Агафья Лыкова и мужик
- Понавыращивали баб да мужиков! Спасу нет, - басовито проворчала незнакомая усатая женщина, смахивающая на Дэвида Боуи. Агафья Лыкова сидела поодаль и думала о своем, однако у нее в голове откуда-то взялась пауза. Лыкова надолго запомнила слова усихи.
Мысли ее были грустны. Столько вокруг мужиков да баб. Нет, чтоб людей вырастить. Мужчину. Женщину. Человека. Личность. Куда там. Народ выращивает этих - баб и мужиков. Так проще.
Мамашки на скамейке да на лавке да на барахолке трезвонят, умиляются: «Мужи-и-ки! Во! Мы уже настоящие мужики-и-и! Ух, мужик растет! Все бабы его будут!» И таскают ребенка на закорках.
Мужик должен быть мужиком. Начнет ныть, выть, стенать и проситься к маме, получит по морде. Или услышит мат-перемат.
А лет через сорок пять этот мужик лезет своим пористым языком в направлении кого-нибудь вроде нашего нежнейшей души человека Агафьи Лыковой.
Лыкова же девушка милосердная до определенного предела. «Бедный одинокий человек, - думает она, манерно отворачивает лицо и, стараясь не обидеть «тонкую» душу пьяного быдла, уходит с ободряющими словами из серии «действительно, милейший, жизнь дерьмо».
И невдомек нашей сердобольной до поры до времени, что никакой тонкой души у мужика-то и нет. И не было ее в помине. Росло что-то. Ни сильная личность, ни слабая. Совсем не личность. Зато мужик.
И вот однажды огромному безликому мужику было плохо и одиноко, и чувствовал он себя неудачником без рода без племени. И напился.
Напившись, захотел кого-нибудь завалить. И явно не медведя в лесу. Нормальное человеческое желание. Не будем тут ханжествовать и читать мораль.
Глядит, Агафья Лыкова идет, ни весела, ни грустна.
- Пойдем, Агафья, ко мне в гости водку пить, - говорит мужик, - Тяжко мне. Посиди со мной.
Агафья наша девушка умная, но дура. Водку не пьет, но решила зайти. Надо же человеку помочь. Все мы одиноки во Вселенной, а инопланетяне - наши счастливые братья.
Рассказывая грустному мужику о том, что жизнь - большая жопа, но по идее все должно быть хорошо, Лыкова чует вспотевшее дыхание в уголке своего глаза, где обычно остаются комки туши после того, как накрасишь ресницы. Она сообщает о том, что ей уже пора.
Заслонив входную дверь большим животом, пьяный мужик смотрит на нее сверху вниз. Потом вдруг резко заключает в объятия, целует в макушку и шепчет: «Как ты вкусно пахнешь. Не как другие».
Прижатым к толстой коже лбом Агафья думает и в панике, и одновременно смирившись: «Вот и все. Ни чести, ни любви. Благими намерениями устлана дорога в ад. Не делай добра, и тогда тебя не выебут и не освежуют. Поздно, поздно пить боржоми, голуба душа».
Но мужик вдруг отпускает ее, смотрит тоскливо и молчит. Агафья уже было вот-вот шмыгает за порог. Но тут в глаза мужика закрадывается безумие. Он хватает ее за запястья своими большими руками, похожими на наручники, и стремится забросить на кровать. Агафья методично вырывается. Он почему-то смеется и продолжает тянуть за руки, одновременно пытаясь отпечатать мокрый поцелуй на ее испуганных губах со следами гигиенической помады.
Казалось бы, всё пропало. Агафью тошнит где-то внутри.
Однако мужик внезапно отпускает руки. Лицо его снова печально. Агафья медленно выходит за дверь, говорит ему на прощание «не грусти» и идет домой, зная одно - завтра она будет жалеть, что не плюнула этому быдляцкому мудаку в рожу. Но в этот момент ей просто его жаль.
***
Агафья, есть люди, которых ты раздеваешь взглядом, есть люди, которых ты не раздеваешь ни взглядом, ни мыслями. И когда ты вдруг обнаруживаешь, как в некогда дружелюбных глазах того, кого ты не раздевала никогда, сквозит желание выебать тебя как кусок мяса, а после этого разрыдаться у тебя на плече от одиночества, у тебя не остается другого выхода, кроме как начать блевать. В духовном смысле.
Уворачиваясь от липкого языка чужого мужика, ты все еще хочешь оправдать этот мир. Вот в чем загвоздка. Ты говоришь, что люди не рождаются пьяными свиньями, что будь в мире больше гармонии, все были бы счастливы, дарили друг другу цветы, стихи и деньги.
Ты неправа.
9.08.2010
Мысли ее были грустны. Столько вокруг мужиков да баб. Нет, чтоб людей вырастить. Мужчину. Женщину. Человека. Личность. Куда там. Народ выращивает этих - баб и мужиков. Так проще.
Мамашки на скамейке да на лавке да на барахолке трезвонят, умиляются: «Мужи-и-ки! Во! Мы уже настоящие мужики-и-и! Ух, мужик растет! Все бабы его будут!» И таскают ребенка на закорках.
Мужик должен быть мужиком. Начнет ныть, выть, стенать и проситься к маме, получит по морде. Или услышит мат-перемат.
А лет через сорок пять этот мужик лезет своим пористым языком в направлении кого-нибудь вроде нашего нежнейшей души человека Агафьи Лыковой.
Лыкова же девушка милосердная до определенного предела. «Бедный одинокий человек, - думает она, манерно отворачивает лицо и, стараясь не обидеть «тонкую» душу пьяного быдла, уходит с ободряющими словами из серии «действительно, милейший, жизнь дерьмо».
И невдомек нашей сердобольной до поры до времени, что никакой тонкой души у мужика-то и нет. И не было ее в помине. Росло что-то. Ни сильная личность, ни слабая. Совсем не личность. Зато мужик.
И вот однажды огромному безликому мужику было плохо и одиноко, и чувствовал он себя неудачником без рода без племени. И напился.
Напившись, захотел кого-нибудь завалить. И явно не медведя в лесу. Нормальное человеческое желание. Не будем тут ханжествовать и читать мораль.
Глядит, Агафья Лыкова идет, ни весела, ни грустна.
- Пойдем, Агафья, ко мне в гости водку пить, - говорит мужик, - Тяжко мне. Посиди со мной.
Агафья наша девушка умная, но дура. Водку не пьет, но решила зайти. Надо же человеку помочь. Все мы одиноки во Вселенной, а инопланетяне - наши счастливые братья.
Рассказывая грустному мужику о том, что жизнь - большая жопа, но по идее все должно быть хорошо, Лыкова чует вспотевшее дыхание в уголке своего глаза, где обычно остаются комки туши после того, как накрасишь ресницы. Она сообщает о том, что ей уже пора.
Заслонив входную дверь большим животом, пьяный мужик смотрит на нее сверху вниз. Потом вдруг резко заключает в объятия, целует в макушку и шепчет: «Как ты вкусно пахнешь. Не как другие».
Прижатым к толстой коже лбом Агафья думает и в панике, и одновременно смирившись: «Вот и все. Ни чести, ни любви. Благими намерениями устлана дорога в ад. Не делай добра, и тогда тебя не выебут и не освежуют. Поздно, поздно пить боржоми, голуба душа».
Но мужик вдруг отпускает ее, смотрит тоскливо и молчит. Агафья уже было вот-вот шмыгает за порог. Но тут в глаза мужика закрадывается безумие. Он хватает ее за запястья своими большими руками, похожими на наручники, и стремится забросить на кровать. Агафья методично вырывается. Он почему-то смеется и продолжает тянуть за руки, одновременно пытаясь отпечатать мокрый поцелуй на ее испуганных губах со следами гигиенической помады.
Казалось бы, всё пропало. Агафью тошнит где-то внутри.
Однако мужик внезапно отпускает руки. Лицо его снова печально. Агафья медленно выходит за дверь, говорит ему на прощание «не грусти» и идет домой, зная одно - завтра она будет жалеть, что не плюнула этому быдляцкому мудаку в рожу. Но в этот момент ей просто его жаль.
***
Агафья, есть люди, которых ты раздеваешь взглядом, есть люди, которых ты не раздеваешь ни взглядом, ни мыслями. И когда ты вдруг обнаруживаешь, как в некогда дружелюбных глазах того, кого ты не раздевала никогда, сквозит желание выебать тебя как кусок мяса, а после этого разрыдаться у тебя на плече от одиночества, у тебя не остается другого выхода, кроме как начать блевать. В духовном смысле.
Уворачиваясь от липкого языка чужого мужика, ты все еще хочешь оправдать этот мир. Вот в чем загвоздка. Ты говоришь, что люди не рождаются пьяными свиньями, что будь в мире больше гармонии, все были бы счастливы, дарили друг другу цветы, стихи и деньги.
Ты неправа.
9.08.2010