Как я могу желать?
Вчера ночью небо было особенно высоким, да еще и пятнистым, как коровья шкура - черный фон, полупрозрачные серебристые облака. Луна время от времени исчезала за облаками, подсвечивая их огромную ледяную изнаночную сторону.
Я вышла долить воды лошадям и так и встала, задрав голову, на полпути между комнатой и верхними конюшнями. Меня окружали разномастные породистые собаки.
- Вроде, все есть. Два жеребца. Три кобылы. Мерины. Жеребята. Кобели. Суки. Деревья, - мысленно объясняла я Луне. - Люди, кому можно о них рассказать. Люди, кто мне расскажет. Все для жизни есть. Или не все? Одного нет - самого важного и главного человека, для которого и я была бы самой важной и главной.
Луна слушала, не моргая, не меняя выражения лица.
- Вот у тебя Солнце есть. Вы, конечно, видитесь не слишком часто, и при затмениях закрываете свет друг друга, но все же. А у меня что? У всех моих близких есть кто-то, кто им важнее, чем я. У мамы моей, пожалуй, нет, но там отдельная история, малополезная.
Мне стало тоскливо. Я дошла до баков с водой, взяла ведро и напоила лошадей. Они были теплыми, дышали, двигались, реагировали на голос и жесты, и это отвлекало и даже развлекало.
Закончив обход, я вернулась в залитое золотым светом маленькое пространство комнаты - готовиться ко сну, расправлять кровать - и вспомнила, что у моей тоски есть одно красивое имя, две звучные испанские фамилии и роскошные глаза - большие, тёмные, быстрые, зоркие, с огненными искорками в глубине. Вот, если бы он только хотел и мог стать для меня самым главным и важным - разве осмелилась бы я просить еще что-то у Бога, Которого нет? Но Бог не захотел показать мне этот чудесный взгляд даже во сне.
Утро свалилось как снег на голову. За завтраком я в мессенджере жаловалась подруге на ночной приступ одиночества:
- Да знаю, знаю, это неправильно. Во-первых, нет такого человека, который мог бы стать для меня всем миром - слишком много комнат в моем сердце уже заняты, и я ни за что не выселю старых жильцов. Во-вторых, для меня быть смыслом для кого-то, кто не я, стало бы слишком тяжким крестом - а где спину ломит и ноги еле ходят, где нет свободы, - там и любовь быстро заканчивается или даже не начинается. Опять же, у других этих главных и самых важных ролей в их жизнях наберется от двух до десяти - супруг или супруга, дети, сестры с братьями, родители, лучшие друзья. Уж никак не об одном человеке речь.
Вопрос выглядел решенным, но не ощущался таковым. Он был чем-то вроде полуоткрытой двери, из-за которой промозгло поддувало.
Во второй половине дня небо перевернулось, на наш мирок вылился ледяной ливень. Я кормила лошадей, поминая сквозь зубы такую-то мать. Мои куртка, джинсы и даже волосы под пальмовой шляпой промокли насквозь.
Наверное, вместе с холодной водой в мою голову попала правда. Мне не нужен сам человек, мне не нужна цель - я исступленно мечусь в поисках зеркала, чтобы увидеть себя саму. Чтобы говорить ему: «Мама, я поела. Мама, я нарисовала картинку. Мама, я красивая? Мама, я смелая? Мама, я молодец?»
Я не в состоянии увидеть и почувствовать того, кого хотела бы сделать самой важной частью своей жизни, - его суть гибким серым зверьком ускользает от меня. Он обитает в краях, куда я не то, что не поднималась - не видела ни дороги, ни карты. У него есть идеи и навыки, о которых я не то, что не имею понятия - но и в самых смелых фантазиях не могу представить, как это в принципе можно понять.
Он нужен мне только в качестве функции - зеркала, которого не поднесли в детстве к моему лицу (и с тех пор я очень долго не знала, как выгляжу, и, главное, кто я). Доброго, поддерживающего, понимающего, честного зеркала. Помощника - которого не было, когда я, еще маленькая, глупая и слабая терпела избиения, издевательства и пыталась соответствовать непосильным требованиям. Спасителя - который не пришел, когда я искала смерти (и не нашла, только потому что у меня девять жизней). Отца и матери, которые не выросли сами (и у них не случилось ни зеркала, ни помощника, ни спасителя). В ответ я не могла дать ему ничего - даже увидеть его настоящие черты. Самый главный, самый важный человек в моей жизни - это средство, а не цель. Цель - я сама, мое самопознание, мое благополучие. А на месте зеркала может быть кто угодно. Лишь бы молчал. И, по возможности, не моргал слишком часто.
Людям не нравится быть вещами. Людям не нравится быть средствами. Даже тем из нас, кого несуществующий Бог наделил самыми прекрасными глазами в мире. Неудивительно, что мне не стать сеньорой de - две невероятные испанские фамилии. Это самое жестокое слово - «никогда». И самое справедливое.
Я не хочу быть непонятно чьим зеркалом. Я не хочу быть непонятно чьей спасительницей. Я не хочу, чтобы чужой взрослый человек через меня смотрел на себя. Я не хочу слушать бесконечные: «Мама, я надел шапку. Мама, я сильный? Мама, я добрый?» от взрослого человека.
Как я могу желать того, что сама терпеть не могу, мужчине, восхитительнее которого нет под стылым небом Ахуско?