Молескин ждет великолепий, школьные тетради терпят всё
Разговор двух друзей в автобусе (обоим лет по 45):
- И вот она все хотела, чтобы мы с ней жили вместе.
- И чем кончилось?
- Ну, я ей сказал, что через неделю мы с ней съедемся, через две приедет Вася и набьет всем морду...
- А через три?
- А через три мы разбежимся.
***
В трамвае едет мать /красивая восточная женщина лет сорока/, а рядом с ней детки-сыновья - одному лет пять, другому года три. Черноглазые любопытные тигрята-котята. Большие глазки бегают, а они хором мурлычут: "Мур-мур-мур".
А потом так громко говорят - то ли на японском, то ли на странном русском, то ли на каком-то своем языке. Понимаю только слово "мама".
И вдруг трамвай останавливается, и они выходят вместе с мамой. Такие маленькие, и сами из трамвая выходят. Как взрослые.
***
Бестиарий - это питомник чудовищ для красавиц? Или там бестий разводят?
Специально не лезу в словарь. Не хочу ничего знать. Пусть будет так, как я придумала.
***
Влюбляюсь я очень медленно. По словечку, по вдоху, по фразе. Шаг за шагом. Однажды человек выпустил из легких воздух в мою сторону, и я влюбилась. Или мне сейчас так кажется.
И вот... под раздачу попал Эллиот Смит. Получается как у Энтони Хегарти: "Я влюблен в мертвого мальчика". Потому что Эллиот Смит покончил с собой. Кажется, он воткнул нож себе в сердце.
Ладно-ладно. Я влюблена не в него самого, а в его песни. Хотя Эллиот был милым парнем, созданным быть кумиром. И глаза больные и совсем ничьи. Сначала не по его воле, а потом - по его.
Нынешнее чувство мое к его мелодичности - еще не предел. Потому что если уж я влюблюсь, то при благоприятных условиях это чувство будет нарастать, нарастать, нарастать. И взорвется миллионом фейерверков. Или перерастет во что-то.
Я вам про Эллиота еще расскажу. Попозжа.
Да. И еще про медведей. Забыла совсем.
- И вот она все хотела, чтобы мы с ней жили вместе.
- И чем кончилось?
- Ну, я ей сказал, что через неделю мы с ней съедемся, через две приедет Вася и набьет всем морду...
- А через три?
- А через три мы разбежимся.
***
В трамвае едет мать /красивая восточная женщина лет сорока/, а рядом с ней детки-сыновья - одному лет пять, другому года три. Черноглазые любопытные тигрята-котята. Большие глазки бегают, а они хором мурлычут: "Мур-мур-мур".
А потом так громко говорят - то ли на японском, то ли на странном русском, то ли на каком-то своем языке. Понимаю только слово "мама".
И вдруг трамвай останавливается, и они выходят вместе с мамой. Такие маленькие, и сами из трамвая выходят. Как взрослые.
***
Бестиарий - это питомник чудовищ для красавиц? Или там бестий разводят?
Специально не лезу в словарь. Не хочу ничего знать. Пусть будет так, как я придумала.
***
Влюбляюсь я очень медленно. По словечку, по вдоху, по фразе. Шаг за шагом. Однажды человек выпустил из легких воздух в мою сторону, и я влюбилась. Или мне сейчас так кажется.
И вот... под раздачу попал Эллиот Смит. Получается как у Энтони Хегарти: "Я влюблен в мертвого мальчика". Потому что Эллиот Смит покончил с собой. Кажется, он воткнул нож себе в сердце.
Ладно-ладно. Я влюблена не в него самого, а в его песни. Хотя Эллиот был милым парнем, созданным быть кумиром. И глаза больные и совсем ничьи. Сначала не по его воле, а потом - по его.
Нынешнее чувство мое к его мелодичности - еще не предел. Потому что если уж я влюблюсь, то при благоприятных условиях это чувство будет нарастать, нарастать, нарастать. И взорвется миллионом фейерверков. Или перерастет во что-то.
Я вам про Эллиота еще расскажу. Попозжа.
Да. И еще про медведей. Забыла совсем.