(no subject)
Я собираюсь читать эту книжку по страничке каждые полчаса. Поняла, что ещё немного и начнёшь перегрызать людям глотки - взяла, прочитала, отпустило. И так по кругу.
КОГДА БЕЛКА ВПЕРВЫЕ ВКУСИЛА ПРЕЛЕСТЬ эпистолярного жанра, удержать её сделалось невозможно. С раннего утра она устраивалась под буком: стопка берёсты под рукой, дюжина желудей, пара гусиных перьев, любезно подаренных ей самим Гусем, - и принималась за письма. Она написала Пингвину, чтобы узнать, что это такое, кататься с айсбергов; написала Антилопе, чтобы выяснить, как научиться прыгать в длину; написала Ибису и попросила слова его песни; написала Киту и пригласила его заходить в гости.
В одиннадцать часов поднимался ветер и уносил её письма с собой, а около трёх, как правило, новый бриз бросал к её ногам пачку писем со всех концов земли. Альбатрос присылал ей удивительные истории о жизни в заоблачных высотах; Морской Конёк рассказывал ей о пещерах, рифах, Морских Ежах и бурном прибое у берегов некой таинственной земли.
Однажды в пруду напротив Белкиного бука неожиданно возник Кит.
- Эй, Белка, привет! - крикнул он. - А вот и я.
Белка не могла поверить своим глазам. Она прыгнула в воду, хлопнула Кита по плечу и воскликнула:
- Ну наконец-то! Добро пожаловать!
Кит с довольным видом потёр плавники и выпустил в воздух изящный фонтанчик.
- Да заходи же! - пригласила Белка.
- Вообще-то... - замялся Кит, - в сущности... как бы это сказать... я не очень-то здорово умею лазать по деревьям.
- Ну, какие проблемы, - сказал Муравей, появившийся в самый разгар суматохи. Он взвалил Кита к себе на спину и по стволу бука втащил его в беличье дупло, где тем временем было установлено кресло, переделанное из бочки специально для Кита.
- Устал, должно быть, с дороги? - сказал Муравей.
- Ах, да чего там... - возразил Кит и расплылся в широчайшей дружеской улыбке. Он улыбался так открыто, что Белка и Муравей не могли не заулыбаться в ответ.
И они долго-долго сидели и беседовали обо всём том, о чём, по правде говоря, никогда не удаётся толком поговорить в письмах.
КОГДА БЕЛКА ВПЕРВЫЕ ВКУСИЛА ПРЕЛЕСТЬ эпистолярного жанра, удержать её сделалось невозможно. С раннего утра она устраивалась под буком: стопка берёсты под рукой, дюжина желудей, пара гусиных перьев, любезно подаренных ей самим Гусем, - и принималась за письма. Она написала Пингвину, чтобы узнать, что это такое, кататься с айсбергов; написала Антилопе, чтобы выяснить, как научиться прыгать в длину; написала Ибису и попросила слова его песни; написала Киту и пригласила его заходить в гости.
В одиннадцать часов поднимался ветер и уносил её письма с собой, а около трёх, как правило, новый бриз бросал к её ногам пачку писем со всех концов земли. Альбатрос присылал ей удивительные истории о жизни в заоблачных высотах; Морской Конёк рассказывал ей о пещерах, рифах, Морских Ежах и бурном прибое у берегов некой таинственной земли.
Однажды в пруду напротив Белкиного бука неожиданно возник Кит.
- Эй, Белка, привет! - крикнул он. - А вот и я.
Белка не могла поверить своим глазам. Она прыгнула в воду, хлопнула Кита по плечу и воскликнула:
- Ну наконец-то! Добро пожаловать!
Кит с довольным видом потёр плавники и выпустил в воздух изящный фонтанчик.
- Да заходи же! - пригласила Белка.
- Вообще-то... - замялся Кит, - в сущности... как бы это сказать... я не очень-то здорово умею лазать по деревьям.
- Ну, какие проблемы, - сказал Муравей, появившийся в самый разгар суматохи. Он взвалил Кита к себе на спину и по стволу бука втащил его в беличье дупло, где тем временем было установлено кресло, переделанное из бочки специально для Кита.
- Устал, должно быть, с дороги? - сказал Муравей.
- Ах, да чего там... - возразил Кит и расплылся в широчайшей дружеской улыбке. Он улыбался так открыто, что Белка и Муравей не могли не заулыбаться в ответ.
И они долго-долго сидели и беседовали обо всём том, о чём, по правде говоря, никогда не удаётся толком поговорить в письмах.