пользовалась этим и по мере возможности помогала остальным. После войны её положение стало шатким. Не все соседи отнеслись к этому факту с пониманием, и, более того, возникла реальная угроза похищения в.к. советской разведкой. В дело вмешались власти Британии, Дании и Канады, которые тайно перевезли семью великой княгини в Торонто, где и закончилась история этой семьи. Клампенборг остался в прошлом.
И вот к этому дому и за этой историей мы приехали во второй мой визит в Копенгаген. Добравшись до железнодорожной станции Клампенборг, мы долго шли к вилле по дороге вдоль самого побережья, обдуваемые холодным порывистым ветром, еще совсем не привыкшие к нему, к морю, радостные и замерзшие.
На месте мы выяснили, что вилла сейчас принадлежит фармацевтической компании с удивляющим слух названием Novo Nordisk. То было воскресенье, ворота были закрыты. Я позвонил в домофон и начал свою лебединую песню: "Здравствуйте, мы туристы из России, и так как это здание...мы хотели бы..." Я так и не договорил. "Закрыто." - оборвала меня женщина и дала отбой. История, та, за которой мы приехали, была только в наших головах, в моей голове, а все, что мы имели на тот момент, это лишь возможность сравнить особенности тех или иных культурных явлений, ново-русских и ново-датских.
И вот мы гуляли по набережной. Я стоял лицом к морю и не мог надышаться свободой. За моей спиной, помимо тихого благополучного Клампенборга с красивыми столетними и более новыми домами и виллами, ухоженными улочками, где не было ни души, тихой железнодорожной станцией и автобусной остановкой, где водитель автобуса устроил целый ликбез относительно транспортной системы Большого Копенгагена, помимо самого Копенгагена, помимо всей этой - их - счастливой жизни в благополучном государстве, за моей спиной была еще и история. Общеевропейская история. Наша история.
Ветер звенит в ушах, обдувает тебя, морозит, море пенится, чайки в полете против ветра не сдвигаются в своем воздушном пространстве, а в голову лезут сантименты: и она тут ходила, и она тут стояла и смотрела вдаль, уже после всего, на своем закате, понимаю всю беду, но не желая в нее верить. И ведь понимаешь, что это уже слишком, что это уже Голливуд, но вдруг в интернете натыкаешься на маленькое фото, подписанное, будто это Dowager Empress Maria Feodorovna of Russia, и понимаешь, что все так, что это та самая история. А на фотографии и море спокойное. Спокойное и какое-то не из этой реальности.
И ничего более и не надо было: море, ветер, холод. Мое любимое холодное море. Холодный ветер. Который больше не жалит. К которому привык и с которым уже вместе. И ты со всем этим слился. Так же, как и многие местные. И сейчас, и сто лет назад, и за много веков до этого. И частная история переплеталась с всеобщей, и мысли о благосостоянии государства переплетались с мыслями о национальном характере, и мысли о характере увязывались в одно целое с морем, ветром, природой. Я приехал посмотреть на историю, а встретил свое море.