2 августа - Ильин день
В детстве фразу «Илья-пророк летает по небу на колеснице и стреляет горящими стрелами» я воспринимала как шутку. Потому что очень любила физику и еще в первом классе прочитала учебник астрономии, который нашла в сарае, и историю о том, как Ломоносов с Рихманом ставили опыты во время грозы. К тому же я была октябрёнком, а после и пионером, и точно знала, что бога нет.
Но то, что 2 августа (20 июля по старому стилю) - Ильин день, это я знала точно. В этот день в 1914 году родился мой дед - Илья Егорович Мальнев.
Мой дед - самый замечательный. Он единственный мой дедушка. А нас - внуков, у него было восемь. И дед часто говорил бабушке: «Вот смотрю я, а наши-то лучше всех!»
Дед умер в день 50-летия Победы. Ему было тогда 80.
Он до 70 лет не знал, что такое головная и зубная боль, и продолжал работать в бухгалтерии крупного предприятия. Ездил в Алма-Ату сдавать годовые и полугодовые отчёты. Считал он хорошо и в уме, и на бумаге, а на дедовых деревянных счётах мы любили кататься по полу.
Часто к деду приходили друзья поговорить: то дальний сосед Александр Васильевич Голиков (его предки в Южном Казахстане еще со времён царей жили), то Семён Павлович - односельчанин из Павло-Антоновки, откуда дед был родом, то бабушкин младший брат Александр Васильевич Воеводин, то Рыбалкин Александр Михайлович, то Гридасов дед или Косых. Обращались друг к другу исключительно по имени-отчеству. Только брата своего дед называл просто Василием.
Дед всегда просыпался рано, летом бывало, что и в пять. Лежал, ждал, когда немного рассветёт, после шёл наводить порядок в курятник, кормил птицу, собирал яйца, собирал созревшие помидоры пока прохладно. Кормил собак, подметал во дворе и к восьми утра возвращался в дом, готовил на террасе завтрак. Брился дед опасной бритвой, точил её о широкий кожаный ремень. На работу уезжал на автобусе, но иногда за ним приезжала машина.
Дед привёз меня трёхлетнюю из Орска в Чимкент. Бывало, что забирал меня из сада, а по дороге домой покупал мне то мороженное, то капусту. Да, я как-то раз сама у деда попросила купить мне кочанчик ранней капусты.
Дед всё делал как-то без лишней суеты, не напрягаясь.
Мне нравилось слушать рассказы деда о прошлом, о его жизни. Про войну он не рассказывал, про это никто не любил тогда рассказывать. Но книгу Георгия Жукова «Воспоминания и размышления» дед иногда почитывал. Он вообще следил за событиями в мире, газеты читал каждый день, некоторые места зачитывал для бабушки вслух, чтобы она тоже не отставала от жизни.
Из рассказов деда и того, что я из них помню:
Семья моего деда из Оренбургской области. Он был старшим сыном у Егора Деметьевича и Агриппины Яковлевны. Кроме него еще были Василий и Мария. Жили в большом доме три поколения - внуки, родители и бабушка с дедушкой. Держали кур. Много кур. Их в селе так и звали - Курочкины. Выращивали овёс и пшеницу. Яйца возили продавать в город на паре белых лошадей, поле пахали на других рабочих лошадях - так дед рассказывал. В городе покупали сахар - одной головкой, которую подвешивали над столом на верёвке на гвоздь в потолочной балке. Дед говорил, что крутанут верёвку, и кто успел - тот лизнул. Но я понимала, что это шутка, потому как хорошей головой можно и зубы выбить. А вот были у деда Ильи специальные щипцы для колки сахара, он ими Джамбульский пиленый сахар на мелкие кусочки раскалывал. Так вот, думаю, что и тогда такими щипцами откалывали от сахарной головы порции. Жили они, значит, работали много, своих рук не хватало - на лето ещё и работников нанимали. Тут вдруг начали крестьян в колхоз агитировать. Безлошадники все в колхоз записались, им без разницы - на кого работать. Остальных пришлось поуговаривать. Курочкины в колхоз не вступили.
Осенью всем стало видно, что мало объединиться в общее хозяйство, надо и сообща работать, не пытаясь урвать для себя, и руководство должно быть грамотное, и дисциплина чтоб. Когда на себя работали, так в посевную или уборочную, или когда покос могли не спать-не есть, лишь бы успеть. Животных опять же накормить, напоить, убрать в хлеву, подоить - все надо во время успеть. Оказалось, что ошибок слишком много. По осени безлошадники говаривали Егору Дементьичу, что лучше бы они у него лето отработали и были бы на зиму обеспечены и продуктами, и деньгами. Но тут уж как вышло, зиму как-то пережили. А весной 1929-го новый клич «Все в колхозы!».
Ночью в дом Егора Дементьича прибежал его брат Иван из райцентра. Сказал, что на собрании в партячейке составляли списки на раскулачивание, и их семья в этом списке. Егор Дементьич долго не раздумывал - запряг двух лошадей, погрузил на телегу родителей, жену и детей, взял какой-то еды, и так ночью и ушли. Дом, хозяйство, скотину - всё оставили. Когда дед это рассказывал, я никогда не слышала сожаления. А ему тогда шёл уже пятнадцатый год.
Шли на юг долго. Дед никогда не рассказывал подробностей. А спросить я не догадывалась. Говорил, что через месяц пришли в Туркестан. В тот, который райцентр в нынешней Южно-Казахстанской области или в тот Туркестан, которым называли всю территорию современных Таджикистана-Киргизии, южных областей Казахстана? Не знаю. Скорее всего, город, потому что некоторые родственники и знакомые потом в этом Туркестане проживали. Чтобы начать крестьянствовать на новом месте, нужна земля, семенной фонд, да и после пережитого не было уверенности, что история не повторится на новом месте.
Но то, что 2 августа (20 июля по старому стилю) - Ильин день, это я знала точно. В этот день в 1914 году родился мой дед - Илья Егорович Мальнев.
Мой дед - самый замечательный. Он единственный мой дедушка. А нас - внуков, у него было восемь. И дед часто говорил бабушке: «Вот смотрю я, а наши-то лучше всех!»
Дед умер в день 50-летия Победы. Ему было тогда 80.
Он до 70 лет не знал, что такое головная и зубная боль, и продолжал работать в бухгалтерии крупного предприятия. Ездил в Алма-Ату сдавать годовые и полугодовые отчёты. Считал он хорошо и в уме, и на бумаге, а на дедовых деревянных счётах мы любили кататься по полу.
Часто к деду приходили друзья поговорить: то дальний сосед Александр Васильевич Голиков (его предки в Южном Казахстане еще со времён царей жили), то Семён Павлович - односельчанин из Павло-Антоновки, откуда дед был родом, то бабушкин младший брат Александр Васильевич Воеводин, то Рыбалкин Александр Михайлович, то Гридасов дед или Косых. Обращались друг к другу исключительно по имени-отчеству. Только брата своего дед называл просто Василием.
Дед всегда просыпался рано, летом бывало, что и в пять. Лежал, ждал, когда немного рассветёт, после шёл наводить порядок в курятник, кормил птицу, собирал яйца, собирал созревшие помидоры пока прохладно. Кормил собак, подметал во дворе и к восьми утра возвращался в дом, готовил на террасе завтрак. Брился дед опасной бритвой, точил её о широкий кожаный ремень. На работу уезжал на автобусе, но иногда за ним приезжала машина.
Дед привёз меня трёхлетнюю из Орска в Чимкент. Бывало, что забирал меня из сада, а по дороге домой покупал мне то мороженное, то капусту. Да, я как-то раз сама у деда попросила купить мне кочанчик ранней капусты.
Дед всё делал как-то без лишней суеты, не напрягаясь.
Мне нравилось слушать рассказы деда о прошлом, о его жизни. Про войну он не рассказывал, про это никто не любил тогда рассказывать. Но книгу Георгия Жукова «Воспоминания и размышления» дед иногда почитывал. Он вообще следил за событиями в мире, газеты читал каждый день, некоторые места зачитывал для бабушки вслух, чтобы она тоже не отставала от жизни.
Из рассказов деда и того, что я из них помню:
Семья моего деда из Оренбургской области. Он был старшим сыном у Егора Деметьевича и Агриппины Яковлевны. Кроме него еще были Василий и Мария. Жили в большом доме три поколения - внуки, родители и бабушка с дедушкой. Держали кур. Много кур. Их в селе так и звали - Курочкины. Выращивали овёс и пшеницу. Яйца возили продавать в город на паре белых лошадей, поле пахали на других рабочих лошадях - так дед рассказывал. В городе покупали сахар - одной головкой, которую подвешивали над столом на верёвке на гвоздь в потолочной балке. Дед говорил, что крутанут верёвку, и кто успел - тот лизнул. Но я понимала, что это шутка, потому как хорошей головой можно и зубы выбить. А вот были у деда Ильи специальные щипцы для колки сахара, он ими Джамбульский пиленый сахар на мелкие кусочки раскалывал. Так вот, думаю, что и тогда такими щипцами откалывали от сахарной головы порции. Жили они, значит, работали много, своих рук не хватало - на лето ещё и работников нанимали. Тут вдруг начали крестьян в колхоз агитировать. Безлошадники все в колхоз записались, им без разницы - на кого работать. Остальных пришлось поуговаривать. Курочкины в колхоз не вступили.
Осенью всем стало видно, что мало объединиться в общее хозяйство, надо и сообща работать, не пытаясь урвать для себя, и руководство должно быть грамотное, и дисциплина чтоб. Когда на себя работали, так в посевную или уборочную, или когда покос могли не спать-не есть, лишь бы успеть. Животных опять же накормить, напоить, убрать в хлеву, подоить - все надо во время успеть. Оказалось, что ошибок слишком много. По осени безлошадники говаривали Егору Дементьичу, что лучше бы они у него лето отработали и были бы на зиму обеспечены и продуктами, и деньгами. Но тут уж как вышло, зиму как-то пережили. А весной 1929-го новый клич «Все в колхозы!».
Ночью в дом Егора Дементьича прибежал его брат Иван из райцентра. Сказал, что на собрании в партячейке составляли списки на раскулачивание, и их семья в этом списке. Егор Дементьич долго не раздумывал - запряг двух лошадей, погрузил на телегу родителей, жену и детей, взял какой-то еды, и так ночью и ушли. Дом, хозяйство, скотину - всё оставили. Когда дед это рассказывал, я никогда не слышала сожаления. А ему тогда шёл уже пятнадцатый год.
Шли на юг долго. Дед никогда не рассказывал подробностей. А спросить я не догадывалась. Говорил, что через месяц пришли в Туркестан. В тот, который райцентр в нынешней Южно-Казахстанской области или в тот Туркестан, которым называли всю территорию современных Таджикистана-Киргизии, южных областей Казахстана? Не знаю. Скорее всего, город, потому что некоторые родственники и знакомые потом в этом Туркестане проживали. Чтобы начать крестьянствовать на новом месте, нужна земля, семенной фонд, да и после пережитого не было уверенности, что история не повторится на новом месте.