ЖД VS Трамвай: поезда и рельсы в русской литературе
Вагонные споры - последнее дело, когда больше нечего пить
"Машина времени"
Скучающие европейцы восприняли появление железной дороги как премьеру новой оперы и вовсе не думали о практическом применении новинки. Хотя в трактовке Фрейда поездка по железной дороге есть символ смерти, парижане и венцы видели в ней развлечение, которое помогало разнообразить аттракционы, катая по воскресеньям восхищенные семейства по территории парков и садов. Совершенно иначе и строго по Фрейду восприняли появление «чугунного зверя» в России. Железная дорога, а затем и ее городская версия трамвай стали зловещим символом технократии, сеющим страх, смерть и увечья. Неслучайно заблудившиеся локомотивы регулярно курсируют из литературы в реальность и обратно.
Первые трое суток после открытия железной дороги между Москвой и Петербургом проезд был бесплатным - люди просто боялись ездить. Лев Толстой видел в паровозе чуть ли не гильотину на колесах, под нож которой история кидает своих жертв. Наиболее известным козлом отпущения стала, конечно, Анна Каренина - священная жертва перрона-громовержца Хотя уже в «Крейцеровой сонате» Лев Николаевич примеривался к этому способу сведения счетов с жизнью, так что дорога в лице маленькой станции Астапово впоследствии жестоко поквитается с писателем. Сведя в одной точке несчастную героиню и бездушный поезд (на момент написания романа в стране действовала ровно одна (!) линия дороги), Толстой открыл галерею ЖД-инцидентов в русской литературе. Одноименное стихотворение Некрасова - анафема железной дороге, которая становится символом всенародных страданий. Красивая, молодая и раздавленная лежит под насыпью блоковская очередная незнакомка. (К слову, Александра Андреевна, мать Блока боялась за сына: «…пойдет по рельсам, заглядится на что-то, хоть на девушку какую-нибудь, а поезд налетит на него и раздавит»). Урбанистически-индустриальным катком переезжает состав солженицынскую Матрену, оплот уходящей в прошлое аграрной Руси.
Разрушительная символика "гильотины доктора Стефенсона" замечательным образом исчезает, стоит из станционного смотрителя превратиться в пассажира, с отвагой Ионы войти во чрево зверя. Локомотив оказывается не монстром, а средством передвижения, местами весьма комфортным и даже располагающим к романтике и сочинительству. Если, конечно, можешь позволить себе «первый раз в первый класс». Главный гимн поезду как гостинице на колесах пропела, конечно, Агата Кристи. «Восточный экспресс» - отель «Бертрам», поставленный на колеса. Криминальные события, происходящие в вагонных интерьерах, только оттеняют викторианский уют и комфорт. Русская чугунка не была столь респектабельной, зато в «вагонных спорах» разгоралась фабула не одного русского романа. Железнодорожные поездки, как веком ранее ямщицкие упряжки, несут животворящую стихию дороги, в которой рождается столько литературных замыслов. «Влияние 4-хстопного ямба, выстукиваемого рельсовыми стыками, на сюжетную динамику русского романа 19 века» - неплохая тема для диссертации. Особенно в сравнении с «ямщицкой» лирикой и ее мохноногим цокающим дактилем.
Русский трамвай, пришедший на смену конке в конце 1880-х, благополучно унаследовал от старшего брата-паровоза внешнюю разрушающую силу. Приняв эстафету в качестве жертвенного ножа технократии, трамвай дополнил свой образ сугубо внутренним хаосом и бытовой приземленностью. В начале XX века трамвай не сходит со страниц в качестве бездушной смертоносной силы, часто противопоставляемой хрупкости и скоротечности человеческой жизни. И эти страницы взяты из книги жизней: трамвай не случайно соседствует с чертовщиной, самым сверхъестественным образом кочуя со страниц книг в реальность. В 1915 в зените славы погибает художник Константин Маковский - его экипаж врезается в питерский трамвай. В 1921-м трамваем раздавлен поэт, лидер ничевоков Сергей Садиков. Он несколько часов умирает на рельсах, диктуя письмо соратникам. В 1926 году (в год смерти под колесами трамвая Антонио Гауди!) выходит «Сказка» Набокова. В рассказе разыгрывается «нехорошая» картина: нечистая сила, принявшая в этот раз облик госпожи Отт, демонстрирует свою нечистую силу на улицах Берлина («Видите, вон там через улицу переходит господин в черепаховых очках? Пусть на него наскочит трамвай»). Двумя годами позже под колесами берлинского трамвая, как по написанному, гибнет замечательный историк литературы Юлий Айхенвальд. А еще лет 5 спустя история повторяется на Патриарших. Хотя уже в 1930-м в «Бритом человеке» Мариенгофа появляется зловещая «Аннушка». Герой рассказа, между прочим проживающий «в квартире на Патриарших», подумывает, чтобы «на рельсах трамвая дать самому себе подножку: «Трамвай «А». Я облююсь счастьем, если мои отрезанные окровавленные култышки уволокут псы-чревоугодники. «А».У самого Булгакова трамвай - небесный гром, орудие потусторонних сил, наглядное доказательство «мгновенной смертности». Примерно в то же время в московском трамвае умирает, не вынеся неравной борьбы с действительностью, Юрий Живаго. Чуть ранее трамвай питерский по воле Корнея Чуковского калечит зайчика, повинного только в том, что он рифмуется с «трамвайчиком». Раневская свидетельствует, что смерть под трамваем предсказывала себе Ахматова. Отрезанная голова есть и в «Заблудившемся трамвае» Гумилева. Апофеоз трамвая-палача - застольная песня в «Золотом теленке»: Шел трамвай девятый номер, На площадке ктой-то помер… Особняком в этом ряду стоит еще одно ДТП, в котором трамвай, впрочем, отсутствует. Авторы «12 стульев» сталкивают своего героя не с трамваем, а с лошадью, с которой великий комбинатор борется со всей своей энергией. В то время против трамвая активно выступали в том числе защитники животных, горевавшие о судьбе притесняемых «лошадок». Бендер с его «автопробегом по разгильдяйству» - антипод подобных «гринписовцев» - как ранее Базаров, терпит сокрушительное поражение от идеологического оппонента: Тургенев показательно «убивает» ученого во время опыта, Ильф и Петров ставят великому комбинатору шах (все же не мат) «конем прошлого».
На этом сходство с железной дорогой исчерпано. Сохранив свойства холодного оружия, отечественный трамвай не может похвастать ни комфортом, ни романтикой путешествия в СВ. Это в Новом Орлеане трамвай может нести в себе «Желание». Появившиеся на закате 19-го столетия в Нижнем Новгороде вагончики с надписью УГЖД (управление городских железных дорог), получили в народе прозвание «Унеси, Господи, Живым Домой!». На бытовом уровне трамвай служил символом дискомфорта и надругательства над простым человеком. Долгие ожидания на остановке, неимоверная давка в салоне и на подножках, воровство и ругань среди пассажиров - неотъемлемые составляющие трамвайной поездки на протяжении. «Хам трамвайный» - расхожее выражение тех лет, как нельзя лучше характеризующее трамвайную «романтику», многократно описанную в литературе и кино, от «зощенковского трамвая» до «Эры милосердия» Вайнеров. «Зощенковский трамвай» - такой же лирический герой, как «тургеневская девушка» - при всех присущих ему бытовых язвах настолько сливается с повседневной жизнью москвича, что получает имена собственные, разумеется - женские. «Аннушка», увековеченная Булгаковым, ходила по бульварному кольцу со всеми его театрами, ресторанами, скверами. В отличие от именитой «коллеги» Букашка реже имела дело с интеллигентной клиентурой, обслуживая преимущественно простую вокзальную публику и передвигаясь больше по кольцу Садовому. Надежда Мандельштам вспоминает, что поздним вечером наряду с пьяным мужичьем к услугам «Букашки», случалось, прибегал и Осип Эмильевич. Сам поэт, в откровенном стихотворении о курве-Москве находит для «Букашки» лаконичное и чрезвычайно уместное в данной ситуации прозвание: «Мы поедем с тобой на Б». Какая Москва, такие и трамваи. Но это женщины, трамвай не лишен и андрогинных качеств. Так, один из таких лишил девственности 18-летнюю Фриду Калло: будущая художница ехала в автобусе, в который въехал трамвай. В результате поручень пробил матку Фриды, и на свет родилась одна из самых загадочных женщин мировой живописи. Приведенная коллизия - редкий случай, когда наш герой вышел на первый план, гораздо чаще трамвай - лишь посредник: в боевиках на нем убегают от погони («Место встречи…», «Брат»), в мелодрамах - едут на свидания («Трамвай-пятерочка»…). Не обошлось и в этом ряду без «9-ки» - собирательного образа, исправно отражающего на этот раз ипостась трамвая-ковчега: «Шел трамвай девятый номер По Бульварному кольцу. В нем сидело и стояло Сто пятнадцать человек...».
Потрясенный советскими трамваями Джон Рид писал, что нередко наблюдал посреди улиц Петрограда людей «в таких позах, которые заставили бы позеленеть от зависти Теодора Шонта», знаменитого в то время акробата. Не зря Булгаков, устами Бегемота, утверждал, что хуже профессии трамвайного кондуктора нет на свете (хотя мемуары Паустовского, глубокоуважаемого вагоновожатого, заставляют в этом усомниться). Крылатое выражение о браке, в полной мере применимо к советскому трамваю: «Каждый снаружи мечтает попасть внутрь, каждый, кто внутри - мечтает из него выбраться».
В заключение - еще один, на этот раз совсем не трагичный штрих, позволяющий все же сделать вывод о диалектическом единстве трамвая и ЖД. Помните перестроечную загадку об электричке Москва-Тула? Которая «длинная, зеленая, колбасой пахнет»? Так вот колбаса - это еще и часть трамвая, а именно площадка-подножка, любимая беспризорниками и прочими «зайцами». Именно от нее поговорка про «катись колбаской». Ну что ж, и покатимся.