Феномен суицидального терроризма совершено не изучен. И в свете не изученности данной темы, не существует понимания, в чем обычный терроризм отличается от суицидального. В контексте последних событий в Поволжье, статья Михаила Дмитриева "О малоисследованном в суицидальном терроризме" становится важной и проливает свет на многие аспекты суицидального терроризма, вкупе со статьей Марии Мамиконян
"Смерть ради смерти". Приведу ее целиком.
Мотивы террористов-смертников достаточно широко обсуждаются. Однако возникает ощущение, что часть мотивов остается за рамкой этого обсуждения. На сегодня объяснение мотивов террориста-смертника обязательно вписывается в одну из трех приводимых ниже схем. (рис.1).
Рассмотрим каждую из схем.
Схема #1 - смерть лучше нищеты. Она предполагает, что террорист-смертник актом суицида отвечает на социальную фрустрацию того или иного типа. На факт собственной нищеты. На факт изгнания его злыми силами с родной земли и так далее.
Еще один вариант в пределах той же схемы. Несчастный продает себя в шахидское рабство ради материальных компенсаций бедствующей семье. Это как бы частный случай самопродажи человеком себя как биологического материала. Можно продать органы для пересадки. А можно жизнь.
Схема #2 - смерть лучше позора. Например, смертницу насилуют под видеокамеру так, чтобы это можно было показать ее родовой общине. И говорят, что единственная альтернатива позору - смерть. Или же будущий шахид (шахидка) загоняется искусственно в какую-то другую сходную ситуацию, из которой выход один. Акт суицидального терроризма.
Схема #3 - самопожертвование ради идеи.
Ее-то и следует рассмотреть более внимательно. Дело в том, что в эту схему закладывается нечто, кажущееся несомненным.
Ценность жизни: "Жертвую самое дорогое, что есть - собственную жизнь".
Возможность религиозной компенсации: "Жертвую жизнь, но зато Аллах на небесах мне воздаст".
Почему я называю такие два слагаемых религиозной жертвы - кажущейся несомненностью? Почему меня не убеждают примеры, которые наглядно свидетельствуют о том, что эта несомненность не является кажущейся?
Например, некий исламский шахид даже особым образом предохранил перед смертью свой половой орган, поскольку мечтал о том, как в виде посмертного воздаяния он будет блаженствовать с гуриями.
Конечно, такой вариант возможен. И может быть даже широко распространен. Конечно, иногда мотивы суицидального терроризма укладываются и в одну из двух предыдущих схем. Но иногда - не значит всегда. Вопрос не в том, работает ли каждая из трех схем. Вопрос в том, исчерпывается ли все этими схемами (рис.2).
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно прежде всего уловить один как бы интонационный нюанс. Притом, что этот нюанс порождает существенную методологическую ошибку.
Говорится (рис.3)
Между тем, в том-то и дело, что (рис.4).
Что позволяет видеть в этом методологическую ошибку? (рис.5)
Рис.5
Есть множество S всех форм суицидального поведения. И внутри него есть подмножество S1, в котором формы суицидального поведения являются террористическими.
Что из этого вытекает? А вот что (рис.6).
Рис.6.
Что же в аппарате, который применяет современная наука о суициде, особо существенно для понимания мотивов суицидально-террористической деятельности?
Хочу начать с работы Фрейда "Эрос и Танатос". Это поздняя работа. И в ней Фрейд отказывается от всего, что декларировал ранее. Вместо одного исчерпывающего эротического начала он предложил рассматривать два диаметрально противоположных начала, формирующих психику человека.
Одно - Эрос - это воля к жизни. Другое - Танатос - это воля к смерти.
Для Фрейда признание того, что воля к смерти - это самостоятельный источник человеческого поведения, было сродни личностной катастрофе. И тем не менее он это признание сделал.
На уровне психологии это была уступка Юнгу. На уровне метафизики - Шопенгауэру.
В любом случае, Танатос позднего Фрейда и воля к смерти Шопенгауэра заложили основу всей современной танатологии, для которой акт суицида, в том числе и суицида террористического, может быть идейно мотивирован. И при этом не предполагать ни особой ценности жизни, ни религиозного воздаяния. А значит, не укладываться ни в одну из трех выше приведенных схем.
Специалисты по архаическим культурам говорят об оргиях смерти как о главных слагаемых очень древних культур. Психологи - о том, что коды этих древних культур сохранились в коллективном бессознательном современного человека. И это действительно так. Приведу один пример, касающийся политической истории ХХ века.
В эпоху гражданской войны в Испании, помимо Франко, существовали еще его гораздо более радикальные сторонники. Они назывались фалангисты и были известны такой карательной жестокостью, которая приводила в ужас самого Франко. Эта их жестокость соотносилась со специальным культом смерти. При том, что в целом франкистской Испании этот культ был не свойственен.
Квинтэссенцией культа было фашистское приветствие, звучавшее как "Viva la muerte!", что буквально означает "Да здравствует смерть!". Однажды на собрании фалангистов пришел великий испанский консервативный философ Мигель де Унамуно. Фалангистам нравилось, что философ стоит на консервативных позициях. И они приветствовали его, как своего, этим выкриком "Да здравствует смерть!".
Унамуно стал оппонировать фалангистам и объяснять им, что, во-первых, вообще нельзя поклоняться смерти. И, во-вторых, смерть вообще не может здравствовать.
Фалангисты выслушали - и посадили своего кумира под домашний арест в городе Саламанке. Там Унамуно и умер. К чести фалангистов можно сказать, что они не применяли к нему тех оргиастических технологий, которые испытали на себе попавшие в их руки сторонники республиканской Испании.
Почему важен этот пример? Потому что фалангисты (люди ХХ века, а не адепты древних танатических оргий) исповедовали культ смерти во всей его полноте. Они не требовали религиозного воздаяния после смерти. И не считали, что жизнь - это ценность. И не они одни.
Японские камикадзе, исповедующие культ бусидо, поступали так же. Очаги подобной специфической субкультуры, позволяющей организовывать суицидальный терроризм, разбросаны по всему миру. И мы ничего не поймем, если не будем внимательнее всматриваться в подобные очаги. И глубже анализировать их генезис.
Я уже говорил о возможной четвертой схеме, объясняющей мотивы суицидального террориста (рис.7)
Рис.7.
При этом мы должны понимать, что если схема #4 существует, то она должна тщательно скрываться. Гораздо тщательнее, чем любая другая. Причины этого мне представляются достаточно очевидными.
В связи с этим мне не представляется бессмысленной, например, достаточно непопулярная гипотеза, согласно которой такая террористическая организация, как "Тигры освобождения Тамил-Илама", все же имеет религиозно-культовую мотивацию. Я понимаю, что эта гипотеза противоречит многим авторитетным суждениям.
Но, во-первых, многим, а не всем.
А во-вторых, во всем, что касается суицидального терроризма и терроризма вообще, непопулярные гипотезы уже не раз оказывались более адекватными реальности, чем популярные.
Еще одна гипотеза. В Индии есть северные и южные очаги терроризма. Эти очаги подпитываются разными культурами. И принято считать, что идеологический мост между культурно столь разными очагами отсутствует. Что если это не так? Что если террористы, действующие, например, в районе Кашмира, и террористы, действующие на юге, создают, помимо общих организационных форм деятельности, еще и некие общие формы религиозно-культурного синкретизма, адресующие все к тому же танатическому оргиастическому началу?
Наши (пока неполные) полевые наблюдения на Кавказе, в Средней Азии и других регионах позволяют нам выдвинуть такую гипотезу. Нам кажется, что из этих регионов определенные нити тянутся, в том числе, и в Индию.
Источник :
http://www.kurginyan.ru/clubs.shtml?cat=50&id=263 (Стенограмма заседания клуба "Семинар в Чандигархе (Индия, 2005 год)")