Надо над этим подумать...
С утра всё было нормально. Артур сначала зашёл в деканат, и убедился, что его никто не ищет, к Дмитрию Сергеевичу претензий нет («пока нет», - педантично уточнила Наталья Петровна), и первое занятие по их кафедре будет только шестого сентября. Потом перешёл через двор в свой корпус. Во дворе, у хоккейной «коробки», топтались первокурсники, назначенные на хозработы. Около них стоял Володя, плотник, и что-то объяснял. Артур подошёл поздороваться.
- Тебе-то ничего не надо принести-унести? На кафедру там или в музей? - поинтересовался Володя. Был он вдвое старше Артура, но по имени-отчеству его как-то до сих пор никто не называл.
- А на следующей неделе они будут?
- На следующей ещё будут.
- Ну, я тогда и подумаю. Если что вдруг надо, в понедельник подойду.
Первокурсники проводили Артура любопытными взглядами. Оттого, наверное, Володю и потянуло за язык. Уже открывая дверь, он услышал за спиной: «Его в Чечне ранили». Тьфу, зараза. Болтун - находка для шпиона. Хотя как раз поболтать с Володей было приятно. За время работы в институте он постоянно тусовался со студентами, а то и с аспирантами, да и читал немало, эрудиции нахватался изрядной, хоть и беспорядочной.
На вахте сидела Екатерина Андреевна и, увидев Артура, заулыбалась, стала расспрашивать, что да как летом, и как всё вообще. Поговорили и здесь, получил ключи от кафедры и прошёл в кабинет. Дверь зверски заскрипела. Интересно, её до войны повесили или уже после, всё-таки? Как не развалилась до сих пор? Может, раз в корпусе решили ремонт делать, и нам дверь новую повесят?
Что на кафедру явится кто-то, кроме него или Миронова, было более чем сомнительно. Но… Артур протиснулся между шкафов с книгами и старыми реферетами, глянул за последний шкаф. Мда. Три пустых бутылки. Надо выкинуть вечером, вынести через музей, там выход на улицу.
«Заведующему кафедрой исторического краеведения Миронову Д.С. лаборанта кафедры Корина А.С. Заявление. Прошу обратить Ваше внимание на поведение доцента кафедры Миронова Дмитрия Сергеевича, в первую очередь, на употребление им спиртных напитков на рабочем месте, и призвать его к порядку. 3 сентября 1999 года, подпись».
Увы, такое заявление оставалось писать только мысленно. В то, что разговорами здесь можно помочь, Артур не верил, да и стеснялся до сих пор Дмитрию Сергеевичу на что-то пенять. Хороший человек. Но пьёт. И, в конце концов, допьётся. Либо до совсем нехорошего, с его-то давлением, либо просто уволят. Впрочем, тогда тем более нехорошего недолго будет ждать.
Убедившись, что больше ничего особенного за время его отпуска на кафедре не произошло, Артур совсем было собрался свалить в музей, и даже записку уже написал, чтобы на двери повесить. «Ушёл в музей, тел. 12-38». Тут за фанерной стенкой, отделявшей соседний кабинет, послышались знакомые голоса.
В помещении кафедры когда-то был гардероб, и окно для приёма одежды с деревянными ставнями как раз в соседний кабинет (некогда часть вестибюля) и вело. Артур усмехнулся, открыл ставни. Третий курс уже, не напугаются.
Да, действительно, в кабинет втискивались третьекурсники истфака, народ шумный и наглый. Почему-то именно с этими очниками Артур свёл довольно близкое знакомство. Кто загнал сразу весь курс в кабинет, рассчитанный на группу, интересно? Впрочем, пришли, кажется, не все, и даже сильно не все. Спецкурс какой-то?
Знакомые помахали руками, а Максим Ершов при виде открывающихся ставень состроил зверское лицо, схватил с преподавательского стола указку, воскликнул «Ага, тут крысы! На пари - готово!» и сделал выпад. Артур невольно отшатнулся и долбанулся затылком о книжную полку позади. Лицо Макса тут же сделалось расстроенным, а Марина Гранская, поморщившись, сказала:
- Ты, Максим, сегодня что-то совсем…
- Принц Гамлет вовсе не сошёл с ума, а притворяется с какой-то целью, - хмыкнул Артур, потирая затылок. Все заржали. - Что у вас здесь?
- У Орлова спецкурс по мифологии, - ответил Лёха Корягин.
Нет, пожалуй, я сейчас в музей не пойду, решил Артур. Посижу здесь за фанеркой, Орлова послушаю. Его-то всегда стоит послушать.
После спецкурса сходил всё-таки в музей, посмотреть, как там и что. В музее всё было по-прежнему, прошлогодние переделки пошли ему на пользу. И вид поприличнее стал. Артур даже вышел на улицу, посмотреть снаружи. Да, табличка хотя бы читаемая теперь. «Музей воинской славы города Ильченска имени генерала В.И. Холоднова».
Музей располагался на первом этаже двухэтажного деревянно-каменного дома, входившего в университетский комплекс. На втором этаже до сих пор жили, хотя последние два года говорили, что вот-вот съедут. Но там ещё один выход, через двор.
С главного входа посетителя (редкого, прямо скажем) встречали фотопортреты прославленного земляка, генерала Холоднова, и основателя музея, профессора, а тогда ещё старшины Левандовского. Портретов генерала было два: генерал-лейтенант Холоднов в Каунасе в мае 1941 года - могучий черноволосый красавец, - и генерал-полковник Холоднов у Бранденбургских ворот четыре года спустя, с лицом, изменившимся так, что трудно узнать, и волосами, уже изрядно пробитыми сединой. Да и стоит, заметно опираясь на трость. Карьеры не сделал: как в сорок первом командовал одной из армий Северо-Западного фронта, так и в сорок пятом - тоже командарм, хоть и повысили за войну на одно звание.
Фотография, на которой был изображён старшина Левандовский (любопытно, что в сорок втором, под Старой Руссой, в армии Холоднова был, и в сорок пятом, под Берлином - тоже), была групповой: солдаты и командиры моторизованной разведроты штурмовой инженерно-сапёрной бригады. Тоже май сорок пятого года.
Профессора Левандовского, в отличие от Холоднова, Артур знал, хотя Владимир Николаевич ушёл на пенсию ещё в девяносто третьем. Миронов, некогда аспирант Левандовского, с учителем общался до сих пор, как-то и Артура брал с собой в гости. Военная карьера Левандовского тоже была невелика - от рядового до старшины, хотя и он провоевал, с перерывами на госпиталя, естественно, почти всю войну: с августа сорок первого по штурм Берлина. Ну, а генерал Холоднов в шестьдесят втором умер, когда и отец Артура ещё в школу ходил.
Задумавшись, Артур так почти весь день в музее и просидел: то мемуары генерала Белобородова читал, то гимнастику делал - что-то запустил физкультуру за отпуск, а надо бы в секцию к Тамарину возвращаться.
Забавно, что Тамарин когда-то тоже был аспирантом истфака… да бросил науку, увлёкся единоборствами, даже, по слухам, едва не сел в восьмидесятые за «незаконное преподавание карате» - хотя та помесь из самбо и фехтования, которую преподавал Тамарин, к карате не имела ни малейшего отношения. Тамарин и Миронов даже приятели… кстати, уж не у Левандовского ли и Тамарин аспирантом был? Как-то Артур раньше этим не интересовался.
А за полчаса до конца рабочего дня вдруг позвонил телефон. Не внутренний, а из города.
- Артур? - голос у Миронова был какой-то потерянный.
- Да, Дмитрий Сергеевич. Слушаю.
- Ммм… Артур, тут такая беда… Владимир Николаевич умер. Ты не мог бы подойти? К нему на квартиру.
- Да, Дмитрий Сергеевич, я подойду, - Артур прикинул дорогу. - Минут через тридцать-сорок.
Артур опустил трубку, и невольно покосился на фотографию разведроты у входа. Как-то хреново учебный год начинается… Надо родителям позвонить, что я задержусь.