Самый мощный способ очищения, упомянутый в Торе - это очищение пеплом красной (рыжей?) коровы. Берется полностью рыжая корова, забивается ритуальным способом, сжигается с кое-какими добавками, потом её пепел разбавляется в "живой" родниковой воде и этим раствором можно очистить от самой мощной скверны - нечистоты смерти. Почему собственно для очищение недостаточно живой воды, как в прочих очистительных ритуалах? В этом процессе интересен элемент смерти в очищении от её самой. Самое большое домашние животное, корова, красный цвет - это проявления полноты жизни, а тотальное умерщвление животного, через сжигание, это как бы триумф смерти. Но именно безжизненную составляющую необходимо добавить в живую воду, чтобы победить смерть! Для возвращения жизни необходимо использовать силу смети. Этот парадокс описал Александр Пушкин в Шестой Песне "Руслана и Людмилы"
Но что сказал я? Где Руслан?
Лежит он мертвый в чистом поле:
Уж кровь его не льется боле,
Над ним летает жадный вран,
Безгласен рог, недвижны латы,
Не шевелится шлем косматый!
...
В немой глуши степей горючих
За дальней цепью диких гор,
Жилища ветров, бурь гремучих,
Куда и ведьмы смелый взор
Проникнуть в поздний час боится,
Долина чудная таится,
И в той долине два ключа:
Один течет волной живою,
По камням весело журча,
Тот льется мертвою водою;
Кругом всё тихо, ветры спят,
Прохлада вешняя не веет,
Столетни сосны не шумят,
Не вьются птицы, лань не смеет
В жар летний пить из тайных вод;
Чета духов с начала мира,
Безмолвная на лоне мира,
Дремучий берег стережет...
С двумя кувшинами пустыми
Предстал отшельник перед ними;
Прервали духи давний сон
И удалились страха полны.
Склонившись, погружает он
Сосуды в девственные волны;
Наполнил, в воздухе пропал
И очутился в два мгновенья
В долине, где Руслан лежал
В крови, безгласный, без движенья;
И стал над рыцарем старик,
И вспрыснул мертвою водою,
И раны засияли вмиг,
И труп чудесной красотою
Процвел; тогда водой живою
Героя старец окропил,
И бодрый, полный новых сил,
Трепеща жизнью молодою,
Встает Руслан, на ясный день
Очами жадными взирает,
Как безобразный сон, как тень,
Перед ним минувшее мелькает.