Когда мы проходили через зал, я успокаивающе кивнул повернувшейся к нам госпоже фон Грюнвальд - дескать, всё в порядке. Адмирал Биттенфельд делал вид, что рассказывает что-то интересное, сопровождающие его лейтенанты делали вид, что слушают. Через сад пришлось идти довольно далеко - чтобы выйти за кольцо охраны вокруг дворца и не привлечь её внимания. Повернули к одному из оружейных складов гвардии. Там должны были найтись и кинжалы, помимо прочего оружия.
Все торопились: если возвращение такой разношёрстной компании во дворец задержится, кто-то из ответственных за безопасность встревожится. Впрочем, дуэль на кинжалах - вещь недолгая, так что…
Биттенфельд выглядел крайне недовольным тем делом, в которое я его втянул. Но грозно смотрел в основном на лейтенанта Йоханна с приятелями, видимо, догадываясь, что зачинщиками ссоры выступили они. Лейтенанты ёжились под взглядом адмирала, но на попятный не шли.
- Ладно, - сказал он в конце концов, когда мы оба, взяв кинжалы, встали друг напротив друга. - Чем скорее это кончится, тем лучше. Господа, вы уверены, что ваша ссора не может быть разрешена другим путём?
- Нет! - поспешно выкрикнул лейтенант Йоханн.
- Нет так нет, - я пожал плечами, повернулся вполоборота, подняв левую руку для парирования, а правую с кинжалом опустив к бедру. Йоханн принял фехтовальную стойку, словно держал в руке саблю. Кажется, он и впрямь никогда не дрался на ножах. Рискованно ждать первого удара, но в случае с неопытным противником спровоцировать его на атаку, может, и имеет смысл. Я чуть попятился, одновременно смещаясь в сторону. Глаза молодого лейтенанта сузились, предвещая выпад. Если и впрямь пойдёт на длинный укол, то, похоже, действительно подставит руку под режущий удар.
- Бросить оружие! - рявкнул голос из-за деревьев. Дорожку в дальнем уголке парка, до сих пор освещённую лишь двумя фонарями, залил свет прожектора со стены вокруг дворца. Из мрака появились фигуры в таких же гвардейских мундирах, как у моих противников, с бластерами наперевес. Я разжал пальцы и уронил кинжал на дорожку. Мгновение спустя моему примеру последовал и Йоханн.
Вслед за солдатами появился и Кесслер. А рядом с ним - госпожа фон Грюнвальд. Сказать, что мне стало стыдно - это ничего не сказать. Связался чёрт с младенцем, нашёл время и место…
- Если меня не разжалуют и не помещают под арест, - сказал я, стараясь не смотреть на сидящую в углу кронцпринцессу фон Грюнвальд. - То неправильно будет наказывать и лейтенанта фон Шульце. Бывает и такое, а моя ответственность, во всяком случае, не меньше. Прошу прощения за всё происшедшее, - я повернулся в сторону Кесслера.
Кесслер наклонил голову. Надеюсь, это следует считать за то, что извинения приняты…
- …В общем, так, - завершил описание ситуации маршал Миттермайер. - Высочайшее решение следующее: адмирал Фриц-Йозеф Биттенфельд, капитан Бернард фон Шнайдер, лейтенант Йоханн фон Шульце, лейтенанты Годдар и Ремер получают выговор в приказе. Все остаются в прежнем звании и должности, но капитану фон Шнайдеру и лейтенанту фон Шульце запрещается появляться при дворе до высочайшего разрешения.
Госпожа фон Грювальд вышла, некоторые из присутствующих тоже. Когда я поднялся, намереваясь вернуться в палату, Миттермайер и Кесслер сделали мне одновременно останавливающий жест. Дополнительно стыдить будут, что ли, в узком кругу? Спасибо, мне уже хватило. Даже мелькнула малодушная мысль - сослаться на плохое самочувствие. Но это уж вовсе глупость - скорее всего, у них что-то важное.
- Садитесь, капитан фон Шнайдер, - кивнул наконец Миттермайер. Все присутствующие сели. - От обязанностей по новому месту службы вы не освобождены, и лучше, я думаю, вам будет отбыть туда уже завтра. Это совсем недалеко, так что являться для медосмотра и процедур в госпиталь вы сможете.
- Слушаюсь, господин маршал.
- И есть новости ещё по одному делу, которое вам, господин фон Шнайдер, не нужно упускать из виду, - добавил со своего места Кесслер. Мне очень захотелось сказать «дайте, я угадаю», потому что уже и так понял. Но, кажется, это будет уже нарушением дисциплины, а недовольства со стороны первых лиц государства мне на сегодня хватит, по-моему. Кстати, Миттермайер заинтересовался. Ну, возможно, ему ещё не доложили - всё же, на нём не только силовые службы. Второй человек во власти после императрицы-регента, как-никак.
Отвечая на вопросительный взгляд маршала, Кесслер продолжил:
- Один из осуждённых к ссылке отказался от амнистии. Эрих фон Норберг, четырнадцать лет. Заявил надзирающему офицеру, что амнистия распространяется на виновных, а он себя виновным не считает, поэтому об амнистии просить не может.
- Значит, пусть берёт её непрошенной, - пожал плечами Миттермайер. Фернер, молчавший в течение всего совещания, посмотрел на Кесслера, потом на меня. До меня дошло. А Миттермайер, похоже, слишком устал.
- Рано или поздно это известие распространится, - сказал Фернер, и Кесслер кивнул. - Реакция некоторых людей представляет интерес.
- Понятно, - вздохнул Миттермайер. - Думаете, что Элеонора фон Лихтенладе захочет с этим непокорным родственником увидеться? На здоровье. Напоминаю, что на неё амнистия тоже распространяется. Захотят убраться куда подальше вместе - и вовсе скатертью дорога.
- Профилактическое наблюдение, тем не менее, необходимо, - заявил Кесслер.
Миттермайер поморщился:
- Слежка, то есть? А если ваши люди с ней столкнуться и будут опознаны?
- Мы примем все меры предосторожности. Но хотя бы в первом приближении оценить её планы и нынешние возможности имеет смысл, - договаривая, он посмотрел в мою сторону. Судя по всему, первое поручение в качестве офицера информации я уже получил. Надо будет завтра же проверить, что вообще с информационными ресурсами на базе, на которой я, кстати сказать, ещё не был, и установить связь с военной полицией. Думаю, соответствующую информацию по делу Кесслер уже велел мне предоставить. Я вопросительно на него посмотрел. Он кивнул и неожиданно улыбнулся. Кажется, положительные перемены в личной жизни пошли ему на пользу. Даже завидно.
Как оказалось, после совещания Кесслер ждал меня у двери в коридоре, и как раз клал в карман коммуникатор.
- Господин фон Шнайдер, я хочу познакомить вас сейчас с вашим непосредственным начальником. Он, к сожалению, не смог присутствовать на совещании, у него было слишком много дел в последнее время. Как раз в связи с формированием полка.
Судя по лицу Кесслера, и по тому, что он не назвал моего начальника по имени, он явно заготовил мне сюрприз. И даже не скрывает этого. Ну, что ж. Удивить меня всерьёз может разве что появление воскресшего Райнхарда или Оберштайна, а это, всё-таки, невозможно, да и не были бы они моими начальниками. Какой, всё-таки, бред лезет иногда в голову на ночь глядя…
- Я смотрю, Ульрих, вы решили, что дуэлянты мне в самый раз в новом соединении? - в кабинете, в который мы свернули из коридора почти сразу, этот человек был один. Надо же - Кесслер всё-таки застал меня своей выходкой врасплох.
- Здравия желаю, господин вице-адмирал, - сказал я. Да уж, интересное начало новой службы. Начальником моим, оказывается, будет Артур фон Штрайт. Помимо всего прочего, первый человек, с которым у меня была настоящая дуэль вскоре после прибытия в столицу Старого Рейха. Я не считаю стычки в училище и во время службы на периферии, конечно. Впрочем, в поединке с фон Штрайтом я отделался не особенно серьёзным ранением. Вторая дуэль, которую я, в отличие от первой, выиграл, могла обойтись мне гораздо дороже.
- Надеюсь, капитан фон Шнайдер вам подойдёт, - Кесслер усмехнулся. - А теперь я вас оставлю. У меня срочные дела.
- Всё-таки, это была лишь третья дуэль по счёту в моей жизни, - сказал я, когда мы шли по аллее к госпиталю. - По всей форме, я имею в виду. И она даже не состоялась.
- А вторая, я слышал, вам чуть было не стоила головы? - поинтересовался фон Штрайт. - Извините моё любопытство, если оно не уместно. Просто, когда я узнал об этом, господин Кесслер не захотел сообщить мне подробности.
- Думаю, это из-за того, что к моим неприятностям тогда приложила руку военная полиция, - то ли от воспоминаний, то ли от холодного воздуха меня слегка передёрнуло. - Это тоже была глупая дуэль… извините, господин адмирал.
- Не стоит. Мы с вами тогда оба повели себя… не самым умным образом. Да и часто ли вообще бывают умные дуэли, если такая дуэль - не часть чего-то более серьёзного?
- Вот и в военной полиции тогда решили, что это часть чего-то более серьёзного. Я не знаю, какие интриги тогда плелись вокруг маркиза Литтенхайма и его свиты, но Георг фон Эггер, видимо, имел к ним какое-то отношение. Или просто был слишком заметным человеком в свите маркиза, несмотря на молодость. Поэтому в случайность нашей дуэли не поверили.
- И вас арестовали. Про это я слышал, но не знал подробностей.
- К счастью, совсем ненадолго, - я поморщился. - Но это были худшие тридцать шесть часов в моей жизни.
- Могу себе представить.
Я пожал плечами. Может быть, и может. В конце концов, в начале гражданской войны фон Штрайт тоже был под арестом. Но раз уж я начал, стоило закончить:
- …Когда я ещё не служил у адмирала Меркатца, один мой бывалый знакомый, выслужившийся из нижних чинов, как-то сказал: «Если тебя серьёзно возьмут в оборот, попытайся отвлечься. Например, начни мысленно строить дом, от первого камня до последнего». Я сначала так и попробовал…
- И что?
- Не очень много было толку от этого совета. Он до армии был строителем, - должно быть, моя усмешка получилась кривой. - А вот я ни хрена не знал о строительстве. Мой «дом» был готов через пятнадцать минут.
- И что вы делали остальные тридцать шесть часов? - поинтересовался Штрайт.
- Пытался представить, что я уже умер… К счастью, тем временем адмирал Меркатц нажал на какие-то рычаги в адмиралтействе, да и молодой фон Эггер оказался человеком чести. Ещё лёжа в постели, он связался с какими-то своими знакомыми в свите покойного кайзера и попросил их за меня заступиться. Не знаю, что больше помогло, наверное, и то, и другое.
- Он погиб? Иначе бы я, наверное, слышал о нём после гражданской войны.
- Да, - я поднял голову и посмотрел на светящиеся окна госпиталя. Мы пришли. - Он служил после этого во флоте адмирала Штаадена. Погиб в бою с флотом Миттермайера. После этих событий и до его гибели мы виделись только один раз, в Гайерсберге, в начале войны.
- Вам помочь подняться?
- Лучше я сам. Надо же показать докторам, что я почти здоров.
- Тогда спокойной ночи, господин фон Шнайдер. До завтра…
К счастью, мне ничего не снилось.
Не из записок
Новости, поступавшие на базу «Гидра - 8» по защищённой линии Бельман тоже просматривал - Элеонора открыла ему доступ. Уж ко всему или нет - он не знал, но и то, что приходило, впечатляло. Похоже, источниками информации покойный Хаттон запасался издавна, а теперь доступ к ним имела и Элеонора. Значит, это была не просто любовь, а настоящее боевое содружество, в очередной раз подумал он с сочувствием. Даже не хотелось вспоминать, как выглядела Элеонора, когда вернулась на Земланд. Но, хоть она временами и была похожа тогда на сумасшедшую, но предупредить его не забыла. «Рано или поздно они отследят все мои встречи, во всяком случае, сколько-нибудь заметные», - сказала она тогда. - «Я не знаю, насколько серьёзные неприятности вам грозят… извините, опять, из-за меня… но мне кажется, лучше на время эту базу покинуть. Есть даже работа, если вы согласны».
Бельман тогда думал недолго. Во-первых, в окрестностях Земланда и впрямь постепенно оказывалось всё труднее найти новый заработок; во-вторых, взыграло любопытство; в-третьих, он действительно опасался привлечь внимание военной полиции - и не только из-за Элеоноры. Так что Клаус Бельман снялся с «Данцига», забрал семью, взял несколько попутчиков-добровольцев из тех, кому полностью доверял… и оказался, в конце концов, здесь на базе «Гидра - 8». Почему «Гидра» и почему «8» он пока так и не собрался выяснить. Гораздо больше его интересовало, где они теперь находятся.
«Внешние Миры» - объяснила тогда Элеонора. - «Слышал про такие?».
Слышать-то Бельман слышал, да и отдельные знакомые контрабандисты имели кое-какие подозрительные связи, а иногда допускали, выпив, странные обмолвки. Понятно, что за несколько столетий не только Але Хайнессену приходилось не по нутру в империи. Хотя другие побеги и не носили столь масштабного характера, да и удачных среди них было немного. Но были неизвестные ни в Рейхе, ни в Союзе транспортные коридоры, которые вели к неизвестным системам, обитаемым космическим базам и планетам. Сам он в такие места не совался… до сих пор. А Хаттон, значит, а, может, и кто-то из его нанимателей, однажды сунулся…
Раздался негромкий знакомый стук, и в дверь вошла Элеонора. Волосы влажные, на поясе меч - похоже, только что тренировалась, приняла душ и сразу же сюда. Даже до своей каюты не потрудилась дойти, меч оставить.
- Передохни немного, - она кивнула в сторону компьютера. - Да и он пусть передохнёт. - За последние недели она как-то перешла на ты со всем семейством Бельмана.
- Ты уже видела?
- Амнистия? Видела.
- А…
- Тоже. Пошли пройдёмся, тебе и полезно будет. Не всё же сиднем сидеть.
Базу когда-то явно строили не на три десятка человек, живших здесь теперь, а, по меньшей мере, на три тысячи. Так что некоторые отсеки просто позакрывали: среди новых жителей было четверо детей - чтобы не забирались куда попало. Но и оставшегося пространства было немало.
- Я улетаю, - объявила Элеонора, когда они поднялись на обзорную галерею. Кажущийся узким мостик на самом деле был лишь вымощенной металлом серединой длинного прозрачного коридора. Если человек не боялся сойти с него, ему ничто не угрожало - разве что головокружение от зрелища, как в сотнях тысяч километров под ногами вращается безымянная планета-гигант, переливаясь полосами разноцветных облаков. Справа, слева, и над головой сияли звёзды. Одна из них, самая яркая, но всё равно похожая лишь на маленькую огненную ягоду, была солнцем этой системы.
- Из-за того пацана, который отказался от амнистии?
- Да. Останешься здесь за старшего. Если кто-то прилетит, и я буду нужна - пусть ждут или просто оставят сообщение. Передашь по линии Эн-девять. Все вопросы, о которых ты в курсе, можешь решать сам.
- А ты не боишься, что это может быть ловушка?
- В общем, нет, - пожала плечами Элеонора. - Я думаю, что они хотят поиграть в благородство, и то, что амнистия распространяется на меня тоже - это не уловка, а так и есть. Но я приму меры предосторожности.
- Меры-мерами, но…
- Знаю, знаю, - Элеонора на несколько секунд отвернулась и смотрела куда-то в звёздный океан. Потом повернулась обратно. Её лицо было по-прежнему (или снова?) спокойным. - Всего не предусмотришь, а все люди смертны…
- Я не…
- Брось. Если я не вернусь, сообщишь по линии Эн-три. База переходит тогда тебе. Тайники, которые на той схеме, тоже в твоём распоряжении. Только позаботься об Эльфриде…
Что отговорить от очередной затеи Элеонору не удастся, Бельман догадался с первых слов. Но остаться старшим над людьми, половина из которых ему ещё почти не знакомы, а кое-кто и подозрителен… Да ещё и эта женщина…
- Послушай, я как раз хотел поговорить с тобой об Эльфриде.
- Да я предлагала ей вернуться, когда пришло сообщение об амнистии, - пожала плечами Элеонора. - Она отказывается.
- Да я не об этом, - Бельман покачал головой. - Она, случаем, не терраистка? Молится больно много. А кому - непонятно.
- Нет. Просто… если ей это помогает, я стараюсь не вмешиваться, чтобы ещё больше не навредить. Раз уж она не хочет вернуться…
- А ей есть к кому? - догадка оформилась в слова быстрее, чем дошла до рассудка.
- Трудно сказать. Её сына воспитывают премьер-министр Миттермайер с женой.
Бельман присвистнул.
- Но как?..
- Это её сын от маршала Ройенталя, которого она пыталась убить.
«Они все здесь сумасшедшие!» - вспомнился Бельману возглас старой служанки из какого-то древнего фильма. Иногда он чувствовал себя в окружении новых знакомых совершенно так же.
- Но…
- Лучше с ней не говорить на эту тему, если она сама не захочет, - Элеонора развела руками. - Что ты так смотришь? Ни для любви, ни для ненависти никаких правил нет. А уж для смеси того и другого… Беда Эльфриды в том, что она не умеет ненавидеть. Она заставляла себя ненавидеть из чувства долга - ничего хорошего из этого не вышло.
- А ты умеешь ненавидеть? - тихо спросил Бельман. Лицо Элеоноры оставалось по-прежнему спокойным… неестественно спокойным… но воздух вокруг, казалось, дрожал. Потом она слегка улыбнулась, и от этой улыбки Бельман вздрогнул.
- Настоящая ненависть естественна как дыхание.