Интермедия. Маги Огня
Капитан явно поспешил с отбытием из Глейта. Как оказалось, весенние шторма ещё не окончились - корабль здорово потрепало и занесло на север. Те, кто рассчитывал прибыть в Тайлас для торговых дел, предпочли дожидаться починки судна, но двое пассажиров, рассчитавшись с капитаном и купив в Вельдинге лошадей, двинулись на Королевский Керк посуху.
Ну… как «посуху» - в низинах в это время стоял промозглый туман, а кое-где ещё попадались потемневшие весенние сугробы. Грязь чавкала под копытами лошадей, а низкие серые тучи всё время грозили разразиться, а иногда и разражались противным дождём - мелким, но холодным.
Два чужеземца, которые решили испытать на себе неудобства, а, учитывая происходящее в северных графствах - и опасности наземной дороги, были явно не из простонародья. Один из них, золотоволосый юноша лет восемнадцати, выглядел как рыцарь с материка, и одет был по имперской моде - в синий колет, чёрные, хоть и поистёршиеся в дороге, штаны и алый, расшитый золотом, плащ. На его поясе висел меч, а к седлу был приторочен музыкальный инструмент вроде лютни, но со странно изогнутым корпусом. На коне он держался со сноровкой опытного наездника, гарцевал, а иногда вырывался вперёд, с интересом осматривая унылый пейзаж.
Понять возраст его спутника на глаз было сложнее - ему можно было дать и двадцать пять, и пятьдесят. Не выше среднего роста, узкий в плечах, с чёрными волосами и раскосыми глазами, он был бы похож на жителя восточного Югеррата или шарразина. Но и те, и другие смуглы, а шарразины, вдобавок, носят бороды, всадник же был гладко выбрит, а бледен так, словно годами не видел солнечного света. Он, как и его спутник, уверенно держался в седле, но манерой напоминал не рыцаря, хоть и приученного к коню с детства, а, скорее, кочевника-кархыза, которые, по общему мнению, рождаются на спине лошади. На нём была чёрная туника без украшений, такие же штаны и кожаные, вполне кархызские на вид, сапоги. Вооружён он был странным мечом, коротким и узким, а на косой перевязи висели чехлы с метательными ножами.
С ними не было ни свиты, ни слуг, а известить местные власти о своём прибытии они не торопились - не торговцы, не послы и не наёмники. Одинокий путник, пожалуй, предпочёл бы избежать встречи со столь странными людьми, а мелкая банда вряд ли рискнула бы связываться с опытными, по всему видать, воинами. Впрочем, в этих краях попадались и не такие уж простые разбойники, о чём путешественников честно предупредили в Вельдинге. Но предупреждению они не вняли.
Младший всадник, освободив лютню из чехла, стал что-то напевать, заодно, похоже, упражняясь в биамбрийском:
- С деревьев, желтея, слетает листва -
Прощай, моя любовь!
На нашей лужайке пожухла трава -
Не встретимся мы вновь!..
- Ну как? - поинтересовался он у спутника. Тот, казалось, пропустил вопрос мимо ушей. - Эсхаар!
- Ужасно, - честно ответил тот, кого назвали Эсхааром. - Майлин, даже у биамбрийцев вряд ли оценят вирши, в которых любовь волнует кровь и рифмуется с «морковь».
Ну… как «посуху» - в низинах в это время стоял промозглый туман, а кое-где ещё попадались потемневшие весенние сугробы. Грязь чавкала под копытами лошадей, а низкие серые тучи всё время грозили разразиться, а иногда и разражались противным дождём - мелким, но холодным.
Два чужеземца, которые решили испытать на себе неудобства, а, учитывая происходящее в северных графствах - и опасности наземной дороги, были явно не из простонародья. Один из них, золотоволосый юноша лет восемнадцати, выглядел как рыцарь с материка, и одет был по имперской моде - в синий колет, чёрные, хоть и поистёршиеся в дороге, штаны и алый, расшитый золотом, плащ. На его поясе висел меч, а к седлу был приторочен музыкальный инструмент вроде лютни, но со странно изогнутым корпусом. На коне он держался со сноровкой опытного наездника, гарцевал, а иногда вырывался вперёд, с интересом осматривая унылый пейзаж.
Понять возраст его спутника на глаз было сложнее - ему можно было дать и двадцать пять, и пятьдесят. Не выше среднего роста, узкий в плечах, с чёрными волосами и раскосыми глазами, он был бы похож на жителя восточного Югеррата или шарразина. Но и те, и другие смуглы, а шарразины, вдобавок, носят бороды, всадник же был гладко выбрит, а бледен так, словно годами не видел солнечного света. Он, как и его спутник, уверенно держался в седле, но манерой напоминал не рыцаря, хоть и приученного к коню с детства, а, скорее, кочевника-кархыза, которые, по общему мнению, рождаются на спине лошади. На нём была чёрная туника без украшений, такие же штаны и кожаные, вполне кархызские на вид, сапоги. Вооружён он был странным мечом, коротким и узким, а на косой перевязи висели чехлы с метательными ножами.
С ними не было ни свиты, ни слуг, а известить местные власти о своём прибытии они не торопились - не торговцы, не послы и не наёмники. Одинокий путник, пожалуй, предпочёл бы избежать встречи со столь странными людьми, а мелкая банда вряд ли рискнула бы связываться с опытными, по всему видать, воинами. Впрочем, в этих краях попадались и не такие уж простые разбойники, о чём путешественников честно предупредили в Вельдинге. Но предупреждению они не вняли.
Младший всадник, освободив лютню из чехла, стал что-то напевать, заодно, похоже, упражняясь в биамбрийском:
- С деревьев, желтея, слетает листва -
Прощай, моя любовь!
На нашей лужайке пожухла трава -
Не встретимся мы вновь!..
- Ну как? - поинтересовался он у спутника. Тот, казалось, пропустил вопрос мимо ушей. - Эсхаар!
- Ужасно, - честно ответил тот, кого назвали Эсхааром. - Майлин, даже у биамбрийцев вряд ли оценят вирши, в которых любовь волнует кровь и рифмуется с «морковь».