О Тарусе 40 лет назад
В субботу возила туристов в Тарусу на праздник Цветаевой.
Для меня Таруса - это детское потрясение. Мне было 12 лет, и мой отец перевёз семью из Тольятти в Калугу. Я очень долго не могла привыкнуть к Калуге - после просторного Тольятти, Волги и Жигулёвских гор, которые я так любила, я оказалась в центре купеческого города с его проходными дворами, покрашенными фасадами, которые так контрастировали с внутренним наполнением дворов.
И вот на новогодние праздники мои родители с младшей сестрой решили куда-то уехать - даже не знаю, куда. А меня с братом они отправили в дом отдыха какого-то завода, который на зимние каникулы принимал детей. Дом отдыха находился в Тарусе. Я тогда уже писала стихи и взяла с собой тетрадь. (Я уже была поэтом - уже одно стихотворение даже было опубликовано в областной газете.) И ноты взяла - я училась в музыкальной школе, мне много задали на каникулы. В доме отдыха был отдельно стоящее здание, где находился большой зал с пианино, и днём я там занималась - играла. В зале было прохладно, огромные окна, ели за окном и - никого.
И когда мы поселились в двухэтажные корпуса, нам назначили воспитателей. И одна тётенька сказала, что вот здесь - и показала на самый обрыв реки Оки - стоял когда-то дом Цветаевых. Здесь жила Марина Цветаева - девочка. От их парка осталась еловая аллея - ели там были могучие, я до этого еловых аллей вообще не видела никогда.
Кто такая Цветаева - я тогда не знала. Поняла, что поэт. Из поэтов я в то время любила Тютчева и Есенина - особенно "Не каждый умеет петь". Есенина много наизусть знала. Его стихи я не учила - они сами ложились в память.
Я тогда решила, что буду от этого места, где дом Цветаевой и самая крутизна, кататься на санках. Но тут грянула оттепель, каких я не знала, живя в Тольятти. всё стало мокрым, санки не катились, и мне ничего не оставалось, как играть гаммы и сонаты и сочинять стихи. Я тогда писала совсем легко - и много. Для школьницы много, конечно. Может быть, дух Марины увидел меня.
Через овраг, на пригорке, находилось старинное хлыстовское кладбище. Воспитательница через сугробы водила нас туда - это был целый поход. Там, на круче, над Окой, среди клёнов и лип - заснеженное надгробие. Я тогда вообще первый раз видела надгробие. И оно врезалось мне в память - лежащий мальчик. Это был памятник на могиле художника Борисова-Мусатова. И легенда врезалась - о том, как Борисов-Мусатов спасал утопающего мальчика, вытащил - но не спас, и умер, простудившись в осенней реке. Много позже я узнала, что это легенда - что художник просто простудился, катаясь в лодке по реке, и умер. Я знала тогда одну картину Борисова-Мусатова - где девушки возле водоёма.
На этом самом хлыстовском кладбище хотела бы лежать Марина - под кустом бузины. Кенотаф ей поставили ниже - под горой, под этим кладбищем, где бьёт родник и растёт рябина.
Ещё нас возили на фабрику художественной вышивки и в цех керамики, показывали нам гончарный круг, обжиг и раскрашивание.
И всё тогда связалось в один тугой узел - еловая аллея и ветер в ней, оттепель, лежащий мальчик, с которого мы варежками счищали снег, вышивка-перевить и глина под руками гончара, Борисов-Мусатов и Цветаева. Я почувствовала Цветаеву раньше, чем прочитала.
Для меня Таруса - это детское потрясение. Мне было 12 лет, и мой отец перевёз семью из Тольятти в Калугу. Я очень долго не могла привыкнуть к Калуге - после просторного Тольятти, Волги и Жигулёвских гор, которые я так любила, я оказалась в центре купеческого города с его проходными дворами, покрашенными фасадами, которые так контрастировали с внутренним наполнением дворов.
И вот на новогодние праздники мои родители с младшей сестрой решили куда-то уехать - даже не знаю, куда. А меня с братом они отправили в дом отдыха какого-то завода, который на зимние каникулы принимал детей. Дом отдыха находился в Тарусе. Я тогда уже писала стихи и взяла с собой тетрадь. (Я уже была поэтом - уже одно стихотворение даже было опубликовано в областной газете.) И ноты взяла - я училась в музыкальной школе, мне много задали на каникулы. В доме отдыха был отдельно стоящее здание, где находился большой зал с пианино, и днём я там занималась - играла. В зале было прохладно, огромные окна, ели за окном и - никого.
И когда мы поселились в двухэтажные корпуса, нам назначили воспитателей. И одна тётенька сказала, что вот здесь - и показала на самый обрыв реки Оки - стоял когда-то дом Цветаевых. Здесь жила Марина Цветаева - девочка. От их парка осталась еловая аллея - ели там были могучие, я до этого еловых аллей вообще не видела никогда.
Кто такая Цветаева - я тогда не знала. Поняла, что поэт. Из поэтов я в то время любила Тютчева и Есенина - особенно "Не каждый умеет петь". Есенина много наизусть знала. Его стихи я не учила - они сами ложились в память.
Я тогда решила, что буду от этого места, где дом Цветаевой и самая крутизна, кататься на санках. Но тут грянула оттепель, каких я не знала, живя в Тольятти. всё стало мокрым, санки не катились, и мне ничего не оставалось, как играть гаммы и сонаты и сочинять стихи. Я тогда писала совсем легко - и много. Для школьницы много, конечно. Может быть, дух Марины увидел меня.
Через овраг, на пригорке, находилось старинное хлыстовское кладбище. Воспитательница через сугробы водила нас туда - это был целый поход. Там, на круче, над Окой, среди клёнов и лип - заснеженное надгробие. Я тогда вообще первый раз видела надгробие. И оно врезалось мне в память - лежащий мальчик. Это был памятник на могиле художника Борисова-Мусатова. И легенда врезалась - о том, как Борисов-Мусатов спасал утопающего мальчика, вытащил - но не спас, и умер, простудившись в осенней реке. Много позже я узнала, что это легенда - что художник просто простудился, катаясь в лодке по реке, и умер. Я знала тогда одну картину Борисова-Мусатова - где девушки возле водоёма.
На этом самом хлыстовском кладбище хотела бы лежать Марина - под кустом бузины. Кенотаф ей поставили ниже - под горой, под этим кладбищем, где бьёт родник и растёт рябина.
Ещё нас возили на фабрику художественной вышивки и в цех керамики, показывали нам гончарный круг, обжиг и раскрашивание.
И всё тогда связалось в один тугой узел - еловая аллея и ветер в ней, оттепель, лежащий мальчик, с которого мы варежками счищали снег, вышивка-перевить и глина под руками гончара, Борисов-Мусатов и Цветаева. Я почувствовала Цветаеву раньше, чем прочитала.