Спектакль, пропитанный страхом. 29.05.14
ШКП со второго ряда и ШКП с первого - вещи кардинально различающиеся. В первый раз, с левой стороны второго ряда, мне было не видно весь правый фланг сцены. Во второй раз, на самом левом краю первого ряда, мешал только столб, закрывавший всего лишь середину помоста и бочку, и треть важных взглядов из середины до нашего края не дошли. в третий раз билет возьму на середину первого ряда, муахаха. Зато мы находились между артистами и зрителями - ряд слегка загибался - и было видно обе стороны, очень любопытно. Зал, к слову, был хороший и внимательный. И робкий - перед началом все толпились на лестничной площадке, опасались заходить в подозрительно атмосферно затемнённое фойе, прошли только после того, как мы с Юлей прорвались через толпу и кинулись к стульчикам, и в финале прервали звенящую тишину и запустили аплодисменты тоже мы, и такое бывает.)
Я почему-то опять во время монологов уходила в какие-то свои мысли. Может из-за накопившейся усталости, кто знает. Вот сидишь, вглядываешься в лицо персонажа, параллельно обдумываешь его слова, а потом обнаруживаешь, что за обдумываниями перестала слушать вообще, и финал монолога вылетел в трубу. Это печально, зато повод для следующих походов.
Артисты завораживают, и с такого минимального расстояния эффект сногсшибательный, ты как будто проваливаешься туда, внутрь, и сам становишься Шатовым и перебегаешь из квартиры в квартиру, или обнаруживаешь себя Кирилловым и изумлённо внимаешь Верховенскому, отказываясь верить, что в человеке способны жить такие мысли и идеи. Или сцена Шатова и Эркеля - Эркель свистит в свисток, раз, другой, третий, двигается в сторону, не переставая свистеть, доходит до столба и останавливается, в шаге от тебя, а ты уже знаешь продолжение сцены, и с самым первым звуком свистка покрываешься мурашками, и передёргиваешься всем телом, вжимаясь в спинку, отодвигаясь от... Стоп-стоп-стоп, доходит мгновением позже, это же совсем не страшный Дима Бурукин, что с тобой, это всего лишь образ.
Люда Пивоварова оставляет яркое впечатление, даже с такой небольшой ролью, замечательная она.
Янин в прошлый раз был гораздо лохматее, сейчас подстригся к лету и стал не так остро беззащитен. Но наблюдать за его глазами по-прежнему - постигать душу, всё её метания и страдания. А как он говорит о появившейся крохе, на это невозможно смотреть без улыбки и слёз.
Глаза же Сипина - два дула. Смотреть в них страшно, отвести взгляд невозможно.
Печёнкин восхитительно демоничен. Это не зло в чистом виде, не картонный манекен, нарисованный только для того, чтобы вызывать у зрителя однозначную неприязнь. Он один из нас, со своей правдой, логикой, философией, идеями. Верховенский опасен, умён, гибок, аккуратен. Он вызывает уважение.
Мне сказали в прошлый раз, что Эркель там самый главный бес. Тогда я этого не увидела. В этот раз смотрела на некоторые акценты внимательнее, и соглашусь. Он темнее Верховенского, потому что закрытая шкатулка, как раз он ближе к картонной фигуре - олицетворению зла, он показывает нужные эмоции в нужный момент, маскируясь, храня внутри беспощадность, накапливая опыт в наблюдениях за Петром, развивая в себе бесчеловечность, тихо думая свои мысли.
Юлю осенило, что на поклонах артисты встают в ряд по возрастающей, от наиболее безобидного к... а самый крайний по правому флангу - режиссёр за пультом, что какбэ намекает
Ещё она сказала, что у меня какая-то очень суровая карма, потому что каждый раз, когда она была на Шатове, а это много раз, режиссёр неизменно торчал за пультом, а тут внезапно куда-то испарился. Ну ок, г-н Доронин, ваша роза составила реквизиту на столе достойную компанию.
Опять одарила Бурукина, опять белой розой, опять не увидела, как он вдыхал её аромат, уходя, а там было на что посмотреть, по словам всё той же Юли.
И Печёнкину розу, за всё хорошее, предварительно дождавшись, когда на меня обратят взор, и высказав своё "спасибо" глаза в глаза.
Мне необходимо прочитать Достоевского. Сходить ещё раз на этот спектакль, и на постановки других театров. И размышлять, размышлять, размышлять, потому что до меня доходит долго, и чаще всего поверхностное.
Я почему-то опять во время монологов уходила в какие-то свои мысли. Может из-за накопившейся усталости, кто знает. Вот сидишь, вглядываешься в лицо персонажа, параллельно обдумываешь его слова, а потом обнаруживаешь, что за обдумываниями перестала слушать вообще, и финал монолога вылетел в трубу. Это печально, зато повод для следующих походов.
Артисты завораживают, и с такого минимального расстояния эффект сногсшибательный, ты как будто проваливаешься туда, внутрь, и сам становишься Шатовым и перебегаешь из квартиры в квартиру, или обнаруживаешь себя Кирилловым и изумлённо внимаешь Верховенскому, отказываясь верить, что в человеке способны жить такие мысли и идеи. Или сцена Шатова и Эркеля - Эркель свистит в свисток, раз, другой, третий, двигается в сторону, не переставая свистеть, доходит до столба и останавливается, в шаге от тебя, а ты уже знаешь продолжение сцены, и с самым первым звуком свистка покрываешься мурашками, и передёргиваешься всем телом, вжимаясь в спинку, отодвигаясь от... Стоп-стоп-стоп, доходит мгновением позже, это же совсем не страшный Дима Бурукин, что с тобой, это всего лишь образ.
Люда Пивоварова оставляет яркое впечатление, даже с такой небольшой ролью, замечательная она.
Янин в прошлый раз был гораздо лохматее, сейчас подстригся к лету и стал не так остро беззащитен. Но наблюдать за его глазами по-прежнему - постигать душу, всё её метания и страдания. А как он говорит о появившейся крохе, на это невозможно смотреть без улыбки и слёз.
Глаза же Сипина - два дула. Смотреть в них страшно, отвести взгляд невозможно.
Печёнкин восхитительно демоничен. Это не зло в чистом виде, не картонный манекен, нарисованный только для того, чтобы вызывать у зрителя однозначную неприязнь. Он один из нас, со своей правдой, логикой, философией, идеями. Верховенский опасен, умён, гибок, аккуратен. Он вызывает уважение.
Мне сказали в прошлый раз, что Эркель там самый главный бес. Тогда я этого не увидела. В этот раз смотрела на некоторые акценты внимательнее, и соглашусь. Он темнее Верховенского, потому что закрытая шкатулка, как раз он ближе к картонной фигуре - олицетворению зла, он показывает нужные эмоции в нужный момент, маскируясь, храня внутри беспощадность, накапливая опыт в наблюдениях за Петром, развивая в себе бесчеловечность, тихо думая свои мысли.
Юлю осенило, что на поклонах артисты встают в ряд по возрастающей, от наиболее безобидного к... а самый крайний по правому флангу - режиссёр за пультом, что какбэ намекает
Ещё она сказала, что у меня какая-то очень суровая карма, потому что каждый раз, когда она была на Шатове, а это много раз, режиссёр неизменно торчал за пультом, а тут внезапно куда-то испарился. Ну ок, г-н Доронин, ваша роза составила реквизиту на столе достойную компанию.
Опять одарила Бурукина, опять белой розой, опять не увидела, как он вдыхал её аромат, уходя, а там было на что посмотреть, по словам всё той же Юли.
И Печёнкину розу, за всё хорошее, предварительно дождавшись, когда на меня обратят взор, и высказав своё "спасибо" глаза в глаза.
Мне необходимо прочитать Достоевского. Сходить ещё раз на этот спектакль, и на постановки других театров. И размышлять, размышлять, размышлять, потому что до меня доходит долго, и чаще всего поверхностное.