(no subject)
Какая родная, сумасшедшая, рваная, обожаемая, безумная атмосфера Нью-Йорка в "Бёрдмэне".
Не помню даже, когда это было, чтобы мне настолько, до слез, понравился новый американский фильм. О господи. Еще чуть-чуть, и я бы почувствовала запахи. Боже, все вот это, этот ритм, эта сумятица, эта искореженность, этот предел возможностей, эта концентрация жизни и смерти. И везде эти вывески Motown; а когда он в трусах выбегает на грохочущую Таймс-сквер, я вообще чуть не умерла. Все так и все там, где было, в том же невозможном и единственно возможном контрасте. Кинозвезда спит на грязных ступеньках. Девушка сидит на парапете - "сигай давай и пойдем выпьем", кричат ей снизу. И эти панорамы, эти полеты над всем этим варевом во сне и наяву... А на титрах можно закрыть глаза и слушать звуки города.
Люба, посмотри, если не видела.
Сердце аж заболело.
Не помню даже, когда это было, чтобы мне настолько, до слез, понравился новый американский фильм. О господи. Еще чуть-чуть, и я бы почувствовала запахи. Боже, все вот это, этот ритм, эта сумятица, эта искореженность, этот предел возможностей, эта концентрация жизни и смерти. И везде эти вывески Motown; а когда он в трусах выбегает на грохочущую Таймс-сквер, я вообще чуть не умерла. Все так и все там, где было, в том же невозможном и единственно возможном контрасте. Кинозвезда спит на грязных ступеньках. Девушка сидит на парапете - "сигай давай и пойдем выпьем", кричат ей снизу. И эти панорамы, эти полеты над всем этим варевом во сне и наяву... А на титрах можно закрыть глаза и слушать звуки города.
Люба, посмотри, если не видела.
Сердце аж заболело.