Дом Кшесинской за дрыгоножество подаренный
нынче - рабочая блузница.
Сюда течет фабричное множество,
здесь закаляется в ленинской кузнице.
(с)ВВМ
Следующая остановка у дома номер один по Кронверкскому проспекту
Здесь теперь музей
Вход в особняк в глубине дворика
Музей работал, но солнечный день жалко на него тратить.
В другой раз зайду, а сейчас несколько элементов декора северного модерна.
Клён зелёный, лист резной
И на ограде тоже
Растительный орнамент в оформлении входа
Кадр крупнее, с лиственницей
Афиши
Мемориальные доски
Знаменитый балкон
[Маяковском о том времени:]
Глоткой орудий, шипевших и вывших,
друг другу страны орут - на колени!
Додрались, и вот никаких победивших -
один победил товарищ Ленин.
Империализма прорва!
Мы истощили терпенье ангельское.
Ты восставшею Россией прорвана
от Тавриза и до Архангельска.
Империя - это тебе не к'ура!
Клювастый орел с двухглавою властью.
А мы, как докуренный окурок,
просто сплюнули их династью.
Огромный, покрытый кровавою ржою,
народ,голодный и голоштанный,
к Советам пойдет или будет буржую
таскать, как и встарь, из огня каштаны? -
Народ разорвал оковы царьи,
Россия в буре, Россия в грозе, -
читал Владимир Ильич в Швейцарии,
дрожа, волнуясь над кипой газет.
Но что по газетным узнаешь клочьям?
На аэроплане прорваться б ввысь,
туда, на помощь к восставшим рабочим, -
одно желанье, единая мысль.
Поехал, покорный партийной воле,
в немецком вагоне, немецкая пломба.
О, если бы знал тогда Гогенцоллерн,
что Ленин и в их монархию бомба!
Питерцы всё еще всем на радость
лобзались, скакали детишками малыми,
но в красной ленточке, слегка припарадясь,
Невский уже кишел генералами.
За шагом шаг - и дойдут до точки,
дойдут и до полицейского свиста.
Уже начинают казать коготочки
буржуи из лапок своих пушистых.
Сначала мелочь - вроде мальков.
Потом повзрослев - от шпротов до килечек.
Потом Дарданельский в девичестве Милюков,
за ним с коронацией прет Михаильчик.
Премьер не власть - вышивание гладью!
Это тебе не грубый нарком.
Прямо девушка - иди и гладь ее!
Истерики закатывает, поет тенорком.
Еще не попало нам и росинки
от этих самых февральских свобод,
а у оборонцев - уже хворостинки -
«марш, марш на фронт, рабочий народ».
И в довершение пейзажа славненького,
нас предававшие и до и потом,
вокруг сторожами эсеры да Савинковы,
меньшевики - ученым котом.
И в город, уже заплывающий салом,
вдруг оттуда, из-за Невы,
с Финляндского вокзала
по Выборгской загрохотал броневик.
И снова ветер свежий, крепкий
валы революции поднял в пене.
Литейный залили блузы и кепки.
«Ленин с нами! Да здравствует Ленин!»
- Товарищи! - и над головами первых сотен
вперед ведущую руку выставил.
- Сбросим эсдечества обветшавшие лохмотья.
Долой власть соглашателей и капиталистов!
Мы - голос воли низа, рабочего низа всего света.
Да здравствует партия, строящая коммунизм,
да здравствует восстание за власть Советов! -
Впервые перед толпой обалделой
здесь же, перед тобою, близ, встало,
как простое делаемое дело,
недосягаемое слово - «социализм».
Здесь же, из-за заводов гудящих,
сияя горизонтом во весь свод,
встала завтрашняя коммуна трудящихся -
без буржуев, без пролетариев, без рабов и господ.
На толщь окрутивших соглашательских веревок
слова Ильича ударами топора.
И речь прерывало обвалами рева:
«Правильно, Ленин! Верно! Пора!»
Дом Кшесинской, за дрыгоножество
подаренный,нынче - рабочая блузница.
Сюда течет фабричное множество,
здесь закаляется в ленинской кузнице.
«Ешь ананасы,
рябчиков жуй,
день твой последний
приходит, буржуй».
Уж лезет к сидящим в хозяйском стуле -
как живете да что жуете?
Примериваясь, в июле
за горло потрогали и за животик.
Буржуевы зубья ощерились разом. -
Раб взбунтовался! Плетями, да в кровь его!
этим стеклянным павильоном я долго любовалась
Там и внутри красиво, чувствуется.
Общий вид с противоположной стороны Кронверкского проспекта
Сюда течет фабричное множество,
здесь закаляется в ленинской кузнице.
(с)ВВМ
Следующая остановка у дома номер один по Кронверкскому проспекту
Здесь теперь музей
Вход в особняк в глубине дворика
Музей работал, но солнечный день жалко на него тратить.
В другой раз зайду, а сейчас несколько элементов декора северного модерна.
Клён зелёный, лист резной
И на ограде тоже
Растительный орнамент в оформлении входа
Кадр крупнее, с лиственницей
Афиши
Мемориальные доски
Знаменитый балкон
[Маяковском о том времени:]
Глоткой орудий, шипевших и вывших,
друг другу страны орут - на колени!
Додрались, и вот никаких победивших -
один победил товарищ Ленин.
Империализма прорва!
Мы истощили терпенье ангельское.
Ты восставшею Россией прорвана
от Тавриза и до Архангельска.
Империя - это тебе не к'ура!
Клювастый орел с двухглавою властью.
А мы, как докуренный окурок,
просто сплюнули их династью.
Огромный, покрытый кровавою ржою,
народ,голодный и голоштанный,
к Советам пойдет или будет буржую
таскать, как и встарь, из огня каштаны? -
Народ разорвал оковы царьи,
Россия в буре, Россия в грозе, -
читал Владимир Ильич в Швейцарии,
дрожа, волнуясь над кипой газет.
Но что по газетным узнаешь клочьям?
На аэроплане прорваться б ввысь,
туда, на помощь к восставшим рабочим, -
одно желанье, единая мысль.
Поехал, покорный партийной воле,
в немецком вагоне, немецкая пломба.
О, если бы знал тогда Гогенцоллерн,
что Ленин и в их монархию бомба!
Питерцы всё еще всем на радость
лобзались, скакали детишками малыми,
но в красной ленточке, слегка припарадясь,
Невский уже кишел генералами.
За шагом шаг - и дойдут до точки,
дойдут и до полицейского свиста.
Уже начинают казать коготочки
буржуи из лапок своих пушистых.
Сначала мелочь - вроде мальков.
Потом повзрослев - от шпротов до килечек.
Потом Дарданельский в девичестве Милюков,
за ним с коронацией прет Михаильчик.
Премьер не власть - вышивание гладью!
Это тебе не грубый нарком.
Прямо девушка - иди и гладь ее!
Истерики закатывает, поет тенорком.
Еще не попало нам и росинки
от этих самых февральских свобод,
а у оборонцев - уже хворостинки -
«марш, марш на фронт, рабочий народ».
И в довершение пейзажа славненького,
нас предававшие и до и потом,
вокруг сторожами эсеры да Савинковы,
меньшевики - ученым котом.
И в город, уже заплывающий салом,
вдруг оттуда, из-за Невы,
с Финляндского вокзала
по Выборгской загрохотал броневик.
И снова ветер свежий, крепкий
валы революции поднял в пене.
Литейный залили блузы и кепки.
«Ленин с нами! Да здравствует Ленин!»
- Товарищи! - и над головами первых сотен
вперед ведущую руку выставил.
- Сбросим эсдечества обветшавшие лохмотья.
Долой власть соглашателей и капиталистов!
Мы - голос воли низа, рабочего низа всего света.
Да здравствует партия, строящая коммунизм,
да здравствует восстание за власть Советов! -
Впервые перед толпой обалделой
здесь же, перед тобою, близ, встало,
как простое делаемое дело,
недосягаемое слово - «социализм».
Здесь же, из-за заводов гудящих,
сияя горизонтом во весь свод,
встала завтрашняя коммуна трудящихся -
без буржуев, без пролетариев, без рабов и господ.
На толщь окрутивших соглашательских веревок
слова Ильича ударами топора.
И речь прерывало обвалами рева:
«Правильно, Ленин! Верно! Пора!»
Дом Кшесинской, за дрыгоножество
подаренный,нынче - рабочая блузница.
Сюда течет фабричное множество,
здесь закаляется в ленинской кузнице.
«Ешь ананасы,
рябчиков жуй,
день твой последний
приходит, буржуй».
Уж лезет к сидящим в хозяйском стуле -
как живете да что жуете?
Примериваясь, в июле
за горло потрогали и за животик.
Буржуевы зубья ощерились разом. -
Раб взбунтовался! Плетями, да в кровь его!
этим стеклянным павильоном я долго любовалась
Там и внутри красиво, чувствуется.
Общий вид с противоположной стороны Кронверкского проспекта