(no subject)
Ушла Кошка.
Кошка по имени Кошка. Кошка Янит. А ещё - КошкаШу. Это был такой глагол: "Что ты делаешь? - Я кошкашу".
Очень человечная кошка. Шла к нам на руки ласкаться после всех медицинских манипуляций, которые мы с ней проделывали. Мне казалось, что когда она на руках, ей немного легче. И даже в последний день, когда сил уже ни на что не осталось, Кошка отзывалась кротким "Мурр!" - на наше внимание.
Она долго жила с одной рабочей почкой, как выяснилось. А потом отказала вторая.
Кошка по имени Кошка всё про себя, кажется, понимала. Она пожила на подкожных вливаниях через капельницу в нашем скромном исполнении неопытных эскулапов (надеюсь, это было не очень мучительно...), а потом отказалась от еды и питья. А Кошкины люди - те, кто больше всех её любил, и кого, наверное, больше всех любила она - оказались далеко и не смогли с ней проститься.
Мы ни в какой момент не были одни. Нам с Янит очень помогла Джеки. Когда мы поняли, что капельницы должны быть ежедневно, то решили делать это сами, чтобы не таскать измученного зверя в ветеринарку, да к тому же время-то рабочее... И Джеки терпеливо отвечала на мои дурацкие вопросы по поводу того, чего, куда, как и сколько. Когда Янит уехала работать, нас с Кошкой осталось двое: я и Янитина соседка Маша, которая оказалась отличным боевым товарищем. И руки у неё, что бы она ни говорила, оказались вполне прямые. Маша собирала систему, а я втыкала её в Кошку. Она оказалась рядом с Кошкой, когда началось умирание, и вовремя облегчила ей переход - это, пожалуй, самое важное. Я укрепилась во мнении, что да, действительно, в такие моменты должен быть ветеринар с наркозом, и что это должно быть дома. А ещё мы, как два боевых товарища, доехали до электрички вдвоём - уже без Кошки, но с лёгким грузом, - когда я поехала в леса искать Кошкино последнее пристанище.
А Лас был со мной в электричке, хоть и за много километров оттуда. И это в его руки я утыкалась. Потому что на мой рассказ о елово-сосновых лесах, где мы ищем последний приют для Кошки, сказал просто:
- Я с тобой.
Как будто я стояла на пороге дома, и мой друг решил пойти со мной в дорогу.
А на платформе встретила меня Майка, с которой мы до этого не общались уже чёрт знает сколько - так вышло. Но она велела без обиняков, как ей всегда было свойственно:
- Говори точно, во сколько ты приедешь, и давай быстро закончим с этим делом, у меня был тяжёлый день.
И я поняла, что не буду одна.
Выбрали с Майкой место под раскидистой елью у ручья. Хорошее место. Далеко от человеческого жилья, но с электрички можно дойти пешком.
И снова луна была полной, как когда провожали Мичи (сейчас посмотрела - нет, тогда была растущая. Но тоже не случайно).
Чувство Пути серебряными нитями по-над землёю...
Кошка по имени Кошка. Кошка Янит. А ещё - КошкаШу. Это был такой глагол: "Что ты делаешь? - Я кошкашу".
Очень человечная кошка. Шла к нам на руки ласкаться после всех медицинских манипуляций, которые мы с ней проделывали. Мне казалось, что когда она на руках, ей немного легче. И даже в последний день, когда сил уже ни на что не осталось, Кошка отзывалась кротким "Мурр!" - на наше внимание.
Она долго жила с одной рабочей почкой, как выяснилось. А потом отказала вторая.
Кошка по имени Кошка всё про себя, кажется, понимала. Она пожила на подкожных вливаниях через капельницу в нашем скромном исполнении неопытных эскулапов (надеюсь, это было не очень мучительно...), а потом отказалась от еды и питья. А Кошкины люди - те, кто больше всех её любил, и кого, наверное, больше всех любила она - оказались далеко и не смогли с ней проститься.
Мы ни в какой момент не были одни. Нам с Янит очень помогла Джеки. Когда мы поняли, что капельницы должны быть ежедневно, то решили делать это сами, чтобы не таскать измученного зверя в ветеринарку, да к тому же время-то рабочее... И Джеки терпеливо отвечала на мои дурацкие вопросы по поводу того, чего, куда, как и сколько. Когда Янит уехала работать, нас с Кошкой осталось двое: я и Янитина соседка Маша, которая оказалась отличным боевым товарищем. И руки у неё, что бы она ни говорила, оказались вполне прямые. Маша собирала систему, а я втыкала её в Кошку. Она оказалась рядом с Кошкой, когда началось умирание, и вовремя облегчила ей переход - это, пожалуй, самое важное. Я укрепилась во мнении, что да, действительно, в такие моменты должен быть ветеринар с наркозом, и что это должно быть дома. А ещё мы, как два боевых товарища, доехали до электрички вдвоём - уже без Кошки, но с лёгким грузом, - когда я поехала в леса искать Кошкино последнее пристанище.
А Лас был со мной в электричке, хоть и за много километров оттуда. И это в его руки я утыкалась. Потому что на мой рассказ о елово-сосновых лесах, где мы ищем последний приют для Кошки, сказал просто:
- Я с тобой.
Как будто я стояла на пороге дома, и мой друг решил пойти со мной в дорогу.
А на платформе встретила меня Майка, с которой мы до этого не общались уже чёрт знает сколько - так вышло. Но она велела без обиняков, как ей всегда было свойственно:
- Говори точно, во сколько ты приедешь, и давай быстро закончим с этим делом, у меня был тяжёлый день.
И я поняла, что не буду одна.
Выбрали с Майкой место под раскидистой елью у ручья. Хорошее место. Далеко от человеческого жилья, но с электрички можно дойти пешком.
И снова луна была полной, как когда провожали Мичи (сейчас посмотрела - нет, тогда была растущая. Но тоже не случайно).
Чувство Пути серебряными нитями по-над землёю...
