Светлана Проскурина
Перемирие - это избыток мира. Когда мира много и мы не успеваем осознать все то, что он нам предлагает, не можем жить с этим органично, спокойно, ласково. Но, уверяю вас, эта история могла бы быть и такой: мальчик вышел из своего дома и пошел в дом по соседству, и этого пути ему было бы достаточно, чтобы понять себя, обрести свое лицо, научиться отвечать за него.
Другое дело, что быть тонким и понимающим - это не награда, а огромная работа. Это колоссальная тягота - быть живым. И потом, мой герой очень молод. Именно энергия молодости дает ему возможность барахтаться, узнавать себя и отважно принимать все, что с ним происходит. Молодость - это состояние чистоты, даже если ты вляпался в какую-то мерзость, не справился с собственным низом. У тебя еще есть этот шанс - быть безрассудным, быть живым, быть…
А дальше что?
Когда молодость утрачивается, наши энергии распластываются, становятся векторными. Они несутся во все концы, и мы потихонечку утрачиваем жизнь, если хотите. Конечно, молодую душу можно застать и во взрослом человеке. Но это значит, что он пропустил свой сюжет, если за столько лет никак не потратился.
Мне кажется, от этого больше всего сходишь с ума - когда твой сюжет стоит, не работает. Особенно в молодости: «Мне восемнадцать лет, а еще ничего не случилось!» А что должно случиться?! Ты живешь, ты полон энергии, ты можешь заниматься профессией, любовью, чем угодно. Ан нет, жизнь все равно уходит.
То, что вы называете «сюжетом», - это что-то иррациональное? Или его можно «написать» самостоятельно?
Конечно, это наш сакральный путь. И здесь годится любое понимание. Если вы считаете, что господь бог или судьба вами руководит - пожалуйста. Если вы считаете, что все спонтанно и бессмысленно - пожалуйста. Результат все равно один: тревожное ожидание своего сюжета и невозможность влиять на него. Ну, только разве что простодушно: ушел из института - пришел в институт, бросил работу или сменил ее, остался в семье - ушел из семьи. Это как «Три сестры»: «В Москву, в Москву…» А в Москве мы все те же.
Все мои персонажи - они без кожи. А если человек живой, он обязательно страдает. И только страдание определяет нашу сущность. Это как структура красного дерева: чем больше гроз, бурь, ветров, засух обрушивается на него, тем круги на нем явственнее. А если бы это была ровная жизнь в дендрарии, «пламени» у красного дерева не было бы.
все режиссеры вырабатывают свою схему человека, разбирают по частям. вот здесь верх-низ. сюжет. легко оперируют этими словами, выстраивают образы.
Другое дело, что быть тонким и понимающим - это не награда, а огромная работа. Это колоссальная тягота - быть живым. И потом, мой герой очень молод. Именно энергия молодости дает ему возможность барахтаться, узнавать себя и отважно принимать все, что с ним происходит. Молодость - это состояние чистоты, даже если ты вляпался в какую-то мерзость, не справился с собственным низом. У тебя еще есть этот шанс - быть безрассудным, быть живым, быть…
А дальше что?
Когда молодость утрачивается, наши энергии распластываются, становятся векторными. Они несутся во все концы, и мы потихонечку утрачиваем жизнь, если хотите. Конечно, молодую душу можно застать и во взрослом человеке. Но это значит, что он пропустил свой сюжет, если за столько лет никак не потратился.
Мне кажется, от этого больше всего сходишь с ума - когда твой сюжет стоит, не работает. Особенно в молодости: «Мне восемнадцать лет, а еще ничего не случилось!» А что должно случиться?! Ты живешь, ты полон энергии, ты можешь заниматься профессией, любовью, чем угодно. Ан нет, жизнь все равно уходит.
То, что вы называете «сюжетом», - это что-то иррациональное? Или его можно «написать» самостоятельно?
Конечно, это наш сакральный путь. И здесь годится любое понимание. Если вы считаете, что господь бог или судьба вами руководит - пожалуйста. Если вы считаете, что все спонтанно и бессмысленно - пожалуйста. Результат все равно один: тревожное ожидание своего сюжета и невозможность влиять на него. Ну, только разве что простодушно: ушел из института - пришел в институт, бросил работу или сменил ее, остался в семье - ушел из семьи. Это как «Три сестры»: «В Москву, в Москву…» А в Москве мы все те же.
Все мои персонажи - они без кожи. А если человек живой, он обязательно страдает. И только страдание определяет нашу сущность. Это как структура красного дерева: чем больше гроз, бурь, ветров, засух обрушивается на него, тем круги на нем явственнее. А если бы это была ровная жизнь в дендрарии, «пламени» у красного дерева не было бы.
все режиссеры вырабатывают свою схему человека, разбирают по частям. вот здесь верх-низ. сюжет. легко оперируют этими словами, выстраивают образы.