Детский сад номер сто сорок один
Одно из самых ранних воспоминаний - как в раздевалке все галдят, галдят, а я уши руками закрываю и открываю, закрываю и открываю. Не знаю, как они шумели. Я лично разговаривать или играть ни с кем из них не хотел.
Я почти не играл с другими детьми в детском саду все годы - кроме какой-нибудь возни в песочнице, где мы индивидуально рыли окопы, и не считая, разумеется, организованных воспитательницами игр типа эстафет. Я всегда знал ответ на любой вопрос, и считал остальных детей глупыми, раз они элементарных вещей не знают. Кроме того, я потерял уважение к воспитательницам, задающим вопросы с поддельным любопытством - я же не знал, что оно поддельное - ну что за идиотка в сорок лет не знает, как правильно переходить дорогу, и спрашивает об этом нас?
Одного мальчика из старшей группы в качестве наказания перевели к нам, да так и оставили. И одного из наших за плохое поведение тоже оставили на второй год. Жутко. Спать днём никто из нас не хотел, но все притворялись, чтобы избежать наказания. Один мальчик, Юра, притворяться не любил, а вместо того прыгал по раскладушкам. Нянечки, которым раскладушки приходилось обходить, за ним угнаться не могли, и били его шваброй.
Кушал я просто отвратительно, а когда при мне воспитательница жаловалась родителям, я в своё оправдание говорил, что бабушка готовит лучше. Запеканки у нас были несъедобные, но творог я тогда вообще ни в каком виде не ел - ни дома, ни в детском саду, и воспитательница смирилась.
Самым большим счастьем было забраться на полку, находившуюся на высоте в несколько наших ростов, чтобы сбрасывать с неё вниз мешки с подушками и одеялами, перед "тихим часом". Мне повезло раза два или три всего.
Ещё я обожал строить лабиринты для хомяка - мы постоянно перекрывали ему выход, и он тогда возвращался и искал другой. Но играли в эту игру четверо - по одному за каждой стороной столика - и меня редко приглашали быть четвёртым, потому что столик занимали компании друзей, а я ни в какую не входил. Да и век хомяка короток.
Года в четыре я всё же подружился с одной девочкой, у которой от аллергии слезились глаза - она протирала ватой глаза, и все её дразнили плаксой, но её семья скоро переехала. Лет тринадцать спустя, мы узнали друг друга в Нью-Йорке, стоя в очереди на заполнение анкет для приёма на работу вожатым в летний лагерь. Оба постеснялись высказать догадку, но снова встретились на автобусной остановке через час, где и раскололись. Она оставила мне свой телефон, но я его в тот же день потерял. Привет, Катя, если читаешь :)
После того, как семья Кати переехала, родители попытались меня "подружить" с Изабеллой, которая, к тому же, жила неподалёку. Её родители даже приводили её к нам, чтоб мы вместе мультики смотрели, но мы друг друга игнорировали, и от нас отстали.
Со мной в группе был мальчик-цыганин по фамилии Цыган (по-моему, Виталик), и Дима Куликов по прозвищу Кулёк. Они успевали несколько раз в день подраться и помириться. За столиком я сидел с ними и с кем-то ещё. Развлекались мы угадыванием запахов разных блюд и не только, обмакивая в них палец и предлагая его понюхать. Ещё у нас был Саша Козуб, тихий и робкий, как я, но его семья тоже переехала. В восьмом классе, когда я перешёл из одной школы в другую, я узнал его на фотографии у одноклассника - оказалось, он прежде учился в том самом классе, но снова переехал, ещё до моего появления, так что мы разминулись. Ещё под конец в моей группе появились двоюродные братья Гриша и Максим. Максим был старше, выше, толще и сильнее нас всех, и тоже знал ответы на все вопросы, но не всегда был в настроении отвечать.
Последний год в детском саду во время прогулок за нами практически не следили. Мы кидались камнями по машинам через забор, или перелазили его туда и обратно наперегонки. Когда мне надоедало, иногда я просто сам уходил домой.
Я почти не играл с другими детьми в детском саду все годы - кроме какой-нибудь возни в песочнице, где мы индивидуально рыли окопы, и не считая, разумеется, организованных воспитательницами игр типа эстафет. Я всегда знал ответ на любой вопрос, и считал остальных детей глупыми, раз они элементарных вещей не знают. Кроме того, я потерял уважение к воспитательницам, задающим вопросы с поддельным любопытством - я же не знал, что оно поддельное - ну что за идиотка в сорок лет не знает, как правильно переходить дорогу, и спрашивает об этом нас?
Одного мальчика из старшей группы в качестве наказания перевели к нам, да так и оставили. И одного из наших за плохое поведение тоже оставили на второй год. Жутко. Спать днём никто из нас не хотел, но все притворялись, чтобы избежать наказания. Один мальчик, Юра, притворяться не любил, а вместо того прыгал по раскладушкам. Нянечки, которым раскладушки приходилось обходить, за ним угнаться не могли, и били его шваброй.
Кушал я просто отвратительно, а когда при мне воспитательница жаловалась родителям, я в своё оправдание говорил, что бабушка готовит лучше. Запеканки у нас были несъедобные, но творог я тогда вообще ни в каком виде не ел - ни дома, ни в детском саду, и воспитательница смирилась.
Самым большим счастьем было забраться на полку, находившуюся на высоте в несколько наших ростов, чтобы сбрасывать с неё вниз мешки с подушками и одеялами, перед "тихим часом". Мне повезло раза два или три всего.
Ещё я обожал строить лабиринты для хомяка - мы постоянно перекрывали ему выход, и он тогда возвращался и искал другой. Но играли в эту игру четверо - по одному за каждой стороной столика - и меня редко приглашали быть четвёртым, потому что столик занимали компании друзей, а я ни в какую не входил. Да и век хомяка короток.
Года в четыре я всё же подружился с одной девочкой, у которой от аллергии слезились глаза - она протирала ватой глаза, и все её дразнили плаксой, но её семья скоро переехала. Лет тринадцать спустя, мы узнали друг друга в Нью-Йорке, стоя в очереди на заполнение анкет для приёма на работу вожатым в летний лагерь. Оба постеснялись высказать догадку, но снова встретились на автобусной остановке через час, где и раскололись. Она оставила мне свой телефон, но я его в тот же день потерял. Привет, Катя, если читаешь :)
После того, как семья Кати переехала, родители попытались меня "подружить" с Изабеллой, которая, к тому же, жила неподалёку. Её родители даже приводили её к нам, чтоб мы вместе мультики смотрели, но мы друг друга игнорировали, и от нас отстали.
Со мной в группе был мальчик-цыганин по фамилии Цыган (по-моему, Виталик), и Дима Куликов по прозвищу Кулёк. Они успевали несколько раз в день подраться и помириться. За столиком я сидел с ними и с кем-то ещё. Развлекались мы угадыванием запахов разных блюд и не только, обмакивая в них палец и предлагая его понюхать. Ещё у нас был Саша Козуб, тихий и робкий, как я, но его семья тоже переехала. В восьмом классе, когда я перешёл из одной школы в другую, я узнал его на фотографии у одноклассника - оказалось, он прежде учился в том самом классе, но снова переехал, ещё до моего появления, так что мы разминулись. Ещё под конец в моей группе появились двоюродные братья Гриша и Максим. Максим был старше, выше, толще и сильнее нас всех, и тоже знал ответы на все вопросы, но не всегда был в настроении отвечать.
Последний год в детском саду во время прогулок за нами практически не следили. Мы кидались камнями по машинам через забор, или перелазили его туда и обратно наперегонки. Когда мне надоедало, иногда я просто сам уходил домой.