Нигун
Лестница из грубой, махристой веревки тянется между землей и небом. По ее перекладинам, провисающим, обтрепанным, восходит и нисходит, ойкая, всхлипывая, вздрагивая от восторга, неровный, дрожащий, как лист, чудом уцелевший на ноябрьской осине, как слово, возвращающее к началу, звук. Поднимается, разгорается, чтобы, достигнув только ему ведомой последней перекладины, светящимся камешком, алым угольком упасть на землю и, почти истлев -- розданное, разделенное тепло укутывает мир надеждой -- снова вверх, наливаясь изнутри зыбким, трепещущим светом.
Это нигун -- хасидское бессловное (или почти бессловное) молитвенное песнопение. Сама традиция восходит к Баал Шем-Тову, учившему, что нигун связывает и возводит к небу души. Раньше я об этом только читала, слышала, как поют, видела, что при этом с людьми происходит, а вчера впервые попробовала на себе (спасибо alpamareсообщившей об этом событии, а также замечательному Мотлу Гордону, который нас учил).
Рассказывать, что с тобой делает мелодия, поднимающаяся из глубин даже не естества, а неведомой тебе памяти, выходит оттуда, как узник на свободу, раздвигает "большое время", восстанавливает прерванную страхом перекличку с теми, давними, краковскими, лодзинскими, а еще из местечка Мошкув -- рассказывать об этом нецеломудренно и невозможно.
Нигун не поется, как песня, тропарь или гимн. Все наоборот, справа налево - довольно скоро, вторя непредсказуемо-ясному мелодическому рисунку, где конец неотделим от начала, а скорбь -- от ликования, понимаешь, что он поет тебя. Очищает, возвращает голос, забытый, почти чистый, почти человеческий, и ведет туда, куда, наверное, каждый голос и призван двигаться -- вверх. Восходит и нисходит. Его невозможно петь поставленно, академично, гладко -- вобранная и вознесенная им жизнь тесна, шершава, угловата. По шаткой веревочной лесенке эта жизнь поднимается к Богу и возвращается Его присутствием, Шхиной, распростертой над миром Торой, историей, которую мы друг другу рассказываем и друг друга в ней узнаём. История взлетит к небесам, потом -- снова вернется на землю, сойдет в яму, чтобы взять за руку самого потерянного и вместе с ним выйти, обрастет по пути новыми подробностями -- колючая проволока, ботинок возлюбленного, который Нелли Закс узнает на лагерном фотодокументе - ими отяжелеет, но чем тяжелей она будет, тем отчаянней станет рваться вверх, чтобы принести к престолу Предвечного и проволоку, и ботинок, и тьмы невыплаканных, неутертых слез, и россыпи счастья, и они вернутся памятью о незабываемом, оплаканной, утешенной болью, отсветом, светом.
По протянутой между небом и землей раскачивающейся лестнице из грубой веревки вздыхая, ликуя, толкаясь и повизгивая, восходят и нисходят неуклюжие ангелы.
Впрочем, рассказать об этом невозможно. Лучше слушать. Хотя бы так:
Это нигун -- хасидское бессловное (или почти бессловное) молитвенное песнопение. Сама традиция восходит к Баал Шем-Тову, учившему, что нигун связывает и возводит к небу души. Раньше я об этом только читала, слышала, как поют, видела, что при этом с людьми происходит, а вчера впервые попробовала на себе (спасибо alpamareсообщившей об этом событии, а также замечательному Мотлу Гордону, который нас учил).
Рассказывать, что с тобой делает мелодия, поднимающаяся из глубин даже не естества, а неведомой тебе памяти, выходит оттуда, как узник на свободу, раздвигает "большое время", восстанавливает прерванную страхом перекличку с теми, давними, краковскими, лодзинскими, а еще из местечка Мошкув -- рассказывать об этом нецеломудренно и невозможно.
Нигун не поется, как песня, тропарь или гимн. Все наоборот, справа налево - довольно скоро, вторя непредсказуемо-ясному мелодическому рисунку, где конец неотделим от начала, а скорбь -- от ликования, понимаешь, что он поет тебя. Очищает, возвращает голос, забытый, почти чистый, почти человеческий, и ведет туда, куда, наверное, каждый голос и призван двигаться -- вверх. Восходит и нисходит. Его невозможно петь поставленно, академично, гладко -- вобранная и вознесенная им жизнь тесна, шершава, угловата. По шаткой веревочной лесенке эта жизнь поднимается к Богу и возвращается Его присутствием, Шхиной, распростертой над миром Торой, историей, которую мы друг другу рассказываем и друг друга в ней узнаём. История взлетит к небесам, потом -- снова вернется на землю, сойдет в яму, чтобы взять за руку самого потерянного и вместе с ним выйти, обрастет по пути новыми подробностями -- колючая проволока, ботинок возлюбленного, который Нелли Закс узнает на лагерном фотодокументе - ими отяжелеет, но чем тяжелей она будет, тем отчаянней станет рваться вверх, чтобы принести к престолу Предвечного и проволоку, и ботинок, и тьмы невыплаканных, неутертых слез, и россыпи счастья, и они вернутся памятью о незабываемом, оплаканной, утешенной болью, отсветом, светом.
По протянутой между небом и землей раскачивающейся лестнице из грубой веревки вздыхая, ликуя, толкаясь и повизгивая, восходят и нисходят неуклюжие ангелы.
Впрочем, рассказать об этом невозможно. Лучше слушать. Хотя бы так:
Click to view