день русской классики
Оригинал взят у ilya_yu в день русской классики
Опубликовано на eotperm.ru
Рубрика: Искания
«Крылов, Пушкин, Жуковский и Гнедич в Летнем саду»,
художник Григорий Чернецов
… Начать с того, какое место русская классическая литература занимает в мировом литературном процессе. Понятно, что огромное. Наша литература от Пушкина до Чехова не просто влиятельна, а абсолютна. Есть в мировой культуре такие «абсолютные» феномены: итальянская живопись эпохи Возрождения, немецкая классическая философия, античный театр времен Эсхила, Софокла, Еврипида, четыре великих романа Китая и проч. Русская классическая литература - в этом ряду, в ряду высших ценностей человечества.
Знаете, кто самый влиятельный писатель столетия? По незыблемым критериям, это китайский прозаик Лу Синь (на путунхуа его имя звучит как Лу Сюнь). Его, уж точно, читают и почитают сотни миллионов. Он повлиял на всех без исключения прозаиков, пишущих на самом распространенном языке в мире. И кто с ним сравнится? Борхес? Кафка? Джойс? Хемингуэй? Ну, кто? Так вот, Лу Сюнь - основатель современной китайской литературы. Именно основатель. И его связь с русской литературой незыблема. Он учился у русских писателей и прямо подражал им в своих самых известных рассказах и повестях (современная китайская литература начинается с текста под названием «Записки сумасшедшего» - ничего не напоминает?). А кого бы вы назвали самым умным и глубоким писателем столетия (русских не называем: понятно, что Платонов - это сверхсознание)? Неужели тонкого парадоксалиста Борхеса или профессионального философа Сартра? По-моему, самым умным и глубоким был Томас Манн. И его связи с русской литературой - тоже огромны. Я говорю не о тех, кто как-то ориентировался на русскую классику (тогда - почти все, включая Эйн Рэнд), а о тех, кто русскую литературу боготворил, кто ею жил, кто через нее себя обрел. Лу Сюнь и Томас Манн вышли из той же шинели, что и Достоевский. Для меня уже этих двух имен достаточно, чтобы признать русскую классику беспрецедентно значимой для мировой культуры.
Чем была русская литература для нас, русских? В период, когда Церковь была ослаблена расколом и петровской реформой (а русская философия все никак не могла встать на ноги), образованные слои наших граждан находили главный канал трансцендентации именно здесь - в литературе. В период, когда аристократия и молодежь (аристократия эпохи модерна) жаждала политических дискуссий, русская литература выполняла роль парламента. Лишь со временем становилась понятно, что наша словесность не только похожа на европейскую, но еще и кардинально не похожа - она давала другие подходы к человеку, иные системы осмысления общественных отношений, она противостояла духу модернизации, не отказываясь при этом от прогресса и демократизма. Иными словами, русская классика - это Церковь, Парламент и стратегическая альтернатива.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин («чумовой» классик, правда?) писал в одном из своих сатирических циклов:
Вот когда все устроится прочно, когда во всех сердцах поселится уверенность, что с внутренней смутой покончено, - тогда и опять за Пушкина с Лермонтовым можно будет взяться. Ибо, в сущности, они писали недурно - этого нельзя отрицать.
Не дальше как вчера я эту самую мысль подробно развивал перед общим нашим другом, Глумовым, и представьте себе, что̀ он мне ответил! “К тому, говорит, времени, как все-то устроится, ты такой скотиной сделаешься, что не только Пушкина с Лермонтовым, а и Фета с Майковым понимать перестанешь!” Но что всего обиднее: сказать-то не поцеремонился, а обедать остался. За обедом, однако ж, я стал требовать от него объяснения, в каком смысле слова его понимать нужно, и как бы, вы думали, он объяснился? “Да ты, говорит, подойди к зеркалу да и посмотри на себя!” Ну, и домочадцы тут же пристали: посмотрись да посмотрись! Делать нечего, встал, посмотрелся - ан из глаз-то у меня поросенок под хреном глядит!!
Казалось бы, в щедринские-то времена Пушкина с Лермонтовым вовсе не запрещали, за исключением, если не ошибаюсь, «Демона». И все общественно значимые издания уж Пушкина-то точно пропагандировали! Да и вообще - уж к 1870-м годам были известны авторы, политически более острые и более опасные (неужели Пушкин и Лермонтов могли всерьез кем-то рассматриваться как дестабилизирующий фактор?). О чем вообще пишет Михаил Евграфович?
Нужно, однако, понимать подлинный смысл щедринской сатиры. Главный ее объект - вовсе не чиновники (и, конечно, не помещики), а интеллигенция. И это очевидно всем, кто читал Щедрина не только в рамках школьной программы, но заглядывал в «Дневник провинциала в Петербурге», «Современную идиллию», «Отголоски», «Письма к тетеньке», «Убежище Монрепо» и другие прекрасные книги. Писателя интересует моральное, духовное падение интеллигента - в условиях, как это раньше называлось, «политической реакции» и глубокого кризиса «самодержавно-крепостнического строя». Отложить Пушкина и Лермонтова - значит, отложить в сторону тот универсальный идеал, который заключен в русской классике, в единстве его этических и эстетических аспектов. Литература русская требует духовного труда, требует усилий внутреннего благородства, она в трудную минуту не умиротворяет, а волнует, возбуждает, взывает. Но отказываешься от этого - и постепенно «делаешься скотиной». Еще раз обращаю внимание на эти слова: “К тому, говорит, времени, как все-то устроится, ты такой скотиной сделаешься, что не только Пушкина с Лермонтовым, а и Фета с Майковым понимать перестанешь!” Никогда не отодвигать русскую классику в сторону - всегда придавать ей первостепенное значение.
А закончить хочу Блоком, который вот об этом высшем предназначении русской поэзии и написал:
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?
Вот зачем такой знакомый
И родной для сердца звук -
Имя Пушкинского Дома
В Академии Наук.
Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.
6 июня 1799 года родился Александр Сергеевич Пушкин. Над нами взошло Солнце.
6 июня 2013 г.
Опубликовано на eotperm.ru
Рубрика: Искания
«Крылов, Пушкин, Жуковский и Гнедич в Летнем саду»,
художник Григорий Чернецов
… Начать с того, какое место русская классическая литература занимает в мировом литературном процессе. Понятно, что огромное. Наша литература от Пушкина до Чехова не просто влиятельна, а абсолютна. Есть в мировой культуре такие «абсолютные» феномены: итальянская живопись эпохи Возрождения, немецкая классическая философия, античный театр времен Эсхила, Софокла, Еврипида, четыре великих романа Китая и проч. Русская классическая литература - в этом ряду, в ряду высших ценностей человечества.
Знаете, кто самый влиятельный писатель столетия? По незыблемым критериям, это китайский прозаик Лу Синь (на путунхуа его имя звучит как Лу Сюнь). Его, уж точно, читают и почитают сотни миллионов. Он повлиял на всех без исключения прозаиков, пишущих на самом распространенном языке в мире. И кто с ним сравнится? Борхес? Кафка? Джойс? Хемингуэй? Ну, кто? Так вот, Лу Сюнь - основатель современной китайской литературы. Именно основатель. И его связь с русской литературой незыблема. Он учился у русских писателей и прямо подражал им в своих самых известных рассказах и повестях (современная китайская литература начинается с текста под названием «Записки сумасшедшего» - ничего не напоминает?). А кого бы вы назвали самым умным и глубоким писателем столетия (русских не называем: понятно, что Платонов - это сверхсознание)? Неужели тонкого парадоксалиста Борхеса или профессионального философа Сартра? По-моему, самым умным и глубоким был Томас Манн. И его связи с русской литературой - тоже огромны. Я говорю не о тех, кто как-то ориентировался на русскую классику (тогда - почти все, включая Эйн Рэнд), а о тех, кто русскую литературу боготворил, кто ею жил, кто через нее себя обрел. Лу Сюнь и Томас Манн вышли из той же шинели, что и Достоевский. Для меня уже этих двух имен достаточно, чтобы признать русскую классику беспрецедентно значимой для мировой культуры.
Чем была русская литература для нас, русских? В период, когда Церковь была ослаблена расколом и петровской реформой (а русская философия все никак не могла встать на ноги), образованные слои наших граждан находили главный канал трансцендентации именно здесь - в литературе. В период, когда аристократия и молодежь (аристократия эпохи модерна) жаждала политических дискуссий, русская литература выполняла роль парламента. Лишь со временем становилась понятно, что наша словесность не только похожа на европейскую, но еще и кардинально не похожа - она давала другие подходы к человеку, иные системы осмысления общественных отношений, она противостояла духу модернизации, не отказываясь при этом от прогресса и демократизма. Иными словами, русская классика - это Церковь, Парламент и стратегическая альтернатива.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин («чумовой» классик, правда?) писал в одном из своих сатирических циклов:
Вот когда все устроится прочно, когда во всех сердцах поселится уверенность, что с внутренней смутой покончено, - тогда и опять за Пушкина с Лермонтовым можно будет взяться. Ибо, в сущности, они писали недурно - этого нельзя отрицать.
Не дальше как вчера я эту самую мысль подробно развивал перед общим нашим другом, Глумовым, и представьте себе, что̀ он мне ответил! “К тому, говорит, времени, как все-то устроится, ты такой скотиной сделаешься, что не только Пушкина с Лермонтовым, а и Фета с Майковым понимать перестанешь!” Но что всего обиднее: сказать-то не поцеремонился, а обедать остался. За обедом, однако ж, я стал требовать от него объяснения, в каком смысле слова его понимать нужно, и как бы, вы думали, он объяснился? “Да ты, говорит, подойди к зеркалу да и посмотри на себя!” Ну, и домочадцы тут же пристали: посмотрись да посмотрись! Делать нечего, встал, посмотрелся - ан из глаз-то у меня поросенок под хреном глядит!!
Казалось бы, в щедринские-то времена Пушкина с Лермонтовым вовсе не запрещали, за исключением, если не ошибаюсь, «Демона». И все общественно значимые издания уж Пушкина-то точно пропагандировали! Да и вообще - уж к 1870-м годам были известны авторы, политически более острые и более опасные (неужели Пушкин и Лермонтов могли всерьез кем-то рассматриваться как дестабилизирующий фактор?). О чем вообще пишет Михаил Евграфович?
Нужно, однако, понимать подлинный смысл щедринской сатиры. Главный ее объект - вовсе не чиновники (и, конечно, не помещики), а интеллигенция. И это очевидно всем, кто читал Щедрина не только в рамках школьной программы, но заглядывал в «Дневник провинциала в Петербурге», «Современную идиллию», «Отголоски», «Письма к тетеньке», «Убежище Монрепо» и другие прекрасные книги. Писателя интересует моральное, духовное падение интеллигента - в условиях, как это раньше называлось, «политической реакции» и глубокого кризиса «самодержавно-крепостнического строя». Отложить Пушкина и Лермонтова - значит, отложить в сторону тот универсальный идеал, который заключен в русской классике, в единстве его этических и эстетических аспектов. Литература русская требует духовного труда, требует усилий внутреннего благородства, она в трудную минуту не умиротворяет, а волнует, возбуждает, взывает. Но отказываешься от этого - и постепенно «делаешься скотиной». Еще раз обращаю внимание на эти слова: “К тому, говорит, времени, как все-то устроится, ты такой скотиной сделаешься, что не только Пушкина с Лермонтовым, а и Фета с Майковым понимать перестанешь!” Никогда не отодвигать русскую классику в сторону - всегда придавать ей первостепенное значение.
А закончить хочу Блоком, который вот об этом высшем предназначении русской поэзии и написал:
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?
Вот зачем такой знакомый
И родной для сердца звук -
Имя Пушкинского Дома
В Академии Наук.
Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.
6 июня 1799 года родился Александр Сергеевич Пушкин. Над нами взошло Солнце.
6 июня 2013 г.