Из наблюдений
Вчера, выпив с edictum и Таней много, но не настолько, чтобы не различать слова, пообещала, что стану снова писать в ЖЖ. А сегодня, вернувшись -- попробовала и поняла, что мешает: обе стороны -- и читающего, и пишущего -- это пространство слишком легко соблазняет "литературностью". Пишущего -- потугами "словесного искусства", читающего -- оценивать написанное как "художественный текст". Поэтому прежде, чем что-либо сказать, вынуждена сделать оговорку: все, что появляется, на этой странице, ни на какое "литературное творчество" не претендует, и не может оцениваться по его законам.
Тем более, что есть реальности, применительно к которым любые словесные изыски рискуют обернуться пошлостью. Иерусалим -- одна из них. Рассказывать о нем можно такими же сухими, сдержанными, выжженными, не знающими лукавства, словами, как земля, на которой он стоит. Наверное, еще лучше, когда говоришь не о нем, а самое верное -- не говорить, а слушать.
Жить в этом городе невообразимо красивых людей, должно быть, трудно. Не только из-за вражды, по живому рвущей землю, но и потому, что сама земля, как мне показалось, то и дело ставит тебя перед вопросом: "А ты где?" Конечно, о том спрашивает и любая другая земля, но в Иерусалиме этот вопрос звучит так остро, что не отмахнешься. Здесь все обострено потому, что все близко -- история, память, присутствие, и это либо принимаешь, как огромное, неподъемное обязывающее наследство -- либо отторгаешь его со всей силой противления тому, что "над нами".
Камни, которыми вымощен Старый город, похожи на страницы раскрывающейся под ногами огромной книги с мелким ивритским шрифтом. "Книга про человека и Бога". Они сносят всех, кто по ним ступает, а сам шумный, многоголосый, пестрый в любой подворотне, проеме, арке готовый обернуться солнечной тишиной город о кенозисе напоминает еще убедительней, чем о славе. Он щедро, с избытком -- крутыми лесенками, ведущими в потаенные дворы, где идет повседневно-библейская жизнь, крышами, кустарником, непонятно как проросшим сквозь стену, пылающими цветами, непредсказуемостью встреч и разговоров ("больше, чем смеешь мечтать") дарит себя каждому, кто в него приходит - и тут понимаешь, что у тебя опять заняты руки...
Я так и не поняла, что такое "иерусалимский синдром", но, возможно, он в том, что скучать по Иерусалиму начинаешь как только выезжаешь за городскую черту. Извилистая дорога ведет на Абу-Гош, тоже любимое место. Смотришь на подрагивающие вдали огоньки -- и неодолимо тянет вернуться.
Тем более, что есть реальности, применительно к которым любые словесные изыски рискуют обернуться пошлостью. Иерусалим -- одна из них. Рассказывать о нем можно такими же сухими, сдержанными, выжженными, не знающими лукавства, словами, как земля, на которой он стоит. Наверное, еще лучше, когда говоришь не о нем, а самое верное -- не говорить, а слушать.
Жить в этом городе невообразимо красивых людей, должно быть, трудно. Не только из-за вражды, по живому рвущей землю, но и потому, что сама земля, как мне показалось, то и дело ставит тебя перед вопросом: "А ты где?" Конечно, о том спрашивает и любая другая земля, но в Иерусалиме этот вопрос звучит так остро, что не отмахнешься. Здесь все обострено потому, что все близко -- история, память, присутствие, и это либо принимаешь, как огромное, неподъемное обязывающее наследство -- либо отторгаешь его со всей силой противления тому, что "над нами".
Камни, которыми вымощен Старый город, похожи на страницы раскрывающейся под ногами огромной книги с мелким ивритским шрифтом. "Книга про человека и Бога". Они сносят всех, кто по ним ступает, а сам шумный, многоголосый, пестрый в любой подворотне, проеме, арке готовый обернуться солнечной тишиной город о кенозисе напоминает еще убедительней, чем о славе. Он щедро, с избытком -- крутыми лесенками, ведущими в потаенные дворы, где идет повседневно-библейская жизнь, крышами, кустарником, непонятно как проросшим сквозь стену, пылающими цветами, непредсказуемостью встреч и разговоров ("больше, чем смеешь мечтать") дарит себя каждому, кто в него приходит - и тут понимаешь, что у тебя опять заняты руки...
Я так и не поняла, что такое "иерусалимский синдром", но, возможно, он в том, что скучать по Иерусалиму начинаешь как только выезжаешь за городскую черту. Извилистая дорога ведет на Абу-Гош, тоже любимое место. Смотришь на подрагивающие вдали огоньки -- и неодолимо тянет вернуться.