Вегетарианство - «ни рыба, ни мясо»!
«Обед на двоих (одно первое - борщ монастырский и одно второе - фальшивый заяц или настоящая лапша), съедаемый честно пополам в вегетарианской столовой «Не укради», - вырывал из бюджета пятнадцать рублей в месяц… При таких условиях перейти на мясоедение значило - гибель».
И. Ильф и В. Петров «Двенадцать стульев»
Вегетарианство, или отказ от употребления в пищу мяса, как общественное движение, возникло в Англии и, казалось бы, пришло в Россию с опозданием. Однако на Руси уже имелась тысячелетняя традиция воздержания от мясной пищи, поскольку не только для русского монашества, но и для верующего православного мирянина пост до начала XX века продолжал играть значительно бὁльшую роль, чем в европейских странах. Четыре длительных периода постов и постный режим по средам и пятницам приводят к тому, что общее число постных дней в году превышает в России 220, то есть более половины года.
В 1906 году Дженни Шульц, одна из первых активисток вегетарианского движения в России, сообщала читателям выходившего во Франкфурте-на-Майне журнала Vegetarische Warte: «Многочисленные и в большинстве случаев длительные периоды поста соблюдаются богатыми и бедными людьми, в городе и в деревне, с большой добросовестностью. Это и является причиной того, что здешнее население так легко расположить к вегетарианству. <...> Не хватает только пропаганды».
Вот, пропагандой сейчас и займемся! До сих пор, когда говорят о реконструкции диеты древних людей, чаще всего имеется в виду некое усредненное количество белков и других компонентов, которые употребляли люди в то или иное время… Ученые установили, что человек в Альпах более 5 тысяч лет назад ел мясо альпийского горного козла и оленя. Причем, в большей степени это было не вареное мясо, а копченое либо сушеное. То есть, то, что впоследствии стало традиционной едой народов, проживающих в предгорье Альп: будущей пармской ветчиной и прошутто. Употребление таких белковых продуктов весьма логично для того времени. По всей вероятности, охотники брали его с собой в путь: такой продукт очень калорийный, он занимает мало места, почти ничего не весит и не портится…
Примерно 6-8 млн лет тому назад приматы, скорее всего, были растительноядными, но 2-3 млн лет назад некоторые из них становятся всеядными. Более того, по одной из гипотез, именно переход ко всеядности привел к развитию собственно человеческой линии эволюции и небывалому по интенсивности развитию головного мозга. У тех, кто не пошел по этому пути и остался растительноядным, такого не произошло - в итоге они постепенно ушли с эволюционной арены. То есть вегетарианцы, растительноядные австралопитеки - не наши предки, а боковая, тупиковая ветвь… Всеядное белковое питание оказалось более выгодно энергетически. Организму не надо тратить так много сил на переваривание и извлечение энергии из белковой пищи. Как мы знаем, травоядные животные вынуждены есть все время, а хищнику достаточно поесть один раз в день.
Следующий скачок в рационе человека связан с революцией, когда стало превалировать земледелие, и на столе древних людей появились хлеб и каша. Однако они по-прежнему ели очень много мясной пищи, а продукты из хлебных злаков были скорее лакомством, а не основной едой. И это неудивительно, потому что вырастить богатый урожай было трудно. В целом же их рацион по разнообразию проигрывал тому, что был у охотников-собирателей: они употребляли в пищу абсолютно все, причем количество съедобных растений в их меню было необычайно велико.
Вообще, переход человечества к оседлому существованию и добыче пропитания сельским хозяйством совсем не был прогрессивным шагом. В частности, скученность людей привела к распространению инфекций и других напастей. Существует известный парадокс: практически все обнаруженные скелеты, относящиеся к каменному веку, не несут на себе следов каких-то серьезных заболеваний. Найти инфекцию в каменном веке - настоящая сенсация. К тому же при таком образе жизни стало сложнее переносить периоды голода, которые сопутствовали человечеству на протяжении всей древней истории. Охотники-собиратели в случае, предположим, неудачи в охоте могли заменить мясо другой пищей. Оседлость же не подразумевала такой мобильности, мор скота или неурожай оборачивались трагедий.
Итак, в середине 1860-х годов в Петербурге возникло первое общество вегетарианцев, которое называли в шутку: «Ни рыба, ни мясо». А в 1878 году видный русский ботаник Андрей Бекетов (1825-1902) в августовском номере «Вестника Европы» опубликовал этюд «Питание человека в его настоящем и будущем», решительно выступив в защиту вегетарианского образа жизни. В этой статье можно найти все основные аргументы, которые и в наши дни приводятся в пользу растительного режима питания: физиология питания (можно жить без мяса, что доказывает бὁльшая часть живых обитателей Земли), экономия (невозможно ввести для всего человечества пищевые привычки европейской буржуазии), экология (производство растительного питания требует гораздо меньше почвы) и этика (настоящая гуманность - любовь не к одному человеку, но и ко всему живому). Брошюра Бекетова вскоре была переведена на немецкий и французский языки, но в России она поначалу прошла практически незамеченной, хотя сам Бекетов не ограничивал свою пропаганду вегетарианства теоретической работой, но и активно выступал с лекциями по «безубойному питанию» в различных учебных заведениях.
Лев Николаевич Толстой
Но уже с начала 1890-х годов вегетарианство в России стало быстро распространяться. Происходило это в первую очередь благодаря авторитету Льва Толстого. К нему в Ясную Поляну приехал английский писатель Уильям Фрей - известный публицист, проповедник вегетарианства. Именно он объяснил Льву Николаевичу, что человеческие органы - желудок, зубы и пищевод - не приспособлены для поедания мяса, а только для того, чтобы есть растительную пищу. Толстого это настолько заинтересовало, что он сразу же принял это учение и вскоре отказался от мяса и рыбы, но не от яиц и молочных продуктов.
«Второй день начал не есть мясо», - записал Лев толстой в своем дневнике в июне 1884 года. Толстой пишет невероятно влиятельный очерк «Первая ступень», называя вегетарианство первым этапом нравственного возрождения: «Десять лет кормила корова тебя и твоих детей, одевала и грела тебя овца своей шерстью. Какая же им за это награда? Перерезать горло и съесть?» (Лев Толстой. «Путь жизни»). Эти строчки многих почитателей Толстого превратили в сторонников «безубойного питания».
В отказе от животной пищи Толстой увидел «первую ступень» обновления нравственной жизни. Его проповедь воздержания, опрощения, возвращения к природной жизни, но больше всего призыв «Не убий!» - повлияли на распространение растительного питания в России и на то, что за ним укрепилось название «безубойное питание». Эссе Толстого «Первая ступень» (1892) стали рассматривать как своеобразную «библию» русских вегетарианцев, и оно вскоре стало оказывать огромное влияние на вегетарианское движение не только в России, но и за рубежом. Под впечатлением от этой книги ряд видных деятелей русской культуры - Николай Лесков, Николай Ге и Илья Репин - стали вегетарианцами.
Дореволюционные вегетарианцы делились на «идейных безубойников» и «гигиенистов». Для первых отказ от мяса - был только нравственный выбор (дело вообще не в еде); для вторых - это был вопрос исключительно здорового питания (вредно - полезно). «Идейных» в России было подавляющее большинство - в то, что вегетарианская еда страшно полезна для здоровья, многие из них так до конца и не верили: «Среди вегетарианцев всего мира только русские принцип „Не убий“ поставили главным условием вегетарианства» «Вегетарианский вестник» (СПб., 1904-1905). 16 февраля 1896 года в Москве на «собрании у Моода», в присутствии Татьяны Львовны Толстой и под председательством Павла Бирюкова, было «единогласно установлено считать главными принципами вегетарианства его нравственные основания». В 1909 году упомянутая выше Женни Шульц написала в немецком журнале Vegetarische Warte: «Вообще в русском народе есть еще много идеализма. Здесь смотрят на вегетарианство большею частью с идеальной стороны; гигиеническая сторона пока что мало известна».
К разговорам про еду «идейные» относятся презрительно - потому что собираются, вообще-то, поменять мир, - а «гигиенистов» они презрительно называли «желудочными вегетарианцами». В Европе ситуация была обратная - там большинство вегетарианцев были «гигиенистами», и на этический пыл русских коллег они смотрели с недоумением. Впрочем, многим остальным едокам и «идейное», и «желудочное» вегетарианство казалось блажью, очередной модой, которой следуют легкомысленные горожане, чтобы казаться современными. «Гомеопатия, гипнотизм, буддизм, вегетарианство - все это у спиритиста как-то мешалось вместе», - запишет Чехов в черновике рассказа «Три года».
Впрочем, в начале XX века это поветрие уже невозможно не замечать: повсюду открываются вегетарианские столовые, издаются «Вегетарианские обозрения», появляются добровольные общества. С «безубойниками» спорят, про них пишут фельетоны, их обсуждают, высмеивают, цитируют в пьесах. Зато к началу века почти в каждом крупном российском городе появилась вегетарианская столовая. Больше всего их в Петербурге - девять штук. Появление самой крупной на Невском, 110, сопровождается скандалом: ее владелец, председатель Вегетарианского общества, самовольно потратил на открытие столовой деньги общества.
Вегетарианские столовые в предвоенной России росли как грибы и работали очень успешно. Если в 1904 году во всей России их насчитывалось не больше 10, то в 1914 году их было уже 73 в 37 городах. А число посетителей одних только столовых, управляемых Московским вегетарианским обществом, составляло в 1909 году 11 000, а в 1914-м - 642 870. В Петербурге эту цифру можно смело умножать как минимум на два. Столовые становятся страшно популярны: известно, что только одна московская вегетарианская столовая в Газетном переулке в день принимала 1 300 человек.
Популярность таких столовых во многом объяснялась дешевизной. Корней Чуковский оставил описание петербургской вегетарианской столовой, находившейся за Казанским вокзалом: «Там приходилось подолгу простаивать и за хлебом, и за посудой, и за какими-то жестяными талонами. <…> Главными приманками в этой вегетарианской столовой были гороховые котлеты, капуста, картошка. Обед из двух блюд стоил тридцать копеек. Среди студентов, приказчиков, мелких чиновников Илья Ефимович [Репин] чувствовал себя своим человеком». Многие заведения напоминали мини-алтари Толстого. «Стены всех комнат увешаны фотографическими портретами Льва Толстого, разных величин, в разных поворотах и позах. А в самом конце комнат, направо - в читальной висит огромный портрет Л.Н. Толстого в натуральную величину на сером, в яблоках коне, едущего по яснополянскому лесу…», - писал вегетарианец Илья Репин.
Великие вегетарианцы
Это, конечно, не могло не раздражать современников. «Вегетарианство десятых годов… было чем-то вроде секты, возникшей на скрещении толстовства с оккультными доктринами, запрещавшими употребление мяса в пищу. <…> Ослепительно белые косынки подавальщиц и снежные скатерти на столах - дань Европе и гигиене? Конечно! А все-таки был в них какой-то неуловимый привкус сектантства, сближавший эту почти ритуальную белизну с мельтешением голубиных крыл на хлыстовских радениях» (Бенедикт Лившиц. «Полутораглазый стрелец»).
Не случайно Маяковский, который вегетарианцев недолюбливал, именно в такой столовой устроил что-то вроде перформанса, прочитав громадному портрету Толстого новые стихи со строчками: «Туман, с кровожадным лицом каннибала, жевал невкусных людей». Заканчивалось все фразой: «А с неба смотрела какая-то дрянь величественно, как Лев Толстой». А тот же русский поэт и переводчик Бенедикт Лившиц (1886-1938) писал: «…Мы оказались во взбудораженном осином гнезде. Разъяренные пожиратели трав, забыв о заповеди непротивления злу, вскочили со своих мест и, угрожающе размахивая кулаками, обступали нас все более и более тесным кольцом».
Тем не менее такие деятели русского вегетарианского движения, как Павел Бирюков и Николай Гусев, продолжали требовать, «чтобы вегетарианство понималось не как вопрос еды, а как вопрос религиозно-нравственного мировоззрения». Гигиенический интерес к растительному питанию был дезавуирован как «вегетарианство кухонное» или «кулинарно-медицинское». Разумеется, имелись и отдельные лица, которые изо всех сил старались пропагандировать вегетарианство именно как вопрос питания, сознавая, что постепенный отказ от потребления мяса мог бы иметь огромные медицинско-гигиенические, экономические, экологические, этические и, наконец, общественные последствия. Назовем среди них, например, профессора Александра Воейкова (1842-1916), «отца русской климатологии», разрабатывавшего (о чем умалчивают как справочные книги, так и его биографии) во многих своих трудах вопросы питания, поднятые Андреем Бекетовым.
Назовем и писательницу Наталью Нордман (1863-1914), вторую жену художника Ильи Репина, предложившую знаменитому физиологу Владимиру Бехтереву основать «кафедру вегетарианства» в Петербурге; осуществись эта мысль - кафедра стала бы первой подобной в мире. Многие не останавливались на отказе от мяса и переходили полностью на сырую еду. Наталья Нордман, одна из самых очаровательных женщин начала века, была главным пропагандистом сыроедения в Петербурге. Для газет того времени она была излюбленной мишенью. «Нас часто спрашивают, как это мы [с Репиным] питаемся сеном и травами? Жуем ли мы их дома, в стойле или на лугу, и сколько именно?», - так обычно она начинала свои публичные лекции.
Наталья Нордман (в центре), Репин (справа), Горький (слева)
Красноречия ее (и явных кулинарных талантов) обычно хватало, чтобы склонить на свою сторону даже скептиков. «Вчера в Психоневрологическом институте Илья Ефимович читал «О молодежи», а я «Сырое питание как здоровье, экономия и счастье». Студенты целую неделю готовили кушанья по моим советам. Было около тысячи слушателей, в антракте давали чай из сена, чай из крапивы и бутерброды из протертых маслин, кореньев и рыжиков, после лекции все двинулись в столовую, где студентам был предложен за шесть копеек обед из четырех блюд: размоченная овсянка, размоченный горох, винегрет из сырых кореньев и смолотые зерна пшеницы, могущие заменить хлеб».
Вот описание вегетарианского обеда у Репина и Нордман в Куоккале (с 1948 года Репино) 13 января 1911 года: «Потом (в шесть часов) раздались звуки тамтама и все гости (среди них - Ясинский, Шолом Аш, Майская и Брусянин, который живет в Куоккала под чужим именем, скрываясь от русской охранки) спустились к столу - знаменитому вегетарианскому обеду госпожи Нордман, не скупящейся на рекламу для пропаганды своего изобретения. Мощный круглый стол, за которым каждый должен был занять место согласно ранее вынутому билету (номер председательствующего выпал Борису, сыну Петрова). В середине стола на массивном круглом вращающемся диске стояли напитки (кофе, квас, лимонад, пиво и вино) и еда (салаты, пирожки с овощной начинкой, бутерброды с помидорами, сенной отвар, компот и неочищенные яблоки и апельсины). Обед протекал весьма оживленно. Каждый, кто в этом застолье оказал другому хотя бы незначительную услугу, должен был в виде наказания произнести речь. Кроме того, каждому пришлось сказать несколько похвальных слов о самом обеде».
Обед в Куокалле
Илья Репин был, вероятно, самым известным петербургским вегетарианцем: натурой он был страстной и безубойным питанием увлекся надолго, прославляя его в лекциях, письмах и публичных выступлениях. Благодаря им нам осталось меню зажиточного дореволюционного вегетарианца. «Я… справляю медовый месяц питательных и вкусных растительных бульонов. Я чувствую, как благотворный сок трав освежает, очищает кровь… Выброшены яйца (вреднейшая пища), устранены сыры, мясо уже и прежде оставлено. Салаты! Какая прелесть! Какая жизнь (с оливковым маслом!). Бульон из сена, из кореньев, из трав - вот эликсир жизни. Фрукты, красное вино, сушеные плоды, маслины, чернослив… орехи - энергия. Можно ли перечислить всю роскошь растительного стола? Но бульоны из трав - какое-то веселье. <…> Сытость полная на 9 часов, ни пить, ни есть не хочется, все сокращено - свободнее дышится. Как я рад, что могу опять бодро работать и все мои платья, ботинки на мне свободны. Жиры, комками выступавшие сверху заплывших мускулов, ушли; тело помолодело, и я стал гораздо выносливей в ходьбе, сильнее в гимнастике и гораздо успешнее в искусстве…» (Илья Репин. Письмо И.И. Перперу, 1910 год).
Впрочем, с той же страстью Репин несколько раз отказывался от вегетарианства, особенно на начальной стадии. 9 августа 1891 года он пишет Татьяне Толстой, старшей дочери Льва Николаевича: «Вегетарианствую я с удовольствием», а уже 20 августа: «Вегетарианство я должен был оставить… После того, как писал вам, ночью меня хватила такая нервная дрожь, что наутро я решил заказать бифштекс - и как рукой сняло». На следующий год он напишет ей еще раз: «…Как это ни грустно, я пришел к окончательному заключению, что я без мясной пищи не могу существовать. Если я хочу быть здоровым, я должен есть мясо; без него у меня сейчас же начинается процесс умирания». Впрочем, после этого он все-таки постепенно перешел на растительную пищу, во многом под влиянием Натальи Нордман.
Репинская усадьба
С 1900 по 1914 год русскими вегетарианцами была развернута большая организационная деятельность. Были учреждены вегетарианские общества в 15 городах (Санкт-Петербург, 1901; Варшава, 1903; Киев и Кишинев, 1908; Москва, 1909; Вильно, 1910; Минск, 1911; Саратов, Полтавa, Одесса и Ростов-на-Дону, 1912; Харьков, 1913; Житомир, Екатеринослав, Екатеринодар и Тюмень, 1914). Правда, количество членов этих обществ не было высоким, оно менялось из года в год по разным причинам (высокие членские взносы, вмешательство властей - например, в 1910 году по приказу киевского губернатора Вегетарианскому обществу этого города пришлось исключить из числа своих членов всех студентов, то есть 25% своего состава). Количество членов в Петербурге никогда не превышало 174 человек, в Москве - 238, в Одессе - 270. Таким образом, общее количество членов в России колебалось между 1 000 и 2 000.
Но подобное положение наблюдается и на Западе. Подавляющее большинство тех, кто предпочитает растительное питание, отказывается от строгой институциональной привязки. В Германии в 1900 году числилось 1 213 членов Вегетарианского общества, а в 1905 году - 1 935. Совсем недавно, в 1995 году, в нем числилось менее 4 000 членов, в то время как, по данным опроса, число вегетарианцев равнялось 2,9 миллиона. Питание - как и многие другие вопросы стиля жизни - считается частным делом, хотя оно и является частным делом, весьма релевантным в общественно-политическом смысле.
В 1915 году преимущественно мировоззренческая направленность многих вегетарианских деятелей привела к горячей дискуссии, очень характерной для истории русского вегетарианства. Писатель Иван Наживин (1874-1940), в течение 12 лет бывший безграничным поклонником Толстого и ревностным вегетарианцем, вдруг отказался от его учения, заявив, что «безубойное вегетарианство» есть миф: наоборот, чтобы жить сам, человек должен убивать другую жизнь. На инвективы Наживина ответили целый ряд представителей русского вегетарианства.
Киевлянин Лев Кораблев указал на то, что: «Статья Наживина касается главным образом той группы вегетарианцев, правда очень значительной, которую называют толстовцами. Толстовцы в силу исторических условий имели большое влияние на развитие вегетарианства в России. [...] Учение вегетарианцев-гигиенистов, завоевывающее все большее число приверженцев, выдвигает за свою основу не этику, а науку». «Вообще в русском народе есть еще много идеализма, - подтверждает немецкий журнал Vegetarische Warte. - Здесь смотрят на вегетарианство большею частью с идеальной стороны; гигиеническая сторона пока что мало известна».
В.П. Войцеховский, сам вегетарианец, но «воспитанный на других началах, чем большинство вегетарианцев в России», заявил: «Если бы русские приверженцы вегетарианства не увлеклись чувствительностью Л.Н. Толстого и его художественным представлением этической стороны вегетарианства, но знали, что об этом говорят за границей, то не было бы разочарованных вроде г. Наживина <…> Англичане, например, ставят в основу вегетарианства именно целительное значение для людей. <…> На западе Европы многие вегетарианство считают тренажем для различных форм умственного труда и работоспособности и, будучи вегетарианцами, - заботятся о себе и мечтают о своих делах, ничуть не думая о том, что они благородные люди потому, что трупов не кушают»
Во время войны идеи вегетарианства стали впервые откровенно раздражать все русское общество. Во-первых, лозунг «Не убий» автоматически превращал идейного вегетарианца, отказывающего проливать кровь, в пацифиста, а значит - в предателя, не желающего защищать родину. Во-вторых, тяготы войны совсем по-другому поставили вопрос, что есть: пропагандиста, предлагающего отказаться от мяса, могли и побить. Крестьяне и рабочие и раньше считали вегетарианство барской блажью - сами они частенько и голодали, и постились (в традиционном православном календаре более 220 постных дней), но не то чтобы по своей воле, во время войны же проповеди «толстовцев» стали и вовсе звучать издевательством, о чем видные вегетарианцы с обидой писали в дневниках.
Октябрьская революция пробудила у вегетарианцев новые надежды. Однако большевики не проявили особого интереса к пожеланиям отдельных общественных групп. Подавление толстовцев и различных религиозных сект, а вместе с ними и вегетарианских организаций началось еще во время Гражданской войны. В 1921 году религиозные секты, преследовавшиеся при царской власти (в особенности до революции 1905 года), встретились для проведения первого Всероссийского съезда сектантских сельскохозяйственных и производительных объединений.
В параграфе 11 резолюции съезда группа участников, «вегетарианцев по убеждению», заявила: «Мы считаем убийство не только человека, но и животных недопустимым грехом перед Богом и не употребляем мясной убойной пищи, а потому от лица всех сектантов-вегетарианцев просим Наркомзем не требовать от сектантов-вегетарианцев выполнения мясной повинности, как противной их совести и религиозным убеждениям». Съезд принял резолюцию единогласно. Владимир Бонч-Бруевич (1873-1955) прокомментировал это язвительной насмешкой, указав на то, что далеко не все секты, представленные на съезде, признавали себя вегетарианцами: молокане и баптисты, например, употребляют мясо.
Употребляют мясо и буддисты. «Надо сказать, что в целом кулинарная традиция буддизма лишена того фанатического пыла, что заставляет неофитов навязывать вегетарианство даже своим кошкам. Буддисты, снисходительно относясь к нашим слабостям, считают мясной обед не грехом, а дурной привычкой. В Непале я, скажем, встречал тибетских беженцев, которым ламы разрешали охотиться на горных муфлонов (их окровавленные туши лежат на каждом сельском базаре). Сам Будда ел мясо, если животное было убито не ради него» (Александр Геннис).
В период НЭПа Московское вегетарианское общество продолжало существовать. Но власти упорно отказывали совету Общества в утверждении устава, несмотря на то что бывшие друзья и приверженцы Толстого обратились за поддержкой к высшим инстанциям (в том числе к председателю Моссовета Льву Каменеву). Столовые МВО продолжали работать, но в явно осложненных условиях. Весной 1929 года положение драматически обострилось. Протокол № 7 собрания МВО от 18 мая 1929 года завершается словами: «Считать законченными все ликвидационные дела О-ва». Впрочем, факт существования вегетарианских столовых еще в конце 1920-х годов подтверждается их ироничным упоминанием в романе Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» (1928).
Вскоре все вегетарианские общества в стране были разогнаны, многие их участники отправлены на Соловки или расстреляны, а сама идея «безубойного питания» была признана безусловно вредной для советского человека. С начала 1930-х годов вегетарианские идеи можно было найти лишь в работах по научной утопии питания - в книге «Пища будущего» (1979) химика Александра Несмеянова, президента Академии наук СССР в 1951-1961 годах, убежденного этического вегетарианца, рассматривавшего возможности создания и употребления синтетической пищи.
Кроме того, вопросы вегетарианского образа жизни обсуждались в научно-фантастической повествовательной прозе, в повестях Константина Циолковского («Вне земли», 1920), а позднее в романах Эммануила Зеликовича («Следующий мир», 1930) и Александра Казанцева («Фаэты», 1974). «Вегетарианство, основанное на ложных гипотезах и идеях, в Советском Союзе не имеет приверженцев», - пригвоздила дискуссию Большая советская энциклопедия, и это стало окончательным приговором русскому вегетарианскому движению, оправиться от которого оно смогло только в 1990-е.
После падения советской власти вегетарианцы стали «выходить из подполья». В 1998 году ими даже было отправлено открытое письмо - «Обращение Президенту, Правительству и депутатам России» - с программой постепенного перехода к растительному питанию. Был основан ряд организаций: еще в 1989-м возникло «Вегетарианское общество города Москвы», а в 2001-м, также в Москве, «Евразийское вегетарианское общество»; есть ряд других местных организаций. Но все еще нет «Всероссийского общества». Однако если в прежнем русском вегетарианстве преобладали этический максимализм и надежда на коренное общественное обновление, то в последние годы все более растущую роль стал играть интерес к учениям эзотерических групп, пропагандирующих в том числе и вегетарианство и, таким образом, дискредитирующих последнее в глазах общества.
И вот итог! Есть вам мясо или не есть - решайте сами!
И. Ильф и В. Петров «Двенадцать стульев»
Вегетарианство, или отказ от употребления в пищу мяса, как общественное движение, возникло в Англии и, казалось бы, пришло в Россию с опозданием. Однако на Руси уже имелась тысячелетняя традиция воздержания от мясной пищи, поскольку не только для русского монашества, но и для верующего православного мирянина пост до начала XX века продолжал играть значительно бὁльшую роль, чем в европейских странах. Четыре длительных периода постов и постный режим по средам и пятницам приводят к тому, что общее число постных дней в году превышает в России 220, то есть более половины года.
В 1906 году Дженни Шульц, одна из первых активисток вегетарианского движения в России, сообщала читателям выходившего во Франкфурте-на-Майне журнала Vegetarische Warte: «Многочисленные и в большинстве случаев длительные периоды поста соблюдаются богатыми и бедными людьми, в городе и в деревне, с большой добросовестностью. Это и является причиной того, что здешнее население так легко расположить к вегетарианству. <...> Не хватает только пропаганды».
Вот, пропагандой сейчас и займемся! До сих пор, когда говорят о реконструкции диеты древних людей, чаще всего имеется в виду некое усредненное количество белков и других компонентов, которые употребляли люди в то или иное время… Ученые установили, что человек в Альпах более 5 тысяч лет назад ел мясо альпийского горного козла и оленя. Причем, в большей степени это было не вареное мясо, а копченое либо сушеное. То есть, то, что впоследствии стало традиционной едой народов, проживающих в предгорье Альп: будущей пармской ветчиной и прошутто. Употребление таких белковых продуктов весьма логично для того времени. По всей вероятности, охотники брали его с собой в путь: такой продукт очень калорийный, он занимает мало места, почти ничего не весит и не портится…
Примерно 6-8 млн лет тому назад приматы, скорее всего, были растительноядными, но 2-3 млн лет назад некоторые из них становятся всеядными. Более того, по одной из гипотез, именно переход ко всеядности привел к развитию собственно человеческой линии эволюции и небывалому по интенсивности развитию головного мозга. У тех, кто не пошел по этому пути и остался растительноядным, такого не произошло - в итоге они постепенно ушли с эволюционной арены. То есть вегетарианцы, растительноядные австралопитеки - не наши предки, а боковая, тупиковая ветвь… Всеядное белковое питание оказалось более выгодно энергетически. Организму не надо тратить так много сил на переваривание и извлечение энергии из белковой пищи. Как мы знаем, травоядные животные вынуждены есть все время, а хищнику достаточно поесть один раз в день.
Следующий скачок в рационе человека связан с революцией, когда стало превалировать земледелие, и на столе древних людей появились хлеб и каша. Однако они по-прежнему ели очень много мясной пищи, а продукты из хлебных злаков были скорее лакомством, а не основной едой. И это неудивительно, потому что вырастить богатый урожай было трудно. В целом же их рацион по разнообразию проигрывал тому, что был у охотников-собирателей: они употребляли в пищу абсолютно все, причем количество съедобных растений в их меню было необычайно велико.
Вообще, переход человечества к оседлому существованию и добыче пропитания сельским хозяйством совсем не был прогрессивным шагом. В частности, скученность людей привела к распространению инфекций и других напастей. Существует известный парадокс: практически все обнаруженные скелеты, относящиеся к каменному веку, не несут на себе следов каких-то серьезных заболеваний. Найти инфекцию в каменном веке - настоящая сенсация. К тому же при таком образе жизни стало сложнее переносить периоды голода, которые сопутствовали человечеству на протяжении всей древней истории. Охотники-собиратели в случае, предположим, неудачи в охоте могли заменить мясо другой пищей. Оседлость же не подразумевала такой мобильности, мор скота или неурожай оборачивались трагедий.
Итак, в середине 1860-х годов в Петербурге возникло первое общество вегетарианцев, которое называли в шутку: «Ни рыба, ни мясо». А в 1878 году видный русский ботаник Андрей Бекетов (1825-1902) в августовском номере «Вестника Европы» опубликовал этюд «Питание человека в его настоящем и будущем», решительно выступив в защиту вегетарианского образа жизни. В этой статье можно найти все основные аргументы, которые и в наши дни приводятся в пользу растительного режима питания: физиология питания (можно жить без мяса, что доказывает бὁльшая часть живых обитателей Земли), экономия (невозможно ввести для всего человечества пищевые привычки европейской буржуазии), экология (производство растительного питания требует гораздо меньше почвы) и этика (настоящая гуманность - любовь не к одному человеку, но и ко всему живому). Брошюра Бекетова вскоре была переведена на немецкий и французский языки, но в России она поначалу прошла практически незамеченной, хотя сам Бекетов не ограничивал свою пропаганду вегетарианства теоретической работой, но и активно выступал с лекциями по «безубойному питанию» в различных учебных заведениях.
Лев Николаевич Толстой
Но уже с начала 1890-х годов вегетарианство в России стало быстро распространяться. Происходило это в первую очередь благодаря авторитету Льва Толстого. К нему в Ясную Поляну приехал английский писатель Уильям Фрей - известный публицист, проповедник вегетарианства. Именно он объяснил Льву Николаевичу, что человеческие органы - желудок, зубы и пищевод - не приспособлены для поедания мяса, а только для того, чтобы есть растительную пищу. Толстого это настолько заинтересовало, что он сразу же принял это учение и вскоре отказался от мяса и рыбы, но не от яиц и молочных продуктов.
«Второй день начал не есть мясо», - записал Лев толстой в своем дневнике в июне 1884 года. Толстой пишет невероятно влиятельный очерк «Первая ступень», называя вегетарианство первым этапом нравственного возрождения: «Десять лет кормила корова тебя и твоих детей, одевала и грела тебя овца своей шерстью. Какая же им за это награда? Перерезать горло и съесть?» (Лев Толстой. «Путь жизни»). Эти строчки многих почитателей Толстого превратили в сторонников «безубойного питания».
В отказе от животной пищи Толстой увидел «первую ступень» обновления нравственной жизни. Его проповедь воздержания, опрощения, возвращения к природной жизни, но больше всего призыв «Не убий!» - повлияли на распространение растительного питания в России и на то, что за ним укрепилось название «безубойное питание». Эссе Толстого «Первая ступень» (1892) стали рассматривать как своеобразную «библию» русских вегетарианцев, и оно вскоре стало оказывать огромное влияние на вегетарианское движение не только в России, но и за рубежом. Под впечатлением от этой книги ряд видных деятелей русской культуры - Николай Лесков, Николай Ге и Илья Репин - стали вегетарианцами.
Дореволюционные вегетарианцы делились на «идейных безубойников» и «гигиенистов». Для первых отказ от мяса - был только нравственный выбор (дело вообще не в еде); для вторых - это был вопрос исключительно здорового питания (вредно - полезно). «Идейных» в России было подавляющее большинство - в то, что вегетарианская еда страшно полезна для здоровья, многие из них так до конца и не верили: «Среди вегетарианцев всего мира только русские принцип „Не убий“ поставили главным условием вегетарианства» «Вегетарианский вестник» (СПб., 1904-1905). 16 февраля 1896 года в Москве на «собрании у Моода», в присутствии Татьяны Львовны Толстой и под председательством Павла Бирюкова, было «единогласно установлено считать главными принципами вегетарианства его нравственные основания». В 1909 году упомянутая выше Женни Шульц написала в немецком журнале Vegetarische Warte: «Вообще в русском народе есть еще много идеализма. Здесь смотрят на вегетарианство большею частью с идеальной стороны; гигиеническая сторона пока что мало известна».
К разговорам про еду «идейные» относятся презрительно - потому что собираются, вообще-то, поменять мир, - а «гигиенистов» они презрительно называли «желудочными вегетарианцами». В Европе ситуация была обратная - там большинство вегетарианцев были «гигиенистами», и на этический пыл русских коллег они смотрели с недоумением. Впрочем, многим остальным едокам и «идейное», и «желудочное» вегетарианство казалось блажью, очередной модой, которой следуют легкомысленные горожане, чтобы казаться современными. «Гомеопатия, гипнотизм, буддизм, вегетарианство - все это у спиритиста как-то мешалось вместе», - запишет Чехов в черновике рассказа «Три года».
Впрочем, в начале XX века это поветрие уже невозможно не замечать: повсюду открываются вегетарианские столовые, издаются «Вегетарианские обозрения», появляются добровольные общества. С «безубойниками» спорят, про них пишут фельетоны, их обсуждают, высмеивают, цитируют в пьесах. Зато к началу века почти в каждом крупном российском городе появилась вегетарианская столовая. Больше всего их в Петербурге - девять штук. Появление самой крупной на Невском, 110, сопровождается скандалом: ее владелец, председатель Вегетарианского общества, самовольно потратил на открытие столовой деньги общества.
Вегетарианские столовые в предвоенной России росли как грибы и работали очень успешно. Если в 1904 году во всей России их насчитывалось не больше 10, то в 1914 году их было уже 73 в 37 городах. А число посетителей одних только столовых, управляемых Московским вегетарианским обществом, составляло в 1909 году 11 000, а в 1914-м - 642 870. В Петербурге эту цифру можно смело умножать как минимум на два. Столовые становятся страшно популярны: известно, что только одна московская вегетарианская столовая в Газетном переулке в день принимала 1 300 человек.
Популярность таких столовых во многом объяснялась дешевизной. Корней Чуковский оставил описание петербургской вегетарианской столовой, находившейся за Казанским вокзалом: «Там приходилось подолгу простаивать и за хлебом, и за посудой, и за какими-то жестяными талонами. <…> Главными приманками в этой вегетарианской столовой были гороховые котлеты, капуста, картошка. Обед из двух блюд стоил тридцать копеек. Среди студентов, приказчиков, мелких чиновников Илья Ефимович [Репин] чувствовал себя своим человеком». Многие заведения напоминали мини-алтари Толстого. «Стены всех комнат увешаны фотографическими портретами Льва Толстого, разных величин, в разных поворотах и позах. А в самом конце комнат, направо - в читальной висит огромный портрет Л.Н. Толстого в натуральную величину на сером, в яблоках коне, едущего по яснополянскому лесу…», - писал вегетарианец Илья Репин.
Великие вегетарианцы
Это, конечно, не могло не раздражать современников. «Вегетарианство десятых годов… было чем-то вроде секты, возникшей на скрещении толстовства с оккультными доктринами, запрещавшими употребление мяса в пищу. <…> Ослепительно белые косынки подавальщиц и снежные скатерти на столах - дань Европе и гигиене? Конечно! А все-таки был в них какой-то неуловимый привкус сектантства, сближавший эту почти ритуальную белизну с мельтешением голубиных крыл на хлыстовских радениях» (Бенедикт Лившиц. «Полутораглазый стрелец»).
Не случайно Маяковский, который вегетарианцев недолюбливал, именно в такой столовой устроил что-то вроде перформанса, прочитав громадному портрету Толстого новые стихи со строчками: «Туман, с кровожадным лицом каннибала, жевал невкусных людей». Заканчивалось все фразой: «А с неба смотрела какая-то дрянь величественно, как Лев Толстой». А тот же русский поэт и переводчик Бенедикт Лившиц (1886-1938) писал: «…Мы оказались во взбудораженном осином гнезде. Разъяренные пожиратели трав, забыв о заповеди непротивления злу, вскочили со своих мест и, угрожающе размахивая кулаками, обступали нас все более и более тесным кольцом».
Тем не менее такие деятели русского вегетарианского движения, как Павел Бирюков и Николай Гусев, продолжали требовать, «чтобы вегетарианство понималось не как вопрос еды, а как вопрос религиозно-нравственного мировоззрения». Гигиенический интерес к растительному питанию был дезавуирован как «вегетарианство кухонное» или «кулинарно-медицинское». Разумеется, имелись и отдельные лица, которые изо всех сил старались пропагандировать вегетарианство именно как вопрос питания, сознавая, что постепенный отказ от потребления мяса мог бы иметь огромные медицинско-гигиенические, экономические, экологические, этические и, наконец, общественные последствия. Назовем среди них, например, профессора Александра Воейкова (1842-1916), «отца русской климатологии», разрабатывавшего (о чем умалчивают как справочные книги, так и его биографии) во многих своих трудах вопросы питания, поднятые Андреем Бекетовым.
Назовем и писательницу Наталью Нордман (1863-1914), вторую жену художника Ильи Репина, предложившую знаменитому физиологу Владимиру Бехтереву основать «кафедру вегетарианства» в Петербурге; осуществись эта мысль - кафедра стала бы первой подобной в мире. Многие не останавливались на отказе от мяса и переходили полностью на сырую еду. Наталья Нордман, одна из самых очаровательных женщин начала века, была главным пропагандистом сыроедения в Петербурге. Для газет того времени она была излюбленной мишенью. «Нас часто спрашивают, как это мы [с Репиным] питаемся сеном и травами? Жуем ли мы их дома, в стойле или на лугу, и сколько именно?», - так обычно она начинала свои публичные лекции.
Наталья Нордман (в центре), Репин (справа), Горький (слева)
Красноречия ее (и явных кулинарных талантов) обычно хватало, чтобы склонить на свою сторону даже скептиков. «Вчера в Психоневрологическом институте Илья Ефимович читал «О молодежи», а я «Сырое питание как здоровье, экономия и счастье». Студенты целую неделю готовили кушанья по моим советам. Было около тысячи слушателей, в антракте давали чай из сена, чай из крапивы и бутерброды из протертых маслин, кореньев и рыжиков, после лекции все двинулись в столовую, где студентам был предложен за шесть копеек обед из четырех блюд: размоченная овсянка, размоченный горох, винегрет из сырых кореньев и смолотые зерна пшеницы, могущие заменить хлеб».
Вот описание вегетарианского обеда у Репина и Нордман в Куоккале (с 1948 года Репино) 13 января 1911 года: «Потом (в шесть часов) раздались звуки тамтама и все гости (среди них - Ясинский, Шолом Аш, Майская и Брусянин, который живет в Куоккала под чужим именем, скрываясь от русской охранки) спустились к столу - знаменитому вегетарианскому обеду госпожи Нордман, не скупящейся на рекламу для пропаганды своего изобретения. Мощный круглый стол, за которым каждый должен был занять место согласно ранее вынутому билету (номер председательствующего выпал Борису, сыну Петрова). В середине стола на массивном круглом вращающемся диске стояли напитки (кофе, квас, лимонад, пиво и вино) и еда (салаты, пирожки с овощной начинкой, бутерброды с помидорами, сенной отвар, компот и неочищенные яблоки и апельсины). Обед протекал весьма оживленно. Каждый, кто в этом застолье оказал другому хотя бы незначительную услугу, должен был в виде наказания произнести речь. Кроме того, каждому пришлось сказать несколько похвальных слов о самом обеде».
Обед в Куокалле
Илья Репин был, вероятно, самым известным петербургским вегетарианцем: натурой он был страстной и безубойным питанием увлекся надолго, прославляя его в лекциях, письмах и публичных выступлениях. Благодаря им нам осталось меню зажиточного дореволюционного вегетарианца. «Я… справляю медовый месяц питательных и вкусных растительных бульонов. Я чувствую, как благотворный сок трав освежает, очищает кровь… Выброшены яйца (вреднейшая пища), устранены сыры, мясо уже и прежде оставлено. Салаты! Какая прелесть! Какая жизнь (с оливковым маслом!). Бульон из сена, из кореньев, из трав - вот эликсир жизни. Фрукты, красное вино, сушеные плоды, маслины, чернослив… орехи - энергия. Можно ли перечислить всю роскошь растительного стола? Но бульоны из трав - какое-то веселье. <…> Сытость полная на 9 часов, ни пить, ни есть не хочется, все сокращено - свободнее дышится. Как я рад, что могу опять бодро работать и все мои платья, ботинки на мне свободны. Жиры, комками выступавшие сверху заплывших мускулов, ушли; тело помолодело, и я стал гораздо выносливей в ходьбе, сильнее в гимнастике и гораздо успешнее в искусстве…» (Илья Репин. Письмо И.И. Перперу, 1910 год).
Впрочем, с той же страстью Репин несколько раз отказывался от вегетарианства, особенно на начальной стадии. 9 августа 1891 года он пишет Татьяне Толстой, старшей дочери Льва Николаевича: «Вегетарианствую я с удовольствием», а уже 20 августа: «Вегетарианство я должен был оставить… После того, как писал вам, ночью меня хватила такая нервная дрожь, что наутро я решил заказать бифштекс - и как рукой сняло». На следующий год он напишет ей еще раз: «…Как это ни грустно, я пришел к окончательному заключению, что я без мясной пищи не могу существовать. Если я хочу быть здоровым, я должен есть мясо; без него у меня сейчас же начинается процесс умирания». Впрочем, после этого он все-таки постепенно перешел на растительную пищу, во многом под влиянием Натальи Нордман.
Репинская усадьба
С 1900 по 1914 год русскими вегетарианцами была развернута большая организационная деятельность. Были учреждены вегетарианские общества в 15 городах (Санкт-Петербург, 1901; Варшава, 1903; Киев и Кишинев, 1908; Москва, 1909; Вильно, 1910; Минск, 1911; Саратов, Полтавa, Одесса и Ростов-на-Дону, 1912; Харьков, 1913; Житомир, Екатеринослав, Екатеринодар и Тюмень, 1914). Правда, количество членов этих обществ не было высоким, оно менялось из года в год по разным причинам (высокие членские взносы, вмешательство властей - например, в 1910 году по приказу киевского губернатора Вегетарианскому обществу этого города пришлось исключить из числа своих членов всех студентов, то есть 25% своего состава). Количество членов в Петербурге никогда не превышало 174 человек, в Москве - 238, в Одессе - 270. Таким образом, общее количество членов в России колебалось между 1 000 и 2 000.
Но подобное положение наблюдается и на Западе. Подавляющее большинство тех, кто предпочитает растительное питание, отказывается от строгой институциональной привязки. В Германии в 1900 году числилось 1 213 членов Вегетарианского общества, а в 1905 году - 1 935. Совсем недавно, в 1995 году, в нем числилось менее 4 000 членов, в то время как, по данным опроса, число вегетарианцев равнялось 2,9 миллиона. Питание - как и многие другие вопросы стиля жизни - считается частным делом, хотя оно и является частным делом, весьма релевантным в общественно-политическом смысле.
В 1915 году преимущественно мировоззренческая направленность многих вегетарианских деятелей привела к горячей дискуссии, очень характерной для истории русского вегетарианства. Писатель Иван Наживин (1874-1940), в течение 12 лет бывший безграничным поклонником Толстого и ревностным вегетарианцем, вдруг отказался от его учения, заявив, что «безубойное вегетарианство» есть миф: наоборот, чтобы жить сам, человек должен убивать другую жизнь. На инвективы Наживина ответили целый ряд представителей русского вегетарианства.
Киевлянин Лев Кораблев указал на то, что: «Статья Наживина касается главным образом той группы вегетарианцев, правда очень значительной, которую называют толстовцами. Толстовцы в силу исторических условий имели большое влияние на развитие вегетарианства в России. [...] Учение вегетарианцев-гигиенистов, завоевывающее все большее число приверженцев, выдвигает за свою основу не этику, а науку». «Вообще в русском народе есть еще много идеализма, - подтверждает немецкий журнал Vegetarische Warte. - Здесь смотрят на вегетарианство большею частью с идеальной стороны; гигиеническая сторона пока что мало известна».
В.П. Войцеховский, сам вегетарианец, но «воспитанный на других началах, чем большинство вегетарианцев в России», заявил: «Если бы русские приверженцы вегетарианства не увлеклись чувствительностью Л.Н. Толстого и его художественным представлением этической стороны вегетарианства, но знали, что об этом говорят за границей, то не было бы разочарованных вроде г. Наживина <…> Англичане, например, ставят в основу вегетарианства именно целительное значение для людей. <…> На западе Европы многие вегетарианство считают тренажем для различных форм умственного труда и работоспособности и, будучи вегетарианцами, - заботятся о себе и мечтают о своих делах, ничуть не думая о том, что они благородные люди потому, что трупов не кушают»
Во время войны идеи вегетарианства стали впервые откровенно раздражать все русское общество. Во-первых, лозунг «Не убий» автоматически превращал идейного вегетарианца, отказывающего проливать кровь, в пацифиста, а значит - в предателя, не желающего защищать родину. Во-вторых, тяготы войны совсем по-другому поставили вопрос, что есть: пропагандиста, предлагающего отказаться от мяса, могли и побить. Крестьяне и рабочие и раньше считали вегетарианство барской блажью - сами они частенько и голодали, и постились (в традиционном православном календаре более 220 постных дней), но не то чтобы по своей воле, во время войны же проповеди «толстовцев» стали и вовсе звучать издевательством, о чем видные вегетарианцы с обидой писали в дневниках.
Октябрьская революция пробудила у вегетарианцев новые надежды. Однако большевики не проявили особого интереса к пожеланиям отдельных общественных групп. Подавление толстовцев и различных религиозных сект, а вместе с ними и вегетарианских организаций началось еще во время Гражданской войны. В 1921 году религиозные секты, преследовавшиеся при царской власти (в особенности до революции 1905 года), встретились для проведения первого Всероссийского съезда сектантских сельскохозяйственных и производительных объединений.
В параграфе 11 резолюции съезда группа участников, «вегетарианцев по убеждению», заявила: «Мы считаем убийство не только человека, но и животных недопустимым грехом перед Богом и не употребляем мясной убойной пищи, а потому от лица всех сектантов-вегетарианцев просим Наркомзем не требовать от сектантов-вегетарианцев выполнения мясной повинности, как противной их совести и религиозным убеждениям». Съезд принял резолюцию единогласно. Владимир Бонч-Бруевич (1873-1955) прокомментировал это язвительной насмешкой, указав на то, что далеко не все секты, представленные на съезде, признавали себя вегетарианцами: молокане и баптисты, например, употребляют мясо.
Употребляют мясо и буддисты. «Надо сказать, что в целом кулинарная традиция буддизма лишена того фанатического пыла, что заставляет неофитов навязывать вегетарианство даже своим кошкам. Буддисты, снисходительно относясь к нашим слабостям, считают мясной обед не грехом, а дурной привычкой. В Непале я, скажем, встречал тибетских беженцев, которым ламы разрешали охотиться на горных муфлонов (их окровавленные туши лежат на каждом сельском базаре). Сам Будда ел мясо, если животное было убито не ради него» (Александр Геннис).
В период НЭПа Московское вегетарианское общество продолжало существовать. Но власти упорно отказывали совету Общества в утверждении устава, несмотря на то что бывшие друзья и приверженцы Толстого обратились за поддержкой к высшим инстанциям (в том числе к председателю Моссовета Льву Каменеву). Столовые МВО продолжали работать, но в явно осложненных условиях. Весной 1929 года положение драматически обострилось. Протокол № 7 собрания МВО от 18 мая 1929 года завершается словами: «Считать законченными все ликвидационные дела О-ва». Впрочем, факт существования вегетарианских столовых еще в конце 1920-х годов подтверждается их ироничным упоминанием в романе Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» (1928).
Вскоре все вегетарианские общества в стране были разогнаны, многие их участники отправлены на Соловки или расстреляны, а сама идея «безубойного питания» была признана безусловно вредной для советского человека. С начала 1930-х годов вегетарианские идеи можно было найти лишь в работах по научной утопии питания - в книге «Пища будущего» (1979) химика Александра Несмеянова, президента Академии наук СССР в 1951-1961 годах, убежденного этического вегетарианца, рассматривавшего возможности создания и употребления синтетической пищи.
Кроме того, вопросы вегетарианского образа жизни обсуждались в научно-фантастической повествовательной прозе, в повестях Константина Циолковского («Вне земли», 1920), а позднее в романах Эммануила Зеликовича («Следующий мир», 1930) и Александра Казанцева («Фаэты», 1974). «Вегетарианство, основанное на ложных гипотезах и идеях, в Советском Союзе не имеет приверженцев», - пригвоздила дискуссию Большая советская энциклопедия, и это стало окончательным приговором русскому вегетарианскому движению, оправиться от которого оно смогло только в 1990-е.
После падения советской власти вегетарианцы стали «выходить из подполья». В 1998 году ими даже было отправлено открытое письмо - «Обращение Президенту, Правительству и депутатам России» - с программой постепенного перехода к растительному питанию. Был основан ряд организаций: еще в 1989-м возникло «Вегетарианское общество города Москвы», а в 2001-м, также в Москве, «Евразийское вегетарианское общество»; есть ряд других местных организаций. Но все еще нет «Всероссийского общества». Однако если в прежнем русском вегетарианстве преобладали этический максимализм и надежда на коренное общественное обновление, то в последние годы все более растущую роль стал играть интерес к учениям эзотерических групп, пропагандирующих в том числе и вегетарианство и, таким образом, дискредитирующих последнее в глазах общества.
И вот итог! Есть вам мясо или не есть - решайте сами!