Питер - обычный город, только хуже
Я понял одно: никогда и ни при каких обстоятельствах я не смогу проникнуться к этому городу хотя бы какой-то долей симпатии. Не потому, что питаю к нему фундаментальную неприязнь. Вовсе нет, даже говорить об этом не приходится. Он, #Питер, может быть, и хорош, чтобы приехать сюда на один день, поторчать на гранитной набережной, зайти в пару музеев и уехать, но не более.
В первые же минуты пребывания здесь я понял, что мне не очень легко дышать. Тяжелый, очень влажный воздух, к которому я не смогу привыкнуть никогда. Я люблю сухой, какой есть в городах центральной части или же теплый соленый, какой есть на побережье теплых морей. А, вот, этот, промозглый даже в солнечный день, нет. Впрочем, это субъективные вещи, частью даже напускные.
В Питер приезжают восхищаться и, раскрыв рты, смотреть на «архитектуру». Я тоже смотрел на нее, но взгляд всегда соскальзывал на детали, выдающие с головой всю поднаготную. Если даже сами обитающие в Питере люди присмотрятся к своим зданиям, стоящим в историческом центре, они увидят, что их «особый колорит» складывается из собственно архитектурных особенностей, порожденных итальянскими и французскими архитектурными гениями, особой плотной застройки и почти невидимых следов постоянного истачивания камня водой. Эти следы везде, от слоящейся штукатурки и темных потеков на облицовке, до следов исторических весенних ледоходов, краями толстых льдин обтиравших гранитные набережные и основания домов.
В этом городе присутствие воды и сырость буквально чувствуются, будто они вплетены в сам город. Это ощущение не пропадает даже в метро - в межрельсовой яме стоит вода. А по узким улицам будто гуляет едва ощутимый запах сырой гнили. Не удивительно, что слово «туберкулез» прочто ассоциировано с Питером не только у меня. Я не мог отделаться от этого ощущения никаким образом.
И вместе с этим Ленинград для меня остается и будет всегда городом-героем. Не Питер, а именно Ленинград. Когда-нибудь я приеду сюда с одной целью - увидеть ту часть его истории, которая еще уцелела с той самой зимы 1941 года и всех девятисот дней беспримерного подвига.