Я
Когда-то давно я давала интервью по поводу ПТСР - поттравматического стрессового расстройства. С ресурсом, где оно опубликовано, что-то случилось, не помешает скопировать к себе.
Текст: Дарья Красовская, публикация от 27 июня 2019
При упоминании посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) мы обычно представляем военных, вернувшихся из горячих точек, хотя на самом деле ПТСР встречается не только у них. Актуальную статистику найти трудно, поскольку ПТСР активно не изучается, но согласно
исследованию ВОЗ в 2012 году от этого расстройства страдали 3,6% населения Земли. Абьюзивные отношения, автомобильная катастрофа, трудные роды, семейное насилие - расстройство встречается у людей, которые сталкивались с разным травматическим опытом. Оказавшись один на один с симптомами, они могут годами откладывать посещение специалиста, списывать всё на усталость и лечиться по ложным диагнозам. Самиздат выяснил, как устроено посттравматическое расстройство, кто ему подвержен и как с ним бороться.
ГОРЯЧАЯ БАТАРЕЯ
«Я помню, что паника накатила, как только отошли воды. Меня начало трясти, потом я почувствовала какую-то запредельную боль. Как только приехали в больницу, сразу начались проблемы. Меня положили в патологию и не пускали мужа, мы встретились, только когда меня перевели в родблок. Роды были очень тяжёлые и болезненные, врач отказывалась делать обезболивание, хотя и я, и муж просили об этом. Когда всё закончилось, меня перевели в двухместную палату, муж там остаться не мог. Уже ночью я снова почувствовала панику, было темно и тихо», - вспоминает Инга Зубакина.
Тревожность не отпускала её и дома. Сын просыпался с воплями каждые тридцать минут в первые полгода, на каждый вопль женщина реагировала приступами страха и тошноты. «Ощущение было, будто что-то очень плохое уже случилось, только я об этом ещё не знаю». Так и вышло: через четыре года после родов Инге диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР).
ПТСР - это психическое расстройство, развивающееся у человека вследствие тяжёлого травматического события, справиться с которым психика не в состоянии.
В разговорной речи его часто называют вьетнамским или афганским синдромом, поскольку изначально основой для исследований болезни становились травмы, полученные в ходе военных действий. Однако ПТСР может развиваться и из-за других различных стрессовых ситуаций: катастроф, пыток, насилия, тяжёлых заболеваний, потери близкого человека. Диагностировано оно может быть не только у участников конкретного события, но также у их родственников, очевидцев, спасателей. О том, насколько ПТСР распространено в России, судить трудно, так как официальной и достоверной статистики о частоте заболеваний нет.
Инга родила в 2011 году, а в 2015-м в первый раз пошла к врачу, после того как ребёнок попал в больницу. Он проглотил батарейку-таблетку, потребовалась операция под общим наркозом. С сыном в больницу поехал муж, а Инга билась головой о батарею, исступленно повторяя: «Я так больше не могу». В городском психоневрологическом диспансере ей поставили диагноз «смешанное тревожно-депрессивное расстройство».
Инга пила лекарства [ещё не антидепрессанты - прим. Инги], медитировала, занималась спортом, но справиться со стрессом, мигренью, паническими атаками и другими симптомами это не помогало.
Через несколько месяцев она снова пошла к врачу - к неврологу, с которым наконец смогла обсудить всё произошедшее за пять предыдущих лет. И мучительные роды с равнодушными врачами, и частые панические атаки, и операцию ребёнка, и инсульт бабушки, который случился прямо при ней и вызвал ещё более сильный стресс. «Вызывая скорую, я не могла вспомнить ни бабушкину фамилию, ни свою. Где-то месяц она прожила после инсульта, каждый день я сходила с ума, боялась выйти из комнаты, чтобы случайно не увидеть, как она лежит у себя. Очень страшно было на неё смотреть. Потом она умерла, и у меня появились навязчивые мысли: зачем мы рождаемся, живём, что-то делаем, если в конце нас ждёт вот это, вот такая смерть. Я начала бояться ещё и смерти», - вспоминает Инга.
«ВОЕННАЯ БОЛЕЗНЬ»
В 1899 году немецкий невролог Герман Оппенгейм ввёл термин «травматический невроз». Диагноз ставился участникам боевых действий, у которых вследствие травмы развивались и физические, и психологические нарушения.
Исследования продвинулись на фоне Первой и Второй мировых войн. В 1941 году американский антрополог Абрам Кардинер описал симптомы исследуемого им хронического военного невроза, наблюдающиеся у раненых и демобилизованных. В то же время изучались и последствия травм, полученных вследствие других стрессовых ситуаций: кораблекрушений, катастроф, пребывания в концлагерях и военном плену.
Исследователи по-разному называли описываемые явления - «посттравматический синдром выживших», «постэмоциональный синдром», «синдром эмоциональной неустойчивости, вызванный стрессом», но при этом сходились в описании симптомов: угнетающие воспоминания, частые приступы тревоги, переутомление, раздражительность, уход от реальности и фиксация на обстоятельствах травмы.
В 1970-х в США столкнулись с проблемой адаптации участников затяжной войны во Вьетнаме. Ветераны кампании возвращались домой и не могли освоиться в мирной жизни и спокойно общаться с семьёй и близкими.
Проблема приобретала не только медицинский, но и социальный характер: статистика, собранная к началу 90-х, говорила о том, что порядка ста тысяч ветеранов Вьетнама совершали самоубийства, у многих обнаруживалась склонность к агрессии и насилию.
Иллюстрации: Влад Милушкин
На тот момент в диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам (DSM-III), использовавшемся в США, не было того диагноза, который мог бы обобщить все проведённые исследования и в полной мере описать состояние людей, переживших травмирующее событие. Поэтому в 1980 году ПТСР было выделено в DSM-III в качестве самостоятельной нозологической формы (болезни). В 1995 году его также внесли в Международный классификатор болезней МКБ-10, который используется для постановки диагнозов в странах Европы, в том числе и в России. В нём ПТСР
определяется как ответ организма на стрессовое событие угрожающего или катастрофического характера. Типичными признаками могут быть навязчивые воспоминания, отчуждённость от других людей, сверхнасторожённость и бессонница.
«До начала лечения у меня были постоянные флешбэки, будто я всё ещё в роддоме со схватками. Я постоянно прокручивала в голове, что нужно было сделать, как можно было спастись, и при этом всегда чувствовала отчаяние и интенсивный страх от того, что это может повториться», - вспоминает Инга.
Врачи говорят, что для людей с ПТСР характерно также избегание ситуаций, напоминающих о травмирующем опыте. Для Инги большим страхом стала возможность новой беременности. «Даже не знаю, как описать, насколько сильно я боялась залететь. Если бы могла, больше никогда бы сексом не занималась, лишь бы быть в безопасности. Но мужа вроде как не выгонишь по этому поводу, у нас с ним всё хорошо, и он ни в чём не виноват по сути, - объясняет она. - Я маниакально предохраняюсь, каждый месяц делаю тест, чтобы ни в коем случае не пропустить время, когда можно сделать аборт, и в то же время мониторю клиники, в которых его можно сделать. А ситуация с ними всё время меняется, что нервирует дополнительно. В тот район, где находится роддом, ездить не могу: это лишнее напоминание о том, что можно умирать от боли, находясь в больнице, за деньги, но получить не помощь, а грубость».
Врач, поставивший Инге диагноз, назначил и медикаменты: антидепрессант, прикрытие от него, чтобы не было побочных эффектов, уколы миорелаксантов и витаминов. Обычно при лечении ПТСР помимо приёма лекарств рекомендуется и пройти курс психотерапии. Поэтому в 2017 году врач Инги, с которым она оставалась на связи, поделилась с ней контактами знакомого психолога из Москвы. Разговор длился три часа. «Мы многое обсудили, и, кажется, я потом год переваривала это. По-хорошему, я понимаю, что мне нужен курс психотерапии. Думаю, когда будет возможность… и смелость, я его пройду», - объясняет Инга.