Три клятвы
Оригинал взят у ilya_yu в три клятвы
Павел Филонов, "Портрет Сталина".
Нисколько не считаю Сталина выдающимся теоретиком, хотя был он крупным идеологом - он оформил некоторую систему идей (марксизм-ленинизм) и устойчивую риторическую оболочку для этой системы. Получившееся было не лишено курьезности, но не лишено и глубины, а главное - действенности. Я эту систему разбирать и критиковать не хочу. Хотя вопрос о сталинизме как идеологии - открытый вопрос. Мне до сих пор не попадалось ни одного серьезного исследования сталинских текстов. И даже не знаю, кто мог бы всерьез об этом написать - не о той или иной идее сталинской эпохи, не о сталинской лживости или сталинской гениальности, а о Сталине как о незаурядном авторе, писавшем в контексте очень незаурядного времени.
У меня же родилась заметка об одном, по сути, сталинском тексте.
Клятва Сталина в 1924 году
Ключевым текстом эпохи («символом веры» сталинизма) стала «клятва» Сталина - речь, произнесенная по смерти вождя пролетариата. Клятва была положена на музыку Сергеем Прокофьевым (с использованием мотивов духовной православной музыки), легла в основу главного агитационного фильма сталинизма («Клятва», 1946 г.). Между прочим, завораживающее воздействие этого текста испытывал Осип Мандельштам, неоднократно отсылавший в своей лирике к этому эпизоду советской истории - в частности, мандельштамовская «присяга чудная четвертому сословью» может прочитываться как отголосок «клятвы», само слово «клятва» становится одним из сокровенных в творчестве поэта.
Текст сталинской речи известен в двух вариантах - тезисном (в форме заповедей) и развернутом (где к заповедям даются комментарии). Приведу сокращенный, канонизированный, вариант (полный текст речи впервые опубликован в газете «Правда», № 23, от 30 января 1924 г.):
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ДЕРЖАТЬ ВЫСОКО И ХРАНИТЬ В ЧИСТОТЕ ВЕЛИКОЕ ЗВАНИЕ ЧЛЕНА ПАРТИИ. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИМ ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ХРАНИТЬ ЕДИНСТВО НАШЕЙ ПАРТИИ, КАК ЗЕНИЦУ ОКА. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИМ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ХРАНИТЬ И УКРЕПЛЯТЬ ДИКТАТУРУ ПРОЛЕТАРИАТА. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ НЕ ПОЩАДИМ СВОИХ СИЛ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВЫПОЛНИТЬ С ЧЕСТЬЮ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ УКРЕПЛЯТЬ ВСЕМИ СИЛАМИ СОЮЗ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИМ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ УКРЕПЛЯТЬ И РАСШИРЯТЬ СОЮЗ РЕСПУБЛИК. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ ВЫПОЛНИМ С ЧЕСТЬЮ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ВЕРНОСТЬ ПРИНЦИПАМ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ НЕ ПОЩАДИМ СВОЕЙ ЖИЗНИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ УКРЕПЛЯТЬ И РАСШИРЯТЬ СОЮЗ ТРУДЯЩИХСЯ ВСЕГО МИРА - КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ!
В приведенном тексте свернут эпохальный сдвиг в идеологии большевизма. Сталин до сих пор не был фигурой идеологической: большевистская идеология развивалась как сложная теория, через обществоведческие и философские дискуссии. На этом поле Сталин проигрывал всем своим конкурентам. Получив же реальные рычаги власти (пост генерального секретаря), он еще не мог стать властью - без своего идеологического поля. Специфическое образование Сталина подсказало ему, однако, что он может перескочить ступень теоретического творчества, заговорив на языке новой сакральности. Именно это стало инструментом приобретения Сталиным такого важного свойства власти, как дискурс.
Итак, рассматриваемый текст написан на языке сакральных символов. Шесть «заповедей» здесь не просто риторическая форма, поскольку форма эта освящается ритуалом - до сих пор клятва звучала перед лицом Господа, теперь средоточием сакральности становится тело Ленина. Из полного текста: «Вы видели за эти дни паломничество к гробу товарища Ленина десятков и сотен тысяч трудящихся. Через некоторое время вы увидите паломничество представителей миллионов трудящихся к могиле товарища Ленина. Можете не сомневаться в том, что за представителями миллионов потянутся потом представители десятков и сотен миллионов со всех концов света для того, чтобы засвидетельствовать, что Ленин был вождем не только русского пролетариата, не только европейских рабочих, не только колониального Востока, но и всего трудящегося мира земного шара». Ленинизм превращается в «паломнический» культ (уж Сталин-то прекрасно понимал значение слова «паломничество»).
Москва, как Новый Иерусалим, обзавелась всечеловеческой святыней. Здесь же - неожиданная отсылка к старинному спору о хилиазме (о возможности Царства Христа на земле): «… что царство труда можно создать усилиями самих трудящихся, что царство труда нужно создать на земле, а не на небе» (вновь цитирую полный текст). Автор будто спорит с догматическим богословием, акцентируя самые «смелые» слова: официальное богословие отказывалась говорить о царстве Божьем на земле, а все попытки построения земного рая клеймило, ибо только волей Божьей можно достичь благодати. Спорит Сталин и с повсеместно узнаваемой молитвенной формулой: «яко на небеси, на земли» - отныне именно и только земля священна.
Очень тонко подобрана и формула «царство труда» - на место Христа поставлен Труд. Сталин провел ревизию марксизма в том именно духе, в котором читали Маркса великие мистики XX столетия - Вальтер Беньямин и Николай Бердяев. Ср. также у Эриха Фромма: «Атеизм Маркса - это наиболее прогрессивная форма рациональной мистики. Маркса обвиняют в безбожии, а он стоит ближе к Мейстеру Экхарту или дзен-буддизму, чем большинство борцов за церковь и Бога», и далее: «… марксистский социализм является наследником протестантской этики, христиански-хилиастического сектантства, томизма возрожденцев и просветителей XVIII века». Я не говорю, что Маркс именно таков, но Сталин явно на нечто в этом роде намекнул - впрочем, именно намекнул. Труд у Маркса может рассматриваться как антитеза смерти, как великие силы жизни, а класс труда - как класс-мессия (коллективный Спаситель). Потому и возможна сталинская формула «царство труда на земле».
В сталинском тексте образовавшаяся к моменту смерти Ленина идеологическая эклектика большевизма (государственничество - интернационализм, пролетариат как субъект - партия как субъект, диктатура пролетариата - единство рабочих и крестьян) кристаллизируется в стройную доктрину.
Последовательность заповедей принципиальна, это путь восхождения к коммунистической цели: коммунист - партия - класс - народ - империя народов - весь мир. Заметим, что Сталин ставит в основание мессианского пути личность коммуниста. Таким образом, доктрина приобретает парарелигиозный и антропоцентрический характер. Новое истолкование хилиазма - царство труда на земле - вводит сталинский текст в область, граничащую с богостроительством Горького и Луначарского (здесь, конечно, не стоит увлекаться, памятуя о торжественно-условном характере сталинской речи). Вводимая поступательность и стратегия удерживания позиций снимает противоречие между державностью и всечеловечностью (не одно против другого, а одно за другим).
«Клятва - 1946»
В 1946 году на советские экраны выходит фильм «Клятва» Михаила Чиаурели. Здесь эпизод «присяги чудной» инсценирован по всем правилам сталинского монументализма. Сталин на площади, в толпе людей, импровизированно клянется в верности ленинизму. Народ заворожено слушает Иосифа Виссарионовича и признает в нем наследника Ленина («Иосиф Виссарионович, Вы наш Ленин», - скажет впоследствии один из героев фильма). Варвара Петрова, приехавшая из глубинки с письмом к Владимиру Ильичу, решает подать послание Сталину. «Ему, ему отдай», - советуют ей мужики. Клятва становится ритуалом наследования.
Строгая композиция сталинской речи здесь не выдержана, да и сам текст серьезно урезан. В «Клятве» 1946 года сталинская неосакральность выхолощена напрочь. Сталинизм «Клятвы-46» - это индустриальная страсть + советский патриотизм + народность. Любить Родину и свой народ, созидать, не жалея себя, новый технический уклад и отстаивать созданное в борьбе с врагами - таков незамысловатый сталинский коммунизм. Сталин и Варвара Петрова (героическая советская женщина) озабочены судьбами страны - и все вопросы решают вместе, вместе радуются успехам и вместе сокрушаются о погибших.
Сегодня, утратив связь с эпохой сталинизма, «Клятву» мы смотрим, так сказать, иронически. Карикатурные Троцкий и Бухарин, мудрый и заботливый Сталин, здравомысленные мужички-сталинисты и трагическая мать-патриотка - все это смотрится пародией на пресловутый соцреализм. Тем более, что сокровенное (то сокровенное, что, возможно, вдохновляло и Мандельштама) здесь изничтожено.
Третья клятва
В том же 1946 году ЦК резко раскритиковал другой фильм - вторую серию гениального «Ивана Грозного» (реж. Сергей Эйзенштейн). Сталину понравилась первая серия, но не понравилась вторая. Историки кино говорят, что здесь была в иносказательной форме поведана «правда» о сталинизме, т.е. о пресловутых репрессиях. Я полагаю, что дело сложнее. Режиссер гениально угадал нечто, а вождь почувствовал, что режиссер угадал.
В фильме царь Иван Васильевич, опираясь на войско опричников, судит и карает заговорщиков-бояр. Но ужаснул Сталина, на мой взгляд, не образ «репрессий», а образы самого царя и его опричников, о чем и было сказано в постановлении ЦК. Царь и его свита, в черных одеяниях, разыгрывают на экране настоящие черные мессы. Фильм венчает мрачный ритуал кровавого жертвоприношения - в храме проливается кровь "дурачка" (юродивого) Владимира Старицкого, наряженного в царские одеяния. Между прочим, ритуал жертвоприношения шутов и дураков, разыгрывающих царских двойников, описан в специальной литературе (в том числе советской - у Ольги Фрейденберг и, по-моему, даже у В.Я.Проппа в «Исторических корнях волшебной сказки»).
Опричники - «черный орден» царя Ивана - тоже произносят клятву (точнее, поют: музыка того же Сергея Прокофьева, стихи Владимира Луговского):
Перед Богом клянусь клятвой верною,
клятвой тяжкою, клятвой страшною,
перед Богом клянусь клятвой страшною:
на Руси государю как пёс служить,
города и посады метлой мести,
лиходеев, злодеев зубами рвать,
по царёву приказу костями лечь -
ради Русского Царства Великого!
(О том, что и сам Сталин «заигрывал» с неким «черным орденом», рассуждать не берусь, но об этом некоторые гипотезы высказал Сергей Кургинян в книге «Странствие». Если нечто подобное имело место, то можно поставить вопрос не просто о политико-метафизической проницательности Сергея Эйзенштейна, а о его специфической осведомленности.)
Мое размышление состоит в следующем. Сталин-1924 произнес некоторый неосакральный текст, в котором отразились некоторые сокровенные мотивы красного проекта. К 1946 году «сокровенное» было утрачено, спрятано (а сказанное в 1924-м хорошенько отцензурировано), а то и выжжено. Сам Сталин-1946 действовал уже в парадигме других клятв и ритуалов («… города и посады метлой мести, лиходеев, злодеев зубами рвать, по царёву приказу костями лечь…»). Если есть какая-то сталинская параполитика (а я-то считаю, что она есть), то она в эти 20 лет смещалась от условно-красного «ордена» к условно-черному «ордену» (не говорю: сместилась, говорю: смещалась).
«Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы…»
Приведу в заключение один из «сталинистских» текстов Осипа Мандельштама. Считается, что мандельштамовское славословие в адрес вождя связано с желанием поэта обезопасить себя (хрестоматийная версия Надежды Яковлевны Мандельштам). Более того, в последнем стихе, согласно свидетельству Н.Я., должно быть «губить» вместо «будить». Эту версию многие мандельштамоведы решительно отвергали. Мандельштам неоднозначен - он проклинал Сталина и одновременно увлекался им. Вся мандельштамовская патетика, несводимая к pro et contra, свидетельствует о сложном, затаенном нерве сталинской эпохи - том нерве, которые не чувствуют записные сталинисты и антисталинисты. А Мандельштам, по-моему, почувствовал. Но вот что именно он почувствовал - того я передать уже не в силах.
Если б меня наши враги взяли
И перестали со мной говорить люди,
Если б лишили меня всего в мире:
Права дышать и открывать двери
И утверждать, что бытие будет
И что народ, как судия, судит, -
Если б меня смели держать зверем,
Пищу мою на пол кидать стали б, -
Я не смолчу, не заглушу боли,
Но начерчу то, что чертить волен,
И, раскачав колокол стен голый
И разбудив вражеской тьмы угол,
Я запрягу десять волов в голос
И поведу руку во тьме плугом -
И в глубине сторожевой ночи
Чернорабочей вспыхнут земле очи,
И - в легион братских очей сжатый -
Я упаду тяжестью всей жатвы,
Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы -
И налетит пламенных лет стая,
Прошелестит спелой грозой Ленин,
И на земле, что избежит тленья,
Будет будить разум и жизнь Сталин.
1937
Павел Филонов, "Портрет Сталина".
Нисколько не считаю Сталина выдающимся теоретиком, хотя был он крупным идеологом - он оформил некоторую систему идей (марксизм-ленинизм) и устойчивую риторическую оболочку для этой системы. Получившееся было не лишено курьезности, но не лишено и глубины, а главное - действенности. Я эту систему разбирать и критиковать не хочу. Хотя вопрос о сталинизме как идеологии - открытый вопрос. Мне до сих пор не попадалось ни одного серьезного исследования сталинских текстов. И даже не знаю, кто мог бы всерьез об этом написать - не о той или иной идее сталинской эпохи, не о сталинской лживости или сталинской гениальности, а о Сталине как о незаурядном авторе, писавшем в контексте очень незаурядного времени.
У меня же родилась заметка об одном, по сути, сталинском тексте.
Клятва Сталина в 1924 году
Ключевым текстом эпохи («символом веры» сталинизма) стала «клятва» Сталина - речь, произнесенная по смерти вождя пролетариата. Клятва была положена на музыку Сергеем Прокофьевым (с использованием мотивов духовной православной музыки), легла в основу главного агитационного фильма сталинизма («Клятва», 1946 г.). Между прочим, завораживающее воздействие этого текста испытывал Осип Мандельштам, неоднократно отсылавший в своей лирике к этому эпизоду советской истории - в частности, мандельштамовская «присяга чудная четвертому сословью» может прочитываться как отголосок «клятвы», само слово «клятва» становится одним из сокровенных в творчестве поэта.
Текст сталинской речи известен в двух вариантах - тезисном (в форме заповедей) и развернутом (где к заповедям даются комментарии). Приведу сокращенный, канонизированный, вариант (полный текст речи впервые опубликован в газете «Правда», № 23, от 30 января 1924 г.):
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ДЕРЖАТЬ ВЫСОКО И ХРАНИТЬ В ЧИСТОТЕ ВЕЛИКОЕ ЗВАНИЕ ЧЛЕНА ПАРТИИ. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИМ ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ХРАНИТЬ ЕДИНСТВО НАШЕЙ ПАРТИИ, КАК ЗЕНИЦУ ОКА. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИМ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ХРАНИТЬ И УКРЕПЛЯТЬ ДИКТАТУРУ ПРОЛЕТАРИАТА. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ НЕ ПОЩАДИМ СВОИХ СИЛ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВЫПОЛНИТЬ С ЧЕСТЬЮ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ УКРЕПЛЯТЬ ВСЕМИ СИЛАМИ СОЮЗ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИМ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ УКРЕПЛЯТЬ И РАСШИРЯТЬ СОЮЗ РЕСПУБЛИК. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ ВЫПОЛНИМ С ЧЕСТЬЮ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!
• УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ВЕРНОСТЬ ПРИНЦИПАМ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ НЕ ПОЩАДИМ СВОЕЙ ЖИЗНИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ УКРЕПЛЯТЬ И РАСШИРЯТЬ СОЮЗ ТРУДЯЩИХСЯ ВСЕГО МИРА - КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ!
В приведенном тексте свернут эпохальный сдвиг в идеологии большевизма. Сталин до сих пор не был фигурой идеологической: большевистская идеология развивалась как сложная теория, через обществоведческие и философские дискуссии. На этом поле Сталин проигрывал всем своим конкурентам. Получив же реальные рычаги власти (пост генерального секретаря), он еще не мог стать властью - без своего идеологического поля. Специфическое образование Сталина подсказало ему, однако, что он может перескочить ступень теоретического творчества, заговорив на языке новой сакральности. Именно это стало инструментом приобретения Сталиным такого важного свойства власти, как дискурс.
Итак, рассматриваемый текст написан на языке сакральных символов. Шесть «заповедей» здесь не просто риторическая форма, поскольку форма эта освящается ритуалом - до сих пор клятва звучала перед лицом Господа, теперь средоточием сакральности становится тело Ленина. Из полного текста: «Вы видели за эти дни паломничество к гробу товарища Ленина десятков и сотен тысяч трудящихся. Через некоторое время вы увидите паломничество представителей миллионов трудящихся к могиле товарища Ленина. Можете не сомневаться в том, что за представителями миллионов потянутся потом представители десятков и сотен миллионов со всех концов света для того, чтобы засвидетельствовать, что Ленин был вождем не только русского пролетариата, не только европейских рабочих, не только колониального Востока, но и всего трудящегося мира земного шара». Ленинизм превращается в «паломнический» культ (уж Сталин-то прекрасно понимал значение слова «паломничество»).
Москва, как Новый Иерусалим, обзавелась всечеловеческой святыней. Здесь же - неожиданная отсылка к старинному спору о хилиазме (о возможности Царства Христа на земле): «… что царство труда можно создать усилиями самих трудящихся, что царство труда нужно создать на земле, а не на небе» (вновь цитирую полный текст). Автор будто спорит с догматическим богословием, акцентируя самые «смелые» слова: официальное богословие отказывалась говорить о царстве Божьем на земле, а все попытки построения земного рая клеймило, ибо только волей Божьей можно достичь благодати. Спорит Сталин и с повсеместно узнаваемой молитвенной формулой: «яко на небеси, на земли» - отныне именно и только земля священна.
Очень тонко подобрана и формула «царство труда» - на место Христа поставлен Труд. Сталин провел ревизию марксизма в том именно духе, в котором читали Маркса великие мистики XX столетия - Вальтер Беньямин и Николай Бердяев. Ср. также у Эриха Фромма: «Атеизм Маркса - это наиболее прогрессивная форма рациональной мистики. Маркса обвиняют в безбожии, а он стоит ближе к Мейстеру Экхарту или дзен-буддизму, чем большинство борцов за церковь и Бога», и далее: «… марксистский социализм является наследником протестантской этики, христиански-хилиастического сектантства, томизма возрожденцев и просветителей XVIII века». Я не говорю, что Маркс именно таков, но Сталин явно на нечто в этом роде намекнул - впрочем, именно намекнул. Труд у Маркса может рассматриваться как антитеза смерти, как великие силы жизни, а класс труда - как класс-мессия (коллективный Спаситель). Потому и возможна сталинская формула «царство труда на земле».
В сталинском тексте образовавшаяся к моменту смерти Ленина идеологическая эклектика большевизма (государственничество - интернационализм, пролетариат как субъект - партия как субъект, диктатура пролетариата - единство рабочих и крестьян) кристаллизируется в стройную доктрину.
Последовательность заповедей принципиальна, это путь восхождения к коммунистической цели: коммунист - партия - класс - народ - империя народов - весь мир. Заметим, что Сталин ставит в основание мессианского пути личность коммуниста. Таким образом, доктрина приобретает парарелигиозный и антропоцентрический характер. Новое истолкование хилиазма - царство труда на земле - вводит сталинский текст в область, граничащую с богостроительством Горького и Луначарского (здесь, конечно, не стоит увлекаться, памятуя о торжественно-условном характере сталинской речи). Вводимая поступательность и стратегия удерживания позиций снимает противоречие между державностью и всечеловечностью (не одно против другого, а одно за другим).
«Клятва - 1946»
В 1946 году на советские экраны выходит фильм «Клятва» Михаила Чиаурели. Здесь эпизод «присяги чудной» инсценирован по всем правилам сталинского монументализма. Сталин на площади, в толпе людей, импровизированно клянется в верности ленинизму. Народ заворожено слушает Иосифа Виссарионовича и признает в нем наследника Ленина («Иосиф Виссарионович, Вы наш Ленин», - скажет впоследствии один из героев фильма). Варвара Петрова, приехавшая из глубинки с письмом к Владимиру Ильичу, решает подать послание Сталину. «Ему, ему отдай», - советуют ей мужики. Клятва становится ритуалом наследования.
Строгая композиция сталинской речи здесь не выдержана, да и сам текст серьезно урезан. В «Клятве» 1946 года сталинская неосакральность выхолощена напрочь. Сталинизм «Клятвы-46» - это индустриальная страсть + советский патриотизм + народность. Любить Родину и свой народ, созидать, не жалея себя, новый технический уклад и отстаивать созданное в борьбе с врагами - таков незамысловатый сталинский коммунизм. Сталин и Варвара Петрова (героическая советская женщина) озабочены судьбами страны - и все вопросы решают вместе, вместе радуются успехам и вместе сокрушаются о погибших.
Сегодня, утратив связь с эпохой сталинизма, «Клятву» мы смотрим, так сказать, иронически. Карикатурные Троцкий и Бухарин, мудрый и заботливый Сталин, здравомысленные мужички-сталинисты и трагическая мать-патриотка - все это смотрится пародией на пресловутый соцреализм. Тем более, что сокровенное (то сокровенное, что, возможно, вдохновляло и Мандельштама) здесь изничтожено.
Третья клятва
В том же 1946 году ЦК резко раскритиковал другой фильм - вторую серию гениального «Ивана Грозного» (реж. Сергей Эйзенштейн). Сталину понравилась первая серия, но не понравилась вторая. Историки кино говорят, что здесь была в иносказательной форме поведана «правда» о сталинизме, т.е. о пресловутых репрессиях. Я полагаю, что дело сложнее. Режиссер гениально угадал нечто, а вождь почувствовал, что режиссер угадал.
В фильме царь Иван Васильевич, опираясь на войско опричников, судит и карает заговорщиков-бояр. Но ужаснул Сталина, на мой взгляд, не образ «репрессий», а образы самого царя и его опричников, о чем и было сказано в постановлении ЦК. Царь и его свита, в черных одеяниях, разыгрывают на экране настоящие черные мессы. Фильм венчает мрачный ритуал кровавого жертвоприношения - в храме проливается кровь "дурачка" (юродивого) Владимира Старицкого, наряженного в царские одеяния. Между прочим, ритуал жертвоприношения шутов и дураков, разыгрывающих царских двойников, описан в специальной литературе (в том числе советской - у Ольги Фрейденберг и, по-моему, даже у В.Я.Проппа в «Исторических корнях волшебной сказки»).
Опричники - «черный орден» царя Ивана - тоже произносят клятву (точнее, поют: музыка того же Сергея Прокофьева, стихи Владимира Луговского):
Перед Богом клянусь клятвой верною,
клятвой тяжкою, клятвой страшною,
перед Богом клянусь клятвой страшною:
на Руси государю как пёс служить,
города и посады метлой мести,
лиходеев, злодеев зубами рвать,
по царёву приказу костями лечь -
ради Русского Царства Великого!
(О том, что и сам Сталин «заигрывал» с неким «черным орденом», рассуждать не берусь, но об этом некоторые гипотезы высказал Сергей Кургинян в книге «Странствие». Если нечто подобное имело место, то можно поставить вопрос не просто о политико-метафизической проницательности Сергея Эйзенштейна, а о его специфической осведомленности.)
Мое размышление состоит в следующем. Сталин-1924 произнес некоторый неосакральный текст, в котором отразились некоторые сокровенные мотивы красного проекта. К 1946 году «сокровенное» было утрачено, спрятано (а сказанное в 1924-м хорошенько отцензурировано), а то и выжжено. Сам Сталин-1946 действовал уже в парадигме других клятв и ритуалов («… города и посады метлой мести, лиходеев, злодеев зубами рвать, по царёву приказу костями лечь…»). Если есть какая-то сталинская параполитика (а я-то считаю, что она есть), то она в эти 20 лет смещалась от условно-красного «ордена» к условно-черному «ордену» (не говорю: сместилась, говорю: смещалась).
«Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы…»
Приведу в заключение один из «сталинистских» текстов Осипа Мандельштама. Считается, что мандельштамовское славословие в адрес вождя связано с желанием поэта обезопасить себя (хрестоматийная версия Надежды Яковлевны Мандельштам). Более того, в последнем стихе, согласно свидетельству Н.Я., должно быть «губить» вместо «будить». Эту версию многие мандельштамоведы решительно отвергали. Мандельштам неоднозначен - он проклинал Сталина и одновременно увлекался им. Вся мандельштамовская патетика, несводимая к pro et contra, свидетельствует о сложном, затаенном нерве сталинской эпохи - том нерве, которые не чувствуют записные сталинисты и антисталинисты. А Мандельштам, по-моему, почувствовал. Но вот что именно он почувствовал - того я передать уже не в силах.
Если б меня наши враги взяли
И перестали со мной говорить люди,
Если б лишили меня всего в мире:
Права дышать и открывать двери
И утверждать, что бытие будет
И что народ, как судия, судит, -
Если б меня смели держать зверем,
Пищу мою на пол кидать стали б, -
Я не смолчу, не заглушу боли,
Но начерчу то, что чертить волен,
И, раскачав колокол стен голый
И разбудив вражеской тьмы угол,
Я запрягу десять волов в голос
И поведу руку во тьме плугом -
И в глубине сторожевой ночи
Чернорабочей вспыхнут земле очи,
И - в легион братских очей сжатый -
Я упаду тяжестью всей жатвы,
Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы -
И налетит пламенных лет стая,
Прошелестит спелой грозой Ленин,
И на земле, что избежит тленья,
Будет будить разум и жизнь Сталин.
1937