фантасмагории
Люблю музыку, где все напряжено, и одновременно ждёшь, что из подворотни кто-то жалобно запищит.
***
Приходил Ельцин. Сообщил, что он мой отец. Да, подумала я, пора заканчивать спать в шкафу.
***
Приходила к бывшему креативному директору. Десять лет назад он ушел в отшельники, спрятался, совершив подвиг и написав анонимный шедевр. Выселившись с Тверской, зажил в задрипанной вонючей общаге.
Я нашла его, без спросу постучав в дверь, оклеенную пленкой «под дерево».
- Дай пожить, - говорю.
- Ну, живи, что-ли, - сказал он и ушел курить на кухню.
Он пустил пожить, а я коварно раскрыла его тайны, разоблачила аскета. Собрала прессу и объявила, что именно он - автор шедевра, который десять лет назад сжег всех неустоявшихся мозгом существ.
Пресса приехала за интервью, а он молчит. Только загнанно глядит из-под клеенки. И картавит, и заикается. Сидит в замшелой общаге и выглядит как колхозник.
«Шоу из него не сделаешь», - сказали журналисты. И уехали.
Вот и здрасьте.
***
Приходил Ельцин. Сообщил, что он мой отец. Да, подумала я, пора заканчивать спать в шкафу.
***
Приходила к бывшему креативному директору. Десять лет назад он ушел в отшельники, спрятался, совершив подвиг и написав анонимный шедевр. Выселившись с Тверской, зажил в задрипанной вонючей общаге.
Я нашла его, без спросу постучав в дверь, оклеенную пленкой «под дерево».
- Дай пожить, - говорю.
- Ну, живи, что-ли, - сказал он и ушел курить на кухню.
Он пустил пожить, а я коварно раскрыла его тайны, разоблачила аскета. Собрала прессу и объявила, что именно он - автор шедевра, который десять лет назад сжег всех неустоявшихся мозгом существ.
Пресса приехала за интервью, а он молчит. Только загнанно глядит из-под клеенки. И картавит, и заикается. Сидит в замшелой общаге и выглядит как колхозник.
«Шоу из него не сделаешь», - сказали журналисты. И уехали.
Вот и здрасьте.