Воспоминания партизана, уроженца Пинского Полесья о жизни в Российской империи, Польше и СССР
Сейчас стало модным ехидничать насчет "золотого вересня" и Освободительного похода 1939 года, причем ехидничают и ёрничают зачастую не только только уроженцы западных областей Руси, но и потомки участников того похода, судя о прошлом со своей современной колокольни, примеряя нынешние реалии и свои скудные познания истории, густо смешанные с пропагандистскими штампами.
Сами же современники и очевидцы не были столь однозначно настроены как это может показаться их потомкам. Вот только одно характерное свидетельство из множества похожих. Отношение к "евроинтеграции" как легко можно увидеть радужным не было.
Воспоминания советского партизана Кота Алексея Николаевича
Я родился в марте 1928 года километрах в семи от Пинска - Полесского старого городка. У меня в семье были младший брат 1934 года рождения, отец с матерью и бабушка. Судьба у меня очень трудная сложилась. В Империалистическую войну в 1914 году, когда немцы здесь наступали, так у нас фактически полдеревни выехало в Россию. Отец с дедом жили в Самаре, потом вернулись обратно. Люди безземельные, жили бедно. В деревне было где-то полтораста дворов. Здесь же свирепствовали поляки, они очень не любили белорусов.
В 1939 году, когда пришла Красная Армия бои с поляками были?
- Нет. Поляки просто ушли. В нашей округе боев не было. Поляки вначале уходили от Красной армии, а позже они уже обратно пошли к Красной Армии. Часть польской армии сдавались нашим красноармейцам. И после конфликты с офицерами возникали.
Какое ваше мнение об этих событиях?
- Это настолько тёмное дело, у меня есть сомнения, что здесь где-то собака была зарыта. Я к этому безразличен. Местный житель, видел часть этих офицеров, которые двигались. К ним было абсолютно нормальное отношение.
Как восприняли в 1939 году приход Советских войск?
- Не только у нас в деревне, но и везде, с величайшим почетом и уважением встречали армейские части. Рядом с нашей было еще несколько деревень. Почти каждая деревня успела построить арки, украсить цветами в сентябре. Независимо от того, пришла туда воинская часть или три-четыре красноармейца - встречали с почётом. По своей инициативе все делали. Поляки уже удрали. Жизнь белорусов во время панской Польши была трудной, бесправной, никакого уважения. Любой сопливый поляк, осадник отобравший у людей землю, называл нас быдлом. По-польски - скотом. Все остальное складывалось очень неудачно, в частности, с учебой. В деревне стояла четырехклассная школа, учились на польском языке. И не дай бог, неправильно назови польское слово. Учительница была такая тощая - клади руку - и била березовой палкой. И штаны мокрые, потому что хоть худая, но била больно. А батюшка тоже не дай бог, если только неправильно продекламируешь, сразу за голову и носом в стол. Я эти примеры привел потому, что всё это в детстве складывается и на всю жизнь остается в памяти. Поэтому воссоединение с Советской Белоруссией большинством было встречено абсолютно положительно. И жизнь начала перестраиваться.
Насколько изменилась жизнь с 1939 по 1941 годы?
- В моей родной деревне и в районе - дали возможность учиться. Пришли хорошие учителя, которые дали не только преподавали грамоту, а учили жизни, уважению к людям. Не бил поп меня носом в стол. Церкви в деревне у нас не было. На три, четыре деревни одна была, она действовала все время, ее не закрывали. Новый поп много людей спас от фашистов, а потом ушел в партизаны и получил партизанский орден. Фамилия его Копычко.
Как вы узнали, что началась война?
- В полутора километрах от деревни Домашицы, поляки строили военный аэродром. Часть земли забрали, когда его строили… у нас земли было полтора гектара. А так стал гектар. Возместили деньгами. Когда пришли наши, аэродром достроили.
До войны отец работал на Жабчинском аэродроме в 7 км от Пинска. В тот день, он приехал с работы на велосипеде, который ему дали на службе. Они что-то обсуждали с бабушкой и матерью. А мы, дети, легли спать.
В 4 часа утра все началось, аэродром находился рядом. Сразу налетели немецкие самолеты. В бой поднялись наши истребители. Бой продолжался долго, немецкие самолеты за ними ещё гнались. Отец быстро увёл нас с матерью. Рядом с деревней проходила река Пина. Вся деревня туда высыпала. Вскоре немцы совершили второй налет, наши истребители поднялись и не дали им ничего сделать. После этого все закончилось. Немцы пришли к нам только через три месяца, потому что они пошли по основной московской дороге, а мы от этой дороги были далеко.
На аэродроме располагался полк истребителей. Часть авиации немцы, когда бомбили, уничтожили. Часть истребителей, спустя некоторое время, улетело. Немцы повредили бомбардировкой бомбардировщики, и потом, вывезли их. На аэродроме находились большие склады бомб, которые немцам не были нужны. Захваченный аэродром они также использовать не стали. Я там пас коров. Бомбы не потащишь, сил на них нет, сто килограмм. Они лежали в деревянных ящиках, вот эти ящики в хозяйстве и пригодились. Резали колеса, кто успел. Эти бомбы потом, использовались для выплавления тола.
В этот промежуток времени была власть в селе?
- Никакой власти. Был один депутат районного совета. Еще с районного центра подъезжали. Понятное дело трудно было установить какую-то власть. После того, как пришли немцы, появился какой-то кавалерийский отряд. Они разместились на краю деревни в усадьбе у одного мужика, где двор был побольше. Во-первых, забрали всех лошадей. Во-вторых, “перещупали” курей, все, что можно взяли. Побыли полдня и опять уехали. Деревня наша от больших дорог была в сторонке, поэтому грабили не очень сильно. Никаких гарнизонов не было. Только в Пинске, областном центре, стоял немецкий гарнизон. Ну и на аэродроме немцы начали размещаться. Школы не работали. Дети были предоставлены сами себе. Но отец заставлял нас с братом заниматься, жестко держал порядок. Приходилось добывать кусок хлеба. Вернулся польский осадник, который до этого владел землей. У нас еще несколько соток забрали. Мы с братом ездили за деревню в ольшаник, мелкий кустарник, заготавливали дрова, складывали кусочками и возили в Пинск на продажу, потому что отопления никакого не было. Продадим дрова, за деньги купим в городе хлеба. Приходилось подрабатывать в Пинске, с друзьями ходили, нанимались. Появились и богатые люди. Где ремонтировали, где помогали по дому что-то делать, нужно было копейку зарабатывать, потому что надо было и одеваться и есть. Отец - приработок у него был - ремонтировать обувь. Я уже помогал делать деревянные гвозди из березы, пластинки нарежешь, высохнут и делаешь лучинки, они были лучше, чем металлические гвозди, потому что не ржавели и крепко держали. Даже когда шили новую обувь, сапоги, ботинки, отец в основном крепил березовыми гвоздями. И дратва. Это льняные нитки обрабатывали воском или смолой и прошивали, как надо. За счет этого и жила наша семья.
Вот такая была жизнь.
Что-то ещё забирали, например, одежду?
- Я не видел. У нас брать-то было нечего.
Полицаи ходили?
- Да, в бывший районный центр Жабчицы они наезжали. С зимы 1942 на 1943 год у нас появились подпольные организации в районе. Отца подолгу не было и матери. Главным начальником стала бабушка. Отец мне говорит: “сбегай к дяде Николаю, родному брату отца, у него есть березовые чурки, принесешь”. Из этих чурок я делал колодки. Немцы начали свирепствовать: одну семью арестовали, через некоторое время вторую… Поставили старосту. Этот хромой негодяй, столько напакостил: выдавал людей, которые были в почете при Советской власти. Очень любил грабить. Поотбирает у людей, где поросенка, где курей. Немцы приезжали, он им выставлял угощение. По-видимому, немцы накладывали на них какую-то мзду. Периодически приезжали, забирали продукты и отвозили в Пинск в немецкий гарнизон. Как-то рано утром в семь часов, я собрался и пошёл к этому дядьке. Хороший он был. Тётка обязательно посадит покушать - не отпустит пока не покормит. Они жили получше, у них была корова, молоко своё, и земли немножко побольше. У нас коровы не было. Лошадь держали, но немцы её отобрали. Сел кушать. Посидел полчаса, потом прибегает хлопец нашего соседа, старше меня на два-три года и говорит: “Забрали всю семью и ищут меня. Ожидают, что приду. Поэтому давай, тикай…” Дядька был мужик хваткий, говорит: “Давай, переодевайся”. Я шёл в резиновых лаптях. Нашёл подлатанные сапоги, фуфайку, теплую шапку и потащил меня на хутор, в двух километрах от нашей деревни, спрятал в сарай и говорит: “сиди и не шевелись, я после приду”. Моего отца, мать, бабушку и братишку и еще одну семью забрали, посадили на телегу и отвезли в Пинск, в тюрьму. А я остался в этом сарае. На речке Пине ещё держался лёд, он перевёл меня через эту реку, там была вторая деревушка уже в лесу, от нас в пяти километрах, к своему знакомому. Тот у меня сутки или двое подержал у себя, а после положил в полотняную торбочку, покушать вывел - тоже люди бояться, посторонний человек, хотя и пацан - рано утром отводит меня на лесную дорогу и говорит: “Иди по этой дороге. Километров через десять будет деревня, там иногда бывают партизаны”.
Сами же современники и очевидцы не были столь однозначно настроены как это может показаться их потомкам. Вот только одно характерное свидетельство из множества похожих. Отношение к "евроинтеграции" как легко можно увидеть радужным не было.
Воспоминания советского партизана Кота Алексея Николаевича
Я родился в марте 1928 года километрах в семи от Пинска - Полесского старого городка. У меня в семье были младший брат 1934 года рождения, отец с матерью и бабушка. Судьба у меня очень трудная сложилась. В Империалистическую войну в 1914 году, когда немцы здесь наступали, так у нас фактически полдеревни выехало в Россию. Отец с дедом жили в Самаре, потом вернулись обратно. Люди безземельные, жили бедно. В деревне было где-то полтораста дворов. Здесь же свирепствовали поляки, они очень не любили белорусов.
В 1939 году, когда пришла Красная Армия бои с поляками были?
- Нет. Поляки просто ушли. В нашей округе боев не было. Поляки вначале уходили от Красной армии, а позже они уже обратно пошли к Красной Армии. Часть польской армии сдавались нашим красноармейцам. И после конфликты с офицерами возникали.
Какое ваше мнение об этих событиях?
- Это настолько тёмное дело, у меня есть сомнения, что здесь где-то собака была зарыта. Я к этому безразличен. Местный житель, видел часть этих офицеров, которые двигались. К ним было абсолютно нормальное отношение.
Как восприняли в 1939 году приход Советских войск?
- Не только у нас в деревне, но и везде, с величайшим почетом и уважением встречали армейские части. Рядом с нашей было еще несколько деревень. Почти каждая деревня успела построить арки, украсить цветами в сентябре. Независимо от того, пришла туда воинская часть или три-четыре красноармейца - встречали с почётом. По своей инициативе все делали. Поляки уже удрали. Жизнь белорусов во время панской Польши была трудной, бесправной, никакого уважения. Любой сопливый поляк, осадник отобравший у людей землю, называл нас быдлом. По-польски - скотом. Все остальное складывалось очень неудачно, в частности, с учебой. В деревне стояла четырехклассная школа, учились на польском языке. И не дай бог, неправильно назови польское слово. Учительница была такая тощая - клади руку - и била березовой палкой. И штаны мокрые, потому что хоть худая, но била больно. А батюшка тоже не дай бог, если только неправильно продекламируешь, сразу за голову и носом в стол. Я эти примеры привел потому, что всё это в детстве складывается и на всю жизнь остается в памяти. Поэтому воссоединение с Советской Белоруссией большинством было встречено абсолютно положительно. И жизнь начала перестраиваться.
Насколько изменилась жизнь с 1939 по 1941 годы?
- В моей родной деревне и в районе - дали возможность учиться. Пришли хорошие учителя, которые дали не только преподавали грамоту, а учили жизни, уважению к людям. Не бил поп меня носом в стол. Церкви в деревне у нас не было. На три, четыре деревни одна была, она действовала все время, ее не закрывали. Новый поп много людей спас от фашистов, а потом ушел в партизаны и получил партизанский орден. Фамилия его Копычко.
Как вы узнали, что началась война?
- В полутора километрах от деревни Домашицы, поляки строили военный аэродром. Часть земли забрали, когда его строили… у нас земли было полтора гектара. А так стал гектар. Возместили деньгами. Когда пришли наши, аэродром достроили.
До войны отец работал на Жабчинском аэродроме в 7 км от Пинска. В тот день, он приехал с работы на велосипеде, который ему дали на службе. Они что-то обсуждали с бабушкой и матерью. А мы, дети, легли спать.
В 4 часа утра все началось, аэродром находился рядом. Сразу налетели немецкие самолеты. В бой поднялись наши истребители. Бой продолжался долго, немецкие самолеты за ними ещё гнались. Отец быстро увёл нас с матерью. Рядом с деревней проходила река Пина. Вся деревня туда высыпала. Вскоре немцы совершили второй налет, наши истребители поднялись и не дали им ничего сделать. После этого все закончилось. Немцы пришли к нам только через три месяца, потому что они пошли по основной московской дороге, а мы от этой дороги были далеко.
На аэродроме располагался полк истребителей. Часть авиации немцы, когда бомбили, уничтожили. Часть истребителей, спустя некоторое время, улетело. Немцы повредили бомбардировкой бомбардировщики, и потом, вывезли их. На аэродроме находились большие склады бомб, которые немцам не были нужны. Захваченный аэродром они также использовать не стали. Я там пас коров. Бомбы не потащишь, сил на них нет, сто килограмм. Они лежали в деревянных ящиках, вот эти ящики в хозяйстве и пригодились. Резали колеса, кто успел. Эти бомбы потом, использовались для выплавления тола.
В этот промежуток времени была власть в селе?
- Никакой власти. Был один депутат районного совета. Еще с районного центра подъезжали. Понятное дело трудно было установить какую-то власть. После того, как пришли немцы, появился какой-то кавалерийский отряд. Они разместились на краю деревни в усадьбе у одного мужика, где двор был побольше. Во-первых, забрали всех лошадей. Во-вторых, “перещупали” курей, все, что можно взяли. Побыли полдня и опять уехали. Деревня наша от больших дорог была в сторонке, поэтому грабили не очень сильно. Никаких гарнизонов не было. Только в Пинске, областном центре, стоял немецкий гарнизон. Ну и на аэродроме немцы начали размещаться. Школы не работали. Дети были предоставлены сами себе. Но отец заставлял нас с братом заниматься, жестко держал порядок. Приходилось добывать кусок хлеба. Вернулся польский осадник, который до этого владел землей. У нас еще несколько соток забрали. Мы с братом ездили за деревню в ольшаник, мелкий кустарник, заготавливали дрова, складывали кусочками и возили в Пинск на продажу, потому что отопления никакого не было. Продадим дрова, за деньги купим в городе хлеба. Приходилось подрабатывать в Пинске, с друзьями ходили, нанимались. Появились и богатые люди. Где ремонтировали, где помогали по дому что-то делать, нужно было копейку зарабатывать, потому что надо было и одеваться и есть. Отец - приработок у него был - ремонтировать обувь. Я уже помогал делать деревянные гвозди из березы, пластинки нарежешь, высохнут и делаешь лучинки, они были лучше, чем металлические гвозди, потому что не ржавели и крепко держали. Даже когда шили новую обувь, сапоги, ботинки, отец в основном крепил березовыми гвоздями. И дратва. Это льняные нитки обрабатывали воском или смолой и прошивали, как надо. За счет этого и жила наша семья.
Вот такая была жизнь.
Что-то ещё забирали, например, одежду?
- Я не видел. У нас брать-то было нечего.
Полицаи ходили?
- Да, в бывший районный центр Жабчицы они наезжали. С зимы 1942 на 1943 год у нас появились подпольные организации в районе. Отца подолгу не было и матери. Главным начальником стала бабушка. Отец мне говорит: “сбегай к дяде Николаю, родному брату отца, у него есть березовые чурки, принесешь”. Из этих чурок я делал колодки. Немцы начали свирепствовать: одну семью арестовали, через некоторое время вторую… Поставили старосту. Этот хромой негодяй, столько напакостил: выдавал людей, которые были в почете при Советской власти. Очень любил грабить. Поотбирает у людей, где поросенка, где курей. Немцы приезжали, он им выставлял угощение. По-видимому, немцы накладывали на них какую-то мзду. Периодически приезжали, забирали продукты и отвозили в Пинск в немецкий гарнизон. Как-то рано утром в семь часов, я собрался и пошёл к этому дядьке. Хороший он был. Тётка обязательно посадит покушать - не отпустит пока не покормит. Они жили получше, у них была корова, молоко своё, и земли немножко побольше. У нас коровы не было. Лошадь держали, но немцы её отобрали. Сел кушать. Посидел полчаса, потом прибегает хлопец нашего соседа, старше меня на два-три года и говорит: “Забрали всю семью и ищут меня. Ожидают, что приду. Поэтому давай, тикай…” Дядька был мужик хваткий, говорит: “Давай, переодевайся”. Я шёл в резиновых лаптях. Нашёл подлатанные сапоги, фуфайку, теплую шапку и потащил меня на хутор, в двух километрах от нашей деревни, спрятал в сарай и говорит: “сиди и не шевелись, я после приду”. Моего отца, мать, бабушку и братишку и еще одну семью забрали, посадили на телегу и отвезли в Пинск, в тюрьму. А я остался в этом сарае. На речке Пине ещё держался лёд, он перевёл меня через эту реку, там была вторая деревушка уже в лесу, от нас в пяти километрах, к своему знакомому. Тот у меня сутки или двое подержал у себя, а после положил в полотняную торбочку, покушать вывел - тоже люди бояться, посторонний человек, хотя и пацан - рано утром отводит меня на лесную дорогу и говорит: “Иди по этой дороге. Километров через десять будет деревня, там иногда бывают партизаны”.