Текст, с которого началось мое знакомство с творчеством этого интереснейшего и разностороннего человека.
Михаил Эпштейн
От Интернета к ИнтеЛнету. 16 Июня 2000.
Этот текст - нечто среднее между автоинтервью, исповедью и манифестом Михаила Эпштейна, автора проектов и сайтов "ИнтеЛнет", "Книга книг", "Дар слова" и других, направленных на соединение сети с потенциалом современной гуманитарной мысли.
1. Как все начиналось
По образованию я филолог (МГУ), по должности - профессор университета (Эмори, США), а по кругу интересов - гуманитарий: философия, культурология, литературоведение, эссеистика. Автор 15 книг и около 300 статей и эссе, переведенных на 10 языков. Меня особенно интересуют новые парадигмы художественного и теоретического мышления, в частности, постмодернизм и то, что возникает после него.
На компьютере я работаю с января 1990 года, а к Сети подключился в мае 1995 года и сразу почувствовал в ней новый инструмент сознания, гораздо более пластичный, чем ручка, бумага, книга... Было ощущение, что в руки мне попал колоссальный, сверхчеловеческий мозг, к которому я могу по цепочке нейронов-линков подключиться своим мозгом. Дело в том, что я всегда мыслил гипертекстуально, мысли ветвились в пространстве, и мне трудно было выстроить их на бумаге, в линейно-временной последовательности. Бумага - это двумерная плоскость плюс однонаправленное время, а Интернет - это трехмерный континуум, где можно двигаться в любом направлении. Сеть так много говорит уму, потому что сам ум сетеобразен, гипертекстуален. Мне захотелось мыслить Сетью, ткать страницы, - "сопрягать, сопрягать", как слышит во сне толстовский Пьер.
Но Интернет в то время был, да и сейчас в основном остается, каталогом разных ресурсов, информационной выставкой, а не рабочим инструментом сознания. В Интернет переносится то, что может существовать и вне Интернета, т.е. дублируются традиционные, бумажные средства коммуникации. Вот мне и захотелось "осетить" ум (кстати, это словечко есть у В. Даля), разбежаться мыслью по древу отсылок, сцеплений - соединить Интернет и интеллект. Так родился ИнтеЛнет - попытка наполнить интеллектуальным содержанием технические возможности Сети, чтобы движение сигналов было и движением мысли, чтобы электронный импульс был концептуальным. Тут уместно вспомнить, что богиня мудрости Афина была также богиней прядильного искусства, и Паутина в какой-то степени - дело ее рук. Вот и я почувствовал в руках зуд ткача, сплетателя электронной паутины. Весь июнь 1995 г. я лихорадочно работал над проектом, набрасывал схемы, линки, кровеносные сосуды, нервные клетки, по которым мог бы происходить обмен и круговращение идей. 1-го июля ИнтеЛнет вышел в Интернет. Освоить язык HTML мне помог мой студент Даниэль Абрамс, который когда-то прослушал у меня курс по теории литературы. Хотя он специализировался по антропологии, он был ранним кибер-любителем, очарованным странником виртуальных пространств, которые тогда еще были слабо заселены. Он научил меня выводить тексты в сеть и построил интерактивные окна для моих сайтов.
ИнтеЛнет, и особенно Банк новых идей, были немедленно замечены и с энтузиазмом встречены сетевой общественностью, в которой тогда преобладали романтики, бродяги и мудрецы. На ИнтеЛнет сразу сделали ссылки ведущие американские интеллектуальные сайты, которых в то время было порядка десятка, и ни один из них еще не был интерактивно-творческим. Уже 10 июля со мной связался Николас Албери (Nicholas Albery), директор Института социальных изобретений в Лондоне, и по итогам их ежегодного конкурса ИнтеЛнет получил первую премию в разряде "творчество". По модели ИнтеЛнета этот Институт впоследствии организовал свой собственный мощный сайт, с подробой классификацией и экспертной оценкой более 2000 новых и социально полезных идей.
Я же был и остаюсь единоличником в системе сетепроизводства. На протяжении первого года Даниэль Абрамс был единственным моим техническим помощником, а когда в мае 1996 г. он закончил университет и уехал из Атланты, мне пришлось уже со всем справляться одному. В конце 1997 года я начал выводить в сеть кириллицу и построил русскую сеть ИнтеЛнета. Благодаря гостеприимству Русского Журнала, поощряющего интеллектуально-гуманитарные проекты, весной 1998 г. ИнтеЛнет обзавелся московским зеркалом и вошел в раздел "Антологии". А весной 1999 г. мне предложил сотрудничество Филипп Сапиенза, докторский кандидат по теории коммуникаций и риторике из Ренселеарского политехнического института в штате Нью-Йорк и преподаватель Фэафилдского университета по сетевому дизайну и истории технологии. Он специализируется по российским коммуникативным сетям, его заинтересовали мои работы по транскультуре, и в результате он создал новый, гораздо более профессиональный дизайн для ИнтеЛнета, разместив его на сервере своего университета.
2. Книга Книг
Расскажу, как это начиналось, вплоть до лирических деталей. В тот день, 12 марта 1984 года, я закончил довольно большую работу - "Вещь и слово. К проекту Лирического музея, или Мемориала вещей", которую я готовил к выступлению на весенних Випперовских чтениях 1984 года (Музей изобразительных искусств А. С. Пушкина). А над всем этим проектом, включая создание маленького Лирического музея в квартире моих друзей, я работал почти год.
И вот, поставив точку, я предался по такому поводу законному расслаблению и погрузился в горячую ванну, праздно размышляя о значении неизвестного мне, а возможно, только что придуманного и совершенно нелепого термина "агностический гностицизм" (до сих пор не знаю, что это такое). Вдруг сознание мое распахнулось, в него вошло какое-то большое пространство, в котором ясно представилась книга, вмещающая все возможные термины моего мышления, и не только моего, а как бы всех возможных мышлений, насколько их дано охватить моему сознанию. В этот момент родилась Книга Книг.
Она явилась мне в форме Словаря, в котором все слова и понятия отсылали друг к другу, как бы вспыхивали трассирующими перестрелками. Слова не просто следовали друг за другом на плоскости листа, но пересекались каждое с каждым, определялись друг через друга, то есть это была стереометрическая книга. Каждое слово было выделено курсивом и даже прошито какой-то яркой нитью, которая связывала его напрямую со всеми другими словами - не через поверхность текста, а как бы насквозь, через третье измерение книги.
Особенностью этого Словаря было то, что он заключал в себе не слова, извлеченные из других текстов, а новые слова, которые могли бы стать терминами еще не написанных книг. Причем Словарь содержал не только слова и их определения, но и образцы тех текстов и систем мысли, в которых они могли бы употребляться. Например, к термину "реалогия" (наука о вещах) приводились фрагменты из книги "От объектов к вещам. Введение в вещесловие", а к термину "религионеры" (солдаты абсолютного сознания) - фрагменты из книги "Мыслитель как воин. Об армиях будущего". Книга книг была не собранием ранее написанных текстов, но их прообразом, порождающей моделью. Словарь сам развертывался из слов в предложения, из предложений в главы, из заглавий в книги - и становился Книгой Книг.
Книга Книг не имела страниц, переплета - скорее, она предстала как многомерность перелистываемого пространства, легких воздушных путей, несущих от слова к слову, от мысли к мысли. Впоследствии, лет через десять, я узнал это пространство на экране компьютера, когда перед мной впервые замелькали страницы Интернета, перебираемые ударами клавиш. Но о компьютерах в 1984 г. у меня было самое смутное представление, а Интернет еще не появился на свет.
Книга писалась на протяжении последующих четырех лет, приливами и отливами, которые продолжались по нескольку месяцев и приносили по нескольку сот страниц. В эти годы, с 1984 по 1988, происходили главные события в судьбах мира, и мы были в гуще этих событий. Завершалась целая цивилизация, которая готовилась жить долго, была рассчитана на века и тысячелетия, целиком поглотила жизнь наших отцов и дедов, - и вот она кончалась на наших глазах. Этот конец известной нам цивилизации и начало новых, еще неведомых цивилизаций, прежде чем принять видимые очертания, происходили в нашем сознании, как внезапный вихрь догадок, проектов, быстро сменяющихся мировоззрений. Все, что впоследствии обретало плоть партий, церквей, религиозных и культурных движений, государственных органов, литературных сообществ, - в эти годы зарождалось предчувствиями и предмыслиями.
Представьте себе кипение мысли предреволюционного Серебряного века, когда страна сдвинулась со своего исторически обжитого места и поехала в неизвестное будущее... И такой же всплеск и кипение происходили в головах нашего поколения на исходе той эпохи, у входа в которую стояли Соловьев, Мережковский, Розанов, Бердяев, Вяч. Иванов, Флоренский... Мысль кипела вдвойне, потому что она еще и охлаждала себя иронией и самоиронией, и заново разогревалась, и превращалась в пар. Это была гамлетовская пора зияния, распавшейся связи времен, которую приходилось восстанавливать самыми головокружительными полетами воображения. Если смотреть из отдаленного будущего, то, возможно, и Серебряный век не сравнится по накалу ищущей мысли с этими несколькими годами, переходными от молчания к гласности.
В это время я участвовал в создании и работе нескольких клубов и объединений московской гуманитарной интеллигенции. В них участвовали поэт, эссеист и математик Владимир Аристов, искусствовед и социолог Иосиф Бакштейн, филолог Ольга Вайнштейн, поэт Александр Воловик, поэтесса, романист и филолог Фаина Гримберг, художник и мыслитель Илья Кабаков, философ Виталий Ковалев, лингвист и прозаик Алексей Михеев, хозяйка круглого стола Людмила Польшакова, филолог Мария Умнова, физик Алексей Цвелик, физик и литературовед Борис Цейтлин, писатель Эдуард Шульман, культуролог Игорь Яковенко и многие другие. Под сменявшимися названиями и внутри расширявшегося круга людей - Клуб эссеистов, ассоциация "Мысль и Образ", Лаборатория современной культуры - действовала одна и та же метафизическая страсть, искавшая отзвуков и резонансов среди людей близких и далеких по духу. Каждый из нас приходил и выкладывал свой Проект, свое толкование первых и последних вещей. Мир начинался заново, у него еще не было основы, ее предстояло создать - причем из своей собственной мысли, за отсутствием других ощутимых материалов в стране восторжествовавшего материализма. Дальше в дело пошли бы уже политики, практики, инженеры, банкиры - но чтобы перевернуть Маркса таким же способом, каким он перевернул Гегеля, нам предстояло поставить грядущий мир на умное основание. Каждый приходил к другому со своей ненаписанной или полунаписанной, неизданной или самиздатовской книгой, которой предстояло стать Библией новых народов, уставом новых партий, манифестом новых искусств, аксиомой новых наук. Если бы не это "многокнижие" нашей московской среды - первая ласточка будущей многопартийности, многоцерковности и прочих видов плюрализма - и Книга книг не могла бы найти своего содержания, не могла бы наполнить ту радиально-круговую форму Словаря, в которой она явилась в марте 1984 г. В эту книгу влилось столько потенциальных книг, столько философских волнений, намерений и решений оставили в ней свой след, что в любой другой исторической ситуации форма "Книги в квадрате" оказалась бы пустой абстракцией, волевым экспериментом книжного червя, болеющего несварением массы прочитанных книг.
С 1988 года все это кипение ума стало уже выходить в общественное действие, в политические собрания, митинги, манифестации, и тогда же заново стала сгущаться какая-то черная безнадежность, как будто мысль отчаялась выговорить себя до конца, изменить что-то в окружающем - и опять замкнулась в себе. Эпоха метафизической бури и натиска подошла к концу. Казалось, книга не имеет конца - но страница, которая написалась в апреле 1988 года и называлась "Познание и любовь", оказалась последней, 1563-й. Больше книга не писалась, пространство, которое она должна была заполнить, сомкнулось вокруг нее, совпало с ней своими границами.
В январе 1990 года я уехал по приглашению одного университета в США, да так и преподаю с тех пор, правда, уже в другом университете. Пятикилограммовая ксерокопия книги уехала со мной, а впоследствии с оказией пришел и оригинал. Чуть ли не в первый свой месяц в Америке я с машинки пересел за компьютер, полюбил его как долгопамятливое и работоспособное существо. В 1992-93 примерно две трети Книги оказались распечатанными на эфирных страницах.
В 1995 году я открыл для себя пространство Интернета - и сразу узнал в нем тот "магический кристалл", через который впервые увидел даль Книги книг, ее прозрачную многогранность. Так из замысла Книги книг родился ИнтеЛнет, который должен была стать интеллектуальной репликой Интернета, его уменьшенным и углубленным подобием. Скорость электронных связей, заимствованная у человеческой мысли, должна была в мысль и вернуться, из технической сферы перейти в гуманитарную. У меня выстроилась интерактивная программа введения новых идей в хранилище ИнтеЛнета, обозначились три его составляющих - Банк междисциплинарных идей, Мыслесвязи и гуманитарная дисциплина Интелнетика. Желающие могут отправиться в путешествием по этим страницам, заглянуть в хранилище новых идей, а также в копилку афоризмов. Интелнет возник как электронное развитие Банка новых идей, маленькой московской институции, работавшей с конца 1986 г. в рамках объединения "Образ и мысль". Электронный Банк - программа приема, регистрации (патентования) и публичного обсуждения гуманитарных идей, выходящих за рамки определенной специальности. Книга Книг продолжает круговращение идей, начатое Интелнетом, но уже в противоположную сторону: от приема - к выдаче. В электронном пространстве возникает пункт раздачи новых идей - терминов, понятий, теорий, которые могут лечь в основание последующих книг и проектов, вырастить генерацию новых умов, составить гуманитарную библиотеку будущего.
3. Принципы Библиотеки
Первая особенность - тематическая. Насколько я знаю, это первое в русской Сети собрание теоретических текстов в разных областях гуманитарных наук. Долгое время в Рунете были только персональные странички, а также тексты журнально-газетные, рекламно-коммерческие, литературно-художественные, меньше - научно-технические; а философия, культурология, филология, кажется, впервые вышли на страницы русского Интернета в столь систематическом и компактном виде, как авторская библиотека.
Вторая особенность - интерактивность, обмен идеями с читателем. Банк новых идей - это механизм приема и распространения гуманитарных, преимущественно междисциплинарных идей. Книга книг - форма раздачи идей, передачи их в вечное пользование тем, кто хотел бы их самостоятельно развить в книгу, статью и т.д. Гуманитарные журналы (счетом 10) - постоянные форумы для обсуждения новых идей и направлений на полях или на стыке разных дисциплин. Это не просто библиотека, а лаборатория виртуальной словесности (отсюда ударение на "виртуальная" в названии библиотеки). Эту библиотеку составляют не только труды, перенесенные из уже ранее напечатанных книг и журналов, но (гипер)тексты, выросшие в самом этом пространстве - виртуальные книги, а также виртуальные дисциплины и практики, виртуальные авторы, системы мысли. Иными словами, это библиотека не просто электронная (в техническом смысле), но виртуальная по стилю письма и мышления.
Третья особенность - "двуязычие" библиотеки, взаимосвязь ее русского и английского компонентов, образующих целостность ИнтеЛнета как начального этапа создания многодисциплинарного и многоязычного "общечеловеческого" мозга. При этом английские и русские сайты дополняют, но не повторяют друг друга, там практически нет переводных материалов. Английский ИнтеЛнет включает библиотечку моих английских текстов; Банк новых идей и сопутствующие сайты - Мыслесвязи (thinklinks), Афоризмы, Интелнетика; Импронет - площадку коллективных интеллектуальных импровизаций; "Симпосион. Журнал русской мысли" (издается по-английски в твердой форме, но отдельные материалы помещаются в сети); другие сайты, посвященные русской философии. Русский ИнтеЛнет включает библиотечку моих русских текстов; Книгу книг; десять гуманитарных журналов...
http://www.russ.ru/antolog/INTELNET/rus_ukaz.htmlhttp://www.russ.ru/antolog/INTELNET/virt_bibl.htmlhttp://www.russ.ru/antolog/INTELNET/kniga_knig.htmlhttp://www.russ.ru/antolog/INTELNET/zhur_gum.html Наконец, мой последний и самый "горячий" проект пополнения лексического запаса русского языка, обновления словообразовательных моделей - "Дар слова. Еженедельный лексикон".
http://www.russ.ru/antolog/INTELNET/dar0.html Для меня существенно, что тексты не переводятся с языка на язык, а существуют каждый на своем языке, - но это тексты одного и того же автора, построенные вокруг одних идей и мотивов. Возникает стерео-эффект. Нам даны два глаза, чтобы объемно воспринимать предмет, два уха, чтобы объемно воспринимать звук, - и как минимум два языка, чтобы объемно воспринимать мысль. Подобно тому как есть стереокино и стереомузыка, должна быть стереопоэзия и стреофилософия, которые пользуются разностью языков для того, чтобы представить образ или идею в их объемности, двуязычии. Английский и русский обладают разной кривизной в смысловом пространстве: что-то короче и прямее звучит по-английски, что-то по-русски, и если перевод вычитает этот эффект разности, оставляя в остатке эквивалентность двух языков, то ИнтеЛнет предлагает скорее свод языков в объемной перспективе, их наложение друг на друга.
4. Acknowledgements
Я благодарен сотрудникам Русского Журнала ("Пушкина"), прежде всего, Илье Овчинникову, Дмитрию Иванову и Татьяне Восковской, которые оказали большую поддержку московскому зеркалу ИнтеЛнета; и Филиппу Сапиензе, который поддерживает английские сайты и недавно прибавил к ним важную функцию Поиска. Мне симпатичны и дружественны некоторые другие проекты, такие, как сетературный конкурс "Тенета", литературный сайт "Остракон" в Израиле.
5. Время загружать соты
ИнтеЛнет периодически получает новые импульсы в зависимости от наличия у меня свободного времени. В апреле 1998 года я начал вводить туда вышеупомянутую Книгу книг - словарь альтернативного сознания, энциклопедию новых идей и парадигм в гуманитарных дисциплинах. В июле 1998 г. вывесил десять журналов, или, как я называю, журнетов, поскольку они имеют определенных тематический и дисциплинарный профиль, но лишены периодичности: "Новые секты и движения", "Воображаемые науки", "Теория пустот", "Северная паутина", "Философский язык", "Эротический язык", "Тихая жизнь", "Русская хандра" и др., по тем проблемам, которые ищут теоретического внимания к себе, но еще не нашли.
У меня самого, конечно, не хватает рук, чтобы обслуживать все запущенные мною станки, и, к сожалению, я не вижу много рук на подхвате. Мое дело, или, если хотите, стиль - это теоретическая инициатива, а будет ли она подхвачена и как разовьется, я не могу предопределить, могу только отслеживать с радостью, сочувствием, благодарностью. Область моего действия - зачатки, зародыши, интеллектуальные потенции, из которых сам я могу осуществить ничтожно малую часть. Мне близок тип гуманитария-изобретателя, который, в отличие от традиционного гуманитария-исследователя, не только изучает продукты культуры, но сам пытается продуцировать новые формы пребывания и действия в культуре,. Эту область активного преобразования культуры на основе ее гуманитарного исследования я называю КУЛЬТУРОНИКОЙ. Культуроника - это изобретательская деятельность в области культуры, конструирование новых технологий общения, новых политик познания...
Последнее большое вливание в ИнтеЛнет произошло в мае 1999 года: пользуясь более удобным редактором, Netscape Composer, я ввел в сеть библиотечку своих английских текстов и раз в десять расширил русскую библиотеку. Теперь там есть целые книги, например, "Новое сектантство", "Мыслители нашеего времени", а главное - тексты по всем основным категориям моей работы: философия, религия, язык, общество и мифология, теория культуры, поэтика русской литературы, междисциплинарные проекты, эссеистика, и т.д. Общий объем ИнтеЛнета (текстуальный, без картинок) составил порядка 12 мегабайт. Одновременно в него влилось еще несколько сайтов сотрудничающего со мной Филиппа Сапиензы - "Транскультурная риторика", "Праксис", "Библиографии"... Когда у меня образуется новый резерв свободного времени, я хотел бы двинуть вперед Книгу книг, представленную пока в основном системой введений.
Вообще на первых порах создания Сети ведущую роль играл образ Паутины (нужно было ее соткать); теперь же, мне кажется, должен выдвинуться образ Улья или Сот, которые надо чем-то заполнять. Паутину ведь нельзя заполнить, это красивая, сложно сплетенная ткань, годная только для уловления мошек, для фиксации всяких мимолетных слухов и фактов. Когда же встает вопрос о наполнении сети, о том, чтобы ее ячейки не просто сквозили, но держали и копили "мед мысли", то нужны соты, ульи, пасеки и пасечники. У Мандельштама есть строчка: "Ах, тяжелые соты и нежные сети...!". Так вот, "нежные сети" уже сплетены, пора загружать "тяжелые соты".
6. Как защитить идеи
Главный тормоз в развитии электронных библиотек, и особенно их интеллектуальных разделов (естественные и гуманитарные науки), - незащищенность идей от плагиата. Авторов беспокоит не столько перспектива бесконтрольного и безгонорарного размножения их идей, сколько угроза их присвоения электронными ворами.
В этой связи хотелось бы предложить разработчикам Интернета, особенно его новых скоростных линий (Интернет-2), простой метод охраны интеллектуальной собственности - на основе уже существующих поисковых систем. Работая в обратном направлении, не от пользователя к сайтам, а от сайтов к авторам, поисковые системы легко превращаются в сторожевые. Как только текст, идентичный данному хотя бы в двух-трех незакавыченных предложениях или десятке словосочетаний, выводится где-то в Сеть, - подается сигнал на сайт текста-подлинника (туда, где он впервые был введен в Сеть). Тем самым автор - или первый публикатор - извещается о воспроизводстве (если есть разрешение) или о краже (если разрешения нет) первичного текста. Если поисковые моторы позволяют нам легко находить идентичные тексты и словосочетания на множестве сайтов, значит, эта проблема технически разрешима: каждый текст может получить сигнал (например, окраситься кровью), как только в Сети появляется его двойник.
Сейчас еще возможен плагиат посредством упрятывания похищенного из Сети текста в книгу, журнальную статью, но через несколько лет только электронная публикация будет признаваться аутентичной, принимаемой к сведению и классификации научным сообществом. И тогда на любом воре будет гореть шапка, то есть его плагиат сразу отзовется в тексте-первоисточнике, введет в действие сигнал электронной тревоги, что-то вроде пронзительной сирены.
Еще эффективнее передавать этот сигнал в централизованную систему контроля за авторским правом, которая возникнет под эгидой существующих больших поисковых систем и на их технической основе (Altavista, Yahoo, Lycos, Rambler и т.д.). Ведущие университеты, участвующие в проекте Интернет-2, также могут учредить свою собственную систему охраны интеллектуальной собственности, своего рода электронные BBB (Bureau of Better Business), которые в данном случае лучше назвать CCC (Committee for Clear Citations; or Center for Copying Credits). Сигнал о текстуальных повторах поступает в центр по соблюдению авторских прав, где автоматически регистрируется и закладывается в электронные профили индивидов и организаций-нарушителей, с соответствующей системой штрафов и угрозой академической дискредитации. В принципе, нет ничего проще, чем установить приоритет оригинального текста над его копией - сличением дат публикации, которые проставляются в Интернете автоматически.
Так новые мощности и скорости Интернета-2 позволили бы решить проблему интеллектуальной собственности, созданную Интернетом-1. Но у этой проблемы есть и другая сторона, которой я коснусь в связи со следующим вопросом.
.
7. Обаяние Рунета
Самое интересное, что отличает русский Интернет от известного мне американского, - это более свободное развитие электронных библиотек, не скованное тисками копирайта и издательских претензий. Российская сеть, хотя и несравнимо меньших масштабов, чем англоязычная, гораздо прозрачнее для исследовательской работы: в ней появляются значительные тексты, первостепенные литературные источники, причем почти синхронно, а иногда и с опережением их бумажной публикации. На Рунете все еще (или уже) господствует коллективная манера ведения интеллектуального хозяйства.
Коммунистические навыки в этом смысле оказались не совсем вредными - они позволяют скорее войти в общее информационное поле, расставшись с иллюзией, что "эта мысль моя, никому ее не отдам". Коммунизм был бы непобедим, если бы начался с того, чем он сейчас заканчивается, - не с раздела материальной собственности, не с экспроприации земель и орудий производства, а с построения новых коммуникативных сетей, где мысль свободно перешагивает барьеры частной собственности.
Только в Рунете (сравниваю с англоязычной сетью) возможны такие феномены, как библиотека Мошкова и другие хранилища, содержащие обширные, основные тексты живущих авторов: можно почитать и Солженицына, и Бродского, и Стругацких, и Пелевина. А вот попробуйте найти в англоязычной Сети тексты Джона Апдайка, Сола Беллоу или Стивена Кинга - практически ничего не найдете, кроме, может быть, нескольких случайных интервью и второстепенных газетных публикаций.
Все остальное - в собственности издателей, которые своих прав не уступят не на йоту (а из российских, кажется, только Ad Marginem недавно озаботилось нарушением своих прав на роман В. Сорокина - другие издатели словно бы и не заглядывают на интернет).
Пример для сравнения: несколько дней назад я получил письмо от американского издательства, опубликовавшего в 1995 г. мою книгу "After the Future": оно хочет перепродать права на распространение ее электронной версии другой компании, netLibrary, причем за каждый экземляр будет взиматься $55 - такова стоимость этой книги в твердом переплете (в мягкой обложке она стоит в три раза дешевле). Вот пример того как, рассуждая по-марксистски, форма частной собственности приходит в противоречие с электронным бытием текста, доступного всякому и везде за считанные секунды.
"Незащищенность" авторских прав совсем не обязательно минус, в ней есть свои плюсы, и не только практические (найти хороший текст в Сети, а не бежать в магазин или библиотеку)... "Отмена" авторских прав в Сети созвучна постмодерным идеям о "смерти автора", о "глобальной деревне" (и следовательно, о новом фольклоре) - и эспериментально проверяет эти идеи, стимулирует разработку новых, пост-авторских, пост-индивидуальных типов творчества (анонимного, коллективного, персонажного, диалогического, соборного, коммунального, эпистолярного...). Слово растекается по сотам-сетям, мысль проносится во всех направлениях, улей жужжит, пчелы мелькают, соты тяжелеют, а кто какую капельку куда сложил - это вопрос скорее юридического или технического, чем интеллектуального порядка. Конечно, за индивидом нужно признавать право на индивидуальное высказывание, авторскую собственность, но нужно признать и право пренебрегать этим правом, отказываться от этой собственности. Тот же закон действует и в материальной сфере: плагиат, как и кража, подлежат суду и наказанию, но милосердие и филантропия достойны всяческого поощрения.
Я надеюсь, русская сеть выработает иной, более щедрый кодекс интеллектуальной собственности. Авторское право должно охранять именно интересы автора, его право на текст, а не право издателя на копирование и распространение текста, поскольку в электронных медиа издатель становится "третьим лишним" между автором и читателем. Во всяком случае, решать вопрос авторского права должен сам автор, и лишь по его поручению или согласованию с ним - издатель.