Четвёртый проект
Если Россия не вписывается ни в модернистский Восток, ни в постмодернистский Запад, ни в контрмодернистский Юг, если она не встраивается ни в один из этих трёх мировых проектов, то что ей остаётся делать? Выдвинуть четвёртый!
Почему русские могут предложить что-то своё? Ведь нафантазировать что-то могут все. Но если всмотреться в советское наследство, то выяснится, что русские осуществляли не "сталинскую модернизацию", а некий альтернативный проект развития. В котором были элементы классической модернизации, но было и то, что к ней не сводилось.
Индустриальный коллективизм
Модернизация связана не только с тем, чтобы брать людей из традиционного общества и перемещать на завод, в индустриальное общество. Это делали и мы. Она связана с разрушением традиционного общества. Индустриальный уклад создаётся на основе атомизации общества и создания новых матриц, свойственных современному обществу (законопослушание и так далее). Русские этого не делали. Они осуществляли форсированное, мощнейшее развитие без разрушения традиционного общества и даже с его укреплением. Что бы мы ни говорили о колхозе - это укрепление традиционного общества.
Могут сказать: "Его укрепляли, чтобы оттуда брать топливо и бросать его в котёл современного уклада, как при классической модернизации".
Нет. Потому что и современный уклад в СССР был коллективистским. Советское предприятие было общинного типа - со своей социальной средой, профилакториями, санаториями и т. д. И советский дворик, где играл граммофон, был частью этого индустриального коллективизма. Русские не только сохранили аграрный коллективизм в новой форме колхозов, но и создали новый индустриальный коллективизм. А затем и новый постиндустриальный коллективизм в виде академгородков. Классическая модернизация происходила, скорее, как эрозия советского общества. Наверное, Пётр проводил классическую успешную модернизацию. Наверное, Столыпин проводил полуклассическую неуспешную модернизацию. Но Сталин, Ленин явно шли не в сторону классической модернизации. Их вся русская история и необходимость сделать что-то мобилизованно - вели в другую сторону.
Знаменитое "русское чудо", кроме цифр, чем оно было ещё? А если внутри советского наследия находится тайна развития без разрушения коллективизма?
Если энергия мирового развития за счёт разрушения коллективизма уже исчерпана и модерну наступает естественный кирдык, если возникает остановка и регресс, то единственный шанс человечества сохранить развитие связан с русским советским наследством, совершенно по-новому понятым.
Я много езжу по миру и наблюдаю сложную амальгаму чувств, которую вызывает у мира Россия. Основное чувство - презрение к стране, отбросившей своё прошлое, двигающейся в коррупцию, бандитизм. Но внутри него, есть какое-то затаённое ожидание. А вдруг?..
Новый человек
Что больше всего проклиналось из "идиотизмов"советской эпохи? Новый человек. "Они не понимают, что человеческая природа есть константа, что человека нельзя и преступно менять. Они хотят человека изменить. Почему? Потому, что у них абсурдный порядок, и им для него нужен абсурдный человек. Они с нормальным-то человеком не могут ничего поделать, вот и выдумывают нового".
Открываю Эриха Фромма, одного из величайших философов и психоаналитиков ХХ века, смотрю на первые цитаты: "Чем ничтожнее твоё бытие, чем меньше ты проявляешь свою жизнь, тем больше твоё имущество, тем больше твоя отчуждённая жизнь".
Кто сказал эти великие строки? Карл Маркс.
А вот другой автор: "Действовать - значит быть". А это кто? Лао-Цзы.
В том, что делалось в связи с созданием этого нового человека, есть что-то безумно важное. Фромм пишет о наших ошибках. Социализм и коммунизм очень скоро превратились из движения, целью которого было построение нового общества и формирование нового человека, в движение, идеалом которого стал буржуазный образ жизни для всех.
"Предполагалось, что богатство и комфорт в итоге принесут всем безграничное счастье. Триединство неограниченного производства, абсолютной свободы и безбрежного счастья составило ядро новой религии (модерна - С.К.). <...> эта новая религия дала своим приверженцам жизненную силу".
Но вскоре выяснилось, что бесконечное удовлетворение своих потребностей, набирание этих очков удовольствия ничего не даёт. Что это всё чревато крушением. Гигантским крушением надежд модерна.
"Приехав в Осло для присуждения Нобелевской премии мира за 1952 год, Альберт Швейцер призвал мир "отважиться взглянуть в лицо сложившемуся положению... Человек превратился в сверхчеловека... Но сверхчеловек, наделённый сверхчеловеческой силой, ещё не поднялся до уровня сверхчеловеческого разума. Чем больше растёт его мощь, тем беднее он становится... Наша совесть должна пробудиться от сознания того, что чем больше мы превращаемся в сверхлюдей, тем бесчеловечнее мы становимся".
О чём здесь идёт речь? О том что целью жизни по новому мифу (который сейчас активно насаждается у нас) "является счастье, то есть максимальное наслаждение, через удовлетворение любого желания (Фромм называет это радикальным гедонизмом). И что "эгоизм, себялюбие и алчность - которые с необходимостью порождает данная система... - ведут к гармонии и миру".
Фромм недоумевает: до определённого времени, когда внутри модерна возникла червоточина постмодерна, - это было абсолютным абсурдом. "в истории человечества богатые следовали в своей жизни принципам радикального гедонизма.Обладатели неограниченных средств... пытались найти смысл жизни в безграничном наслаждении. Но хотя максимальное наслаждение в смысле радикального гедонизма и было целью жизни определённых групп людей <...>, оно никогда <...> не выдвигалось в качестве теории благоденствия никем из великих Учителей жизни в Древнем Китае, в Индии, на Ближнем Востоке и в Европе".
Никогда и никем до XVII века.
"Единственным исключением, - пишет Фромм, - был греческий философ, ученик Сократа Аристипп, который учил, что целью жизни являются телесные наслаждения, и что счастье - это общая сумма испытанных удовольствий". Даже Эпикур называл высшей целью "чистое" наслаждение, т. е. "отсутствие страдания" и состояние безмятежности духа. Согласно Эпикуру, наслаждение как удовлетворение желания не может быть целью жизни, ибо за таким наслаждением неизбежно следует его противоположное".
Никто из великих Учителей прошлого никогда не утверждал, что если тебе чего-то хочется, ты и должен это делать. Все обсуждали "различия между чисто субъективно ощущаемыми потребностями и объективными, действительными потребностями". Между тем, что пагубно, деградационно влияет на человека, - и тем, что его возвышает.
"Впервые после Аристиппа, - пишет Фромм, - теория о том, что целью жизни является осуществление всех желаний человека, получила отчётливое выражение у философов в XVII и XVIII веках. Подобная концепция могла легко возникнуть во времена, когда слово "польза" перестало обозначать "польза для души"..., а приобрело значение "материальной, денежной выгоды" - в период, когда буржуазия сбросила не только свои политические оковы, но и все цепи любви и солидарности и прониклась верой, что существование только для самого себя означает не что иное, как быть самим собой".
Уже "для Гоббса счастье - это непрерывное движение от одного страстного желания к другому". Следующий за ним Ламетри рекомендует "даже наркотики, так как они создают иллюзию счастья". А де Сад заявляет, что удовлетворение жестоких импульсов является законным только потому, что они существуют и настойчиво требуют удовлетворения.
Там, где модерн начал заболевать, возникает такая трансформация. Стремление к неограниченным наслаждениям и безделью "вступает в противоречие с идеалом дисциплинированного труда". Человек становится сломанной машинкой. Он, с одной стороны, вертится в стремлении к этому безграничному удовлетворению импульсов, набиранию очков. А с другой стороны, он оказывается парализованным, потому что нет мотора дисциплинированного труда.
Почему так долго существует Большой Дальний Восток? Там есть протестантская этика, буддистские модели, которые сохраняют дисциплинированный труд, разрушаемый изнутри этим принципом очков удовольствия.
"Капитализм ХХ века зиждется как на максимальном потреблении производимых товаров и предлагаемых услуг, так и на доведённом до автоматизма труде".
С одной стороны, мы должны как можно больше потреблять, с другой - как можно больше трудиться. Но вы же не можете делать это одновременно! Внутри вас возникает разрыв между одним и другим. "Мы представляем собой общество заведомо несчастных людей: одиноких, снедаемых тревогой и унынием, ...ощущающих свою зависимость".
До этой эпохи, пишет Фромм, "экономическое поведение определялось этическими принципами". А потом оно отделилось от этики и человеческих ценностей. "Благо для человека" было подменено "благом для системы". Так в чём же тут гуманизм? Как человек будет существовать, если система его непрерывно истребляет?
Дальше было сказано, что "благо системы" есть также "благо для всех людей". Помните: "Что хорошо для Форда, то хорошо для Америки"
"Это логическое построение подкреплялось дополнительной конструкцией: те самые качества, которые требовала система от человека, - эгоизм, себялюбие и алчность - являются якобы врождёнными; следовательно, они порождены не только системой, но и человеческой природой. Общества, в которых не было эгоизма, себялюбия и алчности, считались "примитивными", а членов этих обществ называли "детски наивными". Люди не понимали, что эти качества определяются не природой, а социальной ситуацией, в которую они погружены.
Из этого вытекают очень страшные вещи. Человек превращается в машину "имений" и хочет всё сделать своей собственностью . Мир оказывается поделен между категориями "быть" и "иметь". Посередине в постмодернизме возникает третья категория - "казаться".
Поэт пишет по этому поводу: "И нам уже важней казаться, и нам уже неважно быть". Исчезает понятие "быть", равносильное понятию "счастье". Вопрос ведь не в том, что люди должны иметь вещи, что вещи могут приносить им удовольствие. Вопрос в том, можно ли продать нечто фундаментальное за деньги - и массой этих вещей получить компенсацию. Если женщина отказывается от любви, выходит за нелюбимого человека и получает за это огромный уровень жизни, то ей всё время нужно "машиной потребления" подтверждать то, что она сделала правильный выбор. А если потребление не может быть раскручено - возникает голод.
Возникает потребительское безумие. Почему оно возникает? Потому что исчезает категория "быть". Потому, что человека пытаются представить не как процесс, а как константу. Что значит - "человек является данностью"? Что значит - "природа человека постоянна"? Какая природа? Природа зверя? Но человек - это тонкая плёнка над этой природой.
И вот этот вопрос о "новом человеке", содержащийся в коммунизме и неразрывно связанный с новым гуманизмом, может оказаться тем огромным благом, которое устремлено в XXI век. Не с какого-то идиотизма 13,5% бундестага вдруг сказали, что они будут восстанавливать не только социализм, но коммунизм. Просто все поняли, что если человек не станет новым, то он даже старым-то не окажется, а будет просто сметён с земли, как мусор.
Выход из тупика
И тут находится русское слово, находящееся в советском наследстве. Если бы сейчас реально был выдвинут новый проект, опирающийся на такие вещи, как индустриальный и постиндустриальный коллективизм; как "новый человек", "новый гуманизм", "история как сверхценность". Если бы на этих камнях русские построили новое здание, опираясь на своё великое наследство, то возник бы четвёртый проект.
Тогда мир бы стал другим, он приобрёл бы другую опору, другую динамику. Как он её имел при очень несовершенном коммунизме, который сам Эрих Фромм назвал "гуляш-коммунизмом", сказав, что обуржуазивание этого коммунизма и есть исток того, почему возникло постсоветское безумие. Вот если бы этот четвёртый проект возник сейчас, то, может, XXI век не стал бы веком конца человечества. Поэтому ставки огромны.
Создав этот четвёртый проект, мы ломаем тенденции, которые нас уничтожают. Сколько бы мы ни искали места в том мире, который формируют американцы, окажется де-факто, что нам места нет. Но если мы сформируем другой мир, то в нём найдётся место не только нам, но и всему человечеству. И не к катастрофе мировой войны и конца истории мир будет идти, а будет дальше двигаться по колее истории. И мы опять окажемся в авангарде.
Без постановки таких максимальных задач вся эта "минимизация" ничего не говорит русской душе. Она предпочитает умереть или заснуть, чем тешить себя малыми удовольствиями жалких суррогатов, которые ей предоставляет существующая картина мира. А особенно та картина мира, которая, как она чувствует, с её жизнью не совместима вообще.
Вот в чём цена проблемы исследования нашего наследства и открытия в нём послания для будущего.
На основе передачи Сергея Кургиняна "Суть времени-4".
Виртуальный дискуссионный клуб "Суть времени" - Томск.