Оригинал взят у
vyacheslav_l_i в
Два коммунизма, или у нас болит Россия Третьего дня на Красном ТВ увидел нечто, что вынудило написать эту заметку из разряда "не могу молчать". Судите сами:
Существует ли патриотизм, объединяющий всех и способный спасти Родину?
Да. Патриотизм это то, что нас всех объединяет вне зависимости от классов. Эта сила спасет Россию - 26%
Нет. Патриотизм у буржуя и его прислужника это не патриотизм трудящегося. У нас разные Родины - 73%
Всего голосов: 489
Если по прочтении результатов этого опроса у тебя возникает вопрос "Ну и что?" - то дальше можешь не читать. Скорее всего, мы здесь не сойдёмся.
Если же этот результат вызывает у тебя удивление, раздражение или даже шок, тогда мы можем достичь когерентности по этому важному, волнующему меня вопросу.
Всё, что здесь написано, не нацелено на сколько-нибудь подробный, а тем более научный анализ вопроса о судьбах аксиологического понятия "патриотизм" у "красных" (не говорю "левых", потому что это более широкое понятие, под которое подводят и так называемых сквотеров, анархистов, хипии и прочую либертарную отрыжку "племенной культуры" постмодерна) теоретиков и практиков от Маркса до Грамши и Лукача. Мы знаем, что именно думал о патриотизме Маркс и Энгельс, как переосмысливал и преодолевал в свете пожара Гражданской Войны и интервенции это Ленин, как это привнесённое понимание патриотизма преломилось в русской культуре, и откуда появилось при Сталине выражение "безродный космополит".
Я предлагаю иной способ обсуждения - феноменологический, иногда позволяющий даже из единичного факта (как тот, что приведен выше) получить важные следствия. Важным же (с феноменологической точки зрения) в приведенных выше результатах опроса является не только и не столько то, что они таковы, а то, что они меня задели. А почему же они меня задели?
Приведу еще один феномен как пример.
Я стою в цепи протеста против ВТО в Новосибирске. Подходит пожилая женщина, и спрашивает:
- Странные вы люди! Почему вы против ВТО? У нас же все продукты - импортные!
Я отвечаю:
- Это почти так. Но примерно половина сельского хозяйства еще живет. ВТО её добьет. Мы останемся ни с чем, ну и потеряем независимость.
- Ну так и ладно: пусть приедут немцы, американцы, и будет у нас, как в Европе.
- Так вы согласны на национальную измену?
Пожилая женщина отвечала раздраженно:
- Ой, да это всё ничего не значащие, пустые слова!
Вот где зарыта, по-крайней, мере добрая половина собаки: для этой женщины, как и для части тех, кто голосовал за второй вариант в опросе, "патриотизм" - "ничего не значащее, пустое слово"! Мне могут возразить, что в опросе говорится о том, что у буржуя и у пролетария - разные Родины. Но что это значит? Что сейчас у коммуниста нет Родины, то есть что нынешняя Россия - не более чем Эрэфия-Путинярня? И Россия до 1917-го года не была Родиной для тех коммунистов, которые в ней жили и боролись, и была не более чем "тюрьмой народов"? А чем тогда для нас была Россия времен Московского Царства? Неужели наше представление о России как единой исторической личности должно быть уничтожено во славу то ли священных текстов Маркса (в которых запечатлена истина на все времена), то ли космополитизма нынешних левых, уныло плетущихся в обозе истории - скатившись кто в антидиалектический сектантский догматизм, а кто - в постмодернизм?
Движение "Суть Времени" позиционирует себя как лево-патриотическая политическая сила. Это означает, что "патриотизм" - не "ничего не значащее, пустое слово", а жизненный принцип, защиту которого ни при каких условиях мы не отдадим. Почему же это является столь важным для нас?
Для того, чтобы это объяснить с опорой на выбранный феноменологический метод, давайте рассмотрим ещё пример. Вот стихи народного поэта Некрасова:
Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К отчизне холоден душой,
...
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил - и сердцем я спокоен...
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба...
Что вы испытываете, когда это читаете? Не находите ли вы это более благородным, чем антипатриотизм фанатично-космополитичной части "красных" (я говорю о космополитизме, потому что считаю, что интернационализм в его советском варианте - это и есть проявление специфического русского национализма)? А если вы ничего не испытываете, то почему это так, а не иначе? Я - испытываю чувство "возвышения душою", а кто-то - нет. Почему так происходит?
Возьмем как
пример высказывания слова другого писателя, Виктора Ерофеева:
Русских надо бить палкой.
Русских надо расстреливать.
Русских надо размазывать по стене.
Иначе они перестанут быть русскими.
Что вы теперь испытываете? А когда читаете
вот эти высказывания выдающихся либеральных умов современности? А если я испытываю гнев, а кто-то - нет, то почему так происходит?
Возьмем ещё для анализов цитату из Ерофеева (ведущего телепередачу по каналу "Культура"): он, как разверзнутая клоака, щедр на зловоние. Вот, из рассказа "Минетчица":
Когда я знакомлюсь с женщиной, то, глядя ей с доброй улыбкой в глаза, я всегда почему-то думаю о том, хорошо ли она делает минет. А, собственно, почему я должен думать о чем-то другом? Какое мне дело до ее трудов и дней? Ведь минет - это и есть основное жизненное назначение женщины, выражение ее вечной женственности, природных даров и умственных способностей. И если она не догадывается об этом или яростно отрицает подобное предположение, значит, она не умеет делать минет или же делает его бездарно, бесчувственным ртом...
Не знаю, как читателю, а мне эти отрывки смердят. Я считаю, что такие вещи не может писать человек, испытавший в своё время настоящую, чистую, возвышающую любовь, приводящую к духовному росту в новое измерение. Мне кажется, что наша способность к пониманию Другого основана на способности заменить этого абстрактного Другого собой или своими близкими. Гуссерль, например, считал, что мы можем понимать других по аналогии. Например, вы сострадаете старушке, просящей милостыню, потому что вы мысленно замещаете её близким себе человеком - матерью или бабушкой. И вам смердят приведенные отрывки, потому что вы мысленно замещаете абстрактную "минетчицу" конкретным, интимно близким и почти святым для вас любимым человеком. Поэтому и говорят «Родина-Мать», чтобы сделать абстрактный символ интимно-конкретным. А если эти отрывки не смердят - значит такого человека и такой любви у вас нет!
Мигель де Унамуно, испанский философ и писатель, сказал как-то: "У меня болит Испания". Но Испания может "болеть" в том случае, если не оборван тот нерв, который связывает человека с его Родиной. Испания находилась в начале XX века примерно в том же униженном положении, что и Россия сегодня. И мы говорим вот что: да, у нас болит Россия.
Что происходит, когда вы читаете Ерофеева и других шавок? Происходит оскорбление, осквернение Священного Символа. Если бы шавка оскорбила меня лично, было бы нетрудно смолчать. Но есть особое, нерационализируемое "чувство священного", которое Мирча Элиаде связывал с религиозным чувством. Человек, у которого не оборван нерв, связывающий его со Священным Символом Родины - это почти религиозный человек. Он вытерпит личные оскорбления, но на оскорбления священного он ответит джихадом. И я хочу, чтобы ты, читатель, ответил Красным Джихадом, "яростью благородной", "Священной Войной":
Иди в огонь за честь отчизны,
За убежденье, за любовь...
Иди и гибни безупречно.
Умрешь не даром: дело прочно,
Когда под ним струится кровь...
Этот исполненный любви джихад есть тот Эрос, раскаленная докрасна воля к жизни, который да будет противопоставлен призываемому Ерофеевым Танатосу. Нам нужна накалённая интеллектуальная проповедь, призванная спаять, восстановить утерянную связь со священными символами. Нам нужны накалённые интеллектуальные эмоции, обладающие тайной способностью проникать в самые потаённые уголки человеческой души.
Нерв, связывающий человека со священным символом собственной Родины, заставляет его страдать и мучиться, не спать ночами "во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины". Любовь к священному символу (Родины или любимой женщины) дает способность различать подлинное и неподлинное (интуиция подлинности), восстанавливает духовную вертикаль и способность ориентироваться в пространстве ценностей (отсюда - аксио-логия), отличать высокое от низкого. Эта способность к различению позволяет отличать тех, в ком эта любовь есть - а в ком её нет. Паскудные разговорчики либеральных социал-дарвинистов о "мухах", "анчоусах", "совках" многих не поражают, хотя любой человек, для которого Народ, великий народ блокадного Ленинграда и Сталинграда, является святым - проклянет того, кто так говорит. Почему же рвётся или отмирает тот нерв, который связывает человека со священным символом? Ведь невозможно себе представить такой разгул скверны, скажем, в сталинские советские годы. Почему явление утраты чувства священного становится массовым?
Это совершенно понятно. Курс на разрушение национального самосознания у нас взят давно. Целый легион либеральной "сучьей породы" Гельманов (как выразился Проханов) работает на это. У людей не хватает никаких душевных сил на то, чтобы нервно реагировать на каждый плевок в адрес священного. Кроме того, измазанная дерьмом икона - уже не икона. Она осквернена, её надо освящать заново. А ничто не обретает силу священного символа без жертвы и подвижничества!
Что же мы можем сказать теперь по поводу гримас космополитизма в среде "красных"? Я приведу развернутую цитату из второго тома "Советской Цивилизации" Сергея Кара-Мурзы, она того стоит:
Вот выдержка из работы испанского историка Антонио Фернандеса Ортис в сборнике "Коммунизм - еврокоммунизм - советский строй" (Москва, 2000). Он пишет в заключении:
"Из истории коммунистических партий и особенно компартии Испании видно, что практически во все время их существования в них имеют место два проекта коммунизма и два проекта партии. Наличие этих двух проектов не всегда осознается, можно даже сказать, что они существуют на интуитивном уровне. Различаются они не на уровне идеологии, а на уровне самого восприятия жизни и смысла существования человека в обществе.
Есть коммунизм, культурной основой которого является такая солидарность, которую мы можем назвать традиционной, народной, крестьянской. Народ, государство, общество и человек воспринимаются как единые, тотальные естественные субъекты. Они - совокупность объективных и субъективных, материальных и духовных ипостасей, которые их образуют. В этой модели коммунизма человек соединен узами солидарности со всем обществом и с природой. Его солидарность выходит за рамки социального и распространяется на природу, с которой человек устанавливает особые отношения. В Европе и России основаниями этого коммунизма были и продолжают оставаться традиции солидарности с крестьянскими корнями...
...
Другой проект коммунизма - городской, рационалистический. Он унаследовал ценности Просвещения и Французской революции, принял модель атомизированного человека и с нею индивидуализм. Этот проект коммунизма отвергает традиционное крестьянское мироустройство, народный мир как пережиток феодализма... Отсутствие классового сознания в среде крестьян делает их мелкими буржуа, превращает их в "мешок картошки". Это проект коммунизма, который в конце концов согласился с основными принципами, на которых стоит капиталистическое общество... Традиционные общинные ценности, традиционная солидарность, основанная на модели делимого "общего человека" ("часть меня присутствует во всех людях, а во мне присутствует часть всех людей") рассматриваются в этом коммунизме как реликты предыдущих эпох в существовании человека. Реликты, которые служат препятствием прогрессу и обречены на исчезновение.
Весь практический опыт социализма в ХХ веке в большей или меньшей степени, в зависимости от конкретных условий, отражает взаимодействие двух описанных выше "проектов коммунизма". Пожалуй, большевизм представляет собой самый яркий случай. В нем переплетаются две формы коммунизма или, если хотите, две формы солидарности...
В тесной связи со сказанным выше возникает фигура интеллигента, которому трудно понять предпочтения народа, который полон противоречий и впадает то в абсолютную идеализацию, то в абсолютное отрицание. И европейская, и русская коммунистическая интеллигенция обнаруживают это свойство. Народ и его "авангард", пролетариат, стали объектом идеализации - и в отношении их природы, их поведения, их исторической роли. Народ всегда прав! Но ведь народ, как категория, не обладает разумом, он имеет здравый смысл. И именно здравый смысл народа, способ его самовыражения, зачастую грубый, и в массе пролетариата, и в крестьянстве, не соответствует идеализированным и идеологизированным представлениям левого интеллектуала. Приходит разочарование и осуждение. Левый интеллектуал Европы испытал двойное разочарование. Он не понял самовыражения народа в его собственной культурной среде, на своей собственной территории - и он не понял народного, традиционного компонента в советском проекте. Сходный процесс пережила и советская интеллигенция".
Стоит отметить, что точка зрения Сергея Кара-Мурзы на крестьянство является предметом споров. Сергей Георгиевич известен своими симпатиями к народничеству, часто впадает в чрезмерную критику Просвещения и Модерна, что дает иной раз повод упрекать его в традиционализме. Но, в любом случае, то, что здесь сказано, безусловно, очень важно. Итак, говоря очень упрощенно, существует два представления о коммунизме, опирающихся на разные типы мировосприятия. Один из них - не утерявший связи с духом своего народа (но и не впавший в традиционализм), пытающийся сохранить единство исторической памяти своего народа, державный коммунизм. Во время правления Сталина, например, произошло подавление космополитической части левых сил ("безродные космополиты"). Произошло сращивание марксизма и исторической траектории русского мира. Народные массы проинтерпретировали категории "пролетариат" и "буржуазия" совсем в ином, не рационалистично-марксистском ключе. Николай Бердяев писал важное:
Марксизм разложил понятие народа, как целостного организма, разложил на классы с противоположными интересами. Но в мифе о пролетариате по-новому восстановился миф о русском народе. Произошло как бы отождествление русского народа с пролетариатом, русского мессианизма с пролетарским мессианизмом. Поднялась рабоче-крестьянская, советская в Россия. В ней народ-крестьянство соединился с народом-пролетариатом вопреки всему тому, что говорил Маркс, который считал крестьянство мелкобуржуазным, реакционным классом.
А Пришвин писал о восприятии «буржуев» в деревне (14 сентября 1917 г.):
Без всякого сомнения, это верно, что виновата в разрухе буржуазия, то есть комплекс «эгоистических побуждений», но кого считать за буржуазию?.. Буржуазией называются в деревне неопределенные группы людей, действующие во имя корыстных побуждений.
Сергей Кара-Мурза в другом месте пишет очень важное относительно «религиозности» русского державного коммунизма, которая отличает его от другого, формально-рационалистического коммунизма:
Русские коммунисты не подавляли религиозного чувства, не посягали на него, они сами были его носителями. Советский человек был (и в большинстве своем остался) глубоко религиозным. Как же это понять? Как же наш атеизм? И русские философы, и западные теологи объясняют, что основой религиозного чувства является особая способность человека чувствовать, воспринимать сокровенный, священный смысл событий, действий, отношений. Это главное, а не веpа в какого-то конкpетного бога.
Такой человек ощущает священный смысл хлеба и земли, тайный смысл рождения, болезни, смерти. Для него может иметь священный смысл Родина, Армия, даже завод, построенный жертвами отцов. Такой человек чувствует долг перед мертвыми и слушает их совет при решении земных дел. Говорят, что у тех, кто обладает такой способностью, есть "естественный религиозный орган". У советских людей, включая атеистов, этот орган был очень развит - и даже хорошо изучен нашими противниками. Они его и использовали, и разрушали все последние пятнадцать лет.
Важнейшей вехой в истории этого нашего державного коммунизма, является, конечно, эпоха Сталина. Я недостаточно циничен, чтобы восторгаться репрессиями или жертвами коллективизации. Но я люблю прометеевский, огненный пафос той эпохи. Мне нравится индустриализация и тост за русский народ, но всё это, в конечном счете, вторично. Главное, что делало и делает меня сталинистом - это Вера Сталина. Его абсолютная вера в Россию и в свой народ. Его вера и его воля была столь велика, что она передавалась всему обществу. "Либо мы сделаем это, либо нас сомнут" - и ни у кого нет сомнений, что нам это по плечу. Популярность Сталина обусловлена, я считаю, не столько его организаторскими успехами - а этой его верой в своё Царство. Я и ты презираем либеральную веру в то, что всё, к чему Россия предазначена и на что способна - раздвинуть ноги перед "западными партнерами", быть для них "комфортным партнером". Люди, оказавшись в состоянии смуты, пытаясь спастись от навязываемого им комплекса неполноценности, инстинктивно тянутся к Сталину, как к единственной неколебимой духовной опоре, спасающей от сомнений и неверия в свои силы, к фигуре Отца. Сталин - единственный, кто не предаст никогда. Как бы плохо ни было, как бы ни был силен враг, он отдаст приказ "Ни шагу назад", и мы перейдем в контрнаступление. Сталин и Великая Война, как некогда Сталинград - последний духовный плацдарм, уцепившись за который, можно еще осуществить реванш. С. Кара-Мурза пишет:
Вообще, на вопрос о том, кому можно вверять власть, я не встречал лучшего ответа, чем дал Сталин: "Тому, кто очень сильно любит свой народ".
А что насчет другого коммунизма? Другой коммунизм - сухо-рационалистический, формальный. Часто его можно опознать по антисоветизму (антисталинизму троцкистов, антисоветизму Бузгалина и т.д.), который опирается в своей критике на цитаты из Маркса. Это - фанатики догмы, люди, которым соответствие букве священного писания дороже, чем страдания народа, с которым они потеряли духовную связь, и которые готовы были отдать под нож народы СССР за его несоответствие непререкаемым откровениям марксизма. Кара-Мурза вспоминает опыт общения с такими людьми:
Выступает экономист из Соpбонны, тpоцкистка. Та же песня, только конкpетнее: "Мы пpизывали к pеволюции, котоpая pазpушила бы СССР, эту импеpию номенклатуpы. Нельзя поддеpживать тех, кто защищает СССР. Главное сегодня - скоpее демонтиpовать остатки советских социальных стpуктуp: бесплатное обpазование, здpавоохpанение, солидаpность тpудовых коллективов. Только тогда возникнет ноpмальная буpжуазия и ноpмальный пpолетаpиат. И этот пpолетаpиат начнет пpавильную пpолетаpскую pеволюцию. Пpи этом, товаpищи, основа демокpатии и социализма - освобождение женщины".
Зачем же этот маpксист в юбке тpебует добить остатки советской системы, позволяющие нам кое-как выжить? Да, видите ли, pусские буpжуазию объедают, не дают ей пеpвоначальное накопление пpовести, и в pеволюцию не кидаются - жуют кpаюшку да лежат на печи. Все не по Маpксу. Я задал этой даме три вопpоса:
- Во имя демокpатии вы пpизывали pазpушить СССР, зная, что 76% гpаждан хотят его сохpанить. Вы что, пpосвещенный авангаpд, имеющий пpаво вести неpазумные массы к пpедписанному вами счастью?
- Вы тpебовали антисоветской pеволюции в стpане, котоpую сами назвали "этнической бомбой". Сегодня, когда катастpофические pезультаты налицо, считаете ли вы свою установку на pеволюцию ошибочной?
- Вы - боpец за свободу женщин. Учли ли вы, пpизывая к ликвидации СССР, что означает для 30 млн. женщин азиатских pеспублик замена советского стpоя на шаpиат?
"Гады, такие были хорошие идейки, да народец плох, все испоганил!", "Ах, а у вас тут вот это и это не по Марксу!". Мы видим молодых интеллигентных студентов-троцкистов, у которых сердце обливается по ливийскому пролетариату, стонавшего под игом Каддафи. Что для них характерно? Прежде всего, крайняя догматичность и редукционизм, отрицание влияния на дела революции таких факторов, как национальные культурные особенности, религии и вообще духовного измерения жизни общества. Один троцкист мне всерьёз доказывал, что пролетарий в США, России и Египте - везде один и тот же, поэтому нужно поддержать революцию в Египте, ибо она имеет классовый характер. Неподлинность, дешевое фрондирование, желание возвыситься в собственных глазах путем показывания фиги власти. Они любят пролетариат как абстракцию, как интеллектуальную конструкцию, а не как живую сущность, с которой связаны нервом любви и веры. Этот вариант коммунизма исповедовала почти вся еврокомунистическая западная интеллигенция, ныне почти почившая в бозе. Потеряв сначала духовную связь с народом, а затем и свою социальную базу в результате становления общества потребления, значительная её часть отчаялась и бросилась в постмодернистский омут, потеряв разум. Знаменитый Алан Сокал, автор известной аферы-шутки, разоблачивший постмодернисткую спекуляцию научными терминами, так пишет об этой постмодернистской части левых:
Признаюсь, что я - растерявшийся старый «левый», который никогда полностью не понимал, как деконструкция должна была помочь рабочему классу. А еще я умудренный опытом ученый, наивно верящий, что существует внешний мир, что в нем существуют объективные истины об этом мире, и что моя работа состоит в том, чтобы выявить некоторые из них.
...
Другим источником постмодернистских идей является, кажется, уникальная в истории левых ситуация общей безнадежности и дезориентации. «Реальный социализм» растворился, социал-демократические партии исповедуют политику неолиберализма, и политические движения третьего мира, которые привели свои страны к независимости, в основном отказываются от всякой попытки автономного развития... Никогда идеалы справедливости и равенства не казались столь утопичными. Не вдаваясь в анализ этой ситуации (и тем более не предлагая решений), нетрудно понять, что она влечет за собой настроение отчаяния, которое отчасти выражается в постмодернизме.
Согласно этому сухо-рационалистическому коммунизму (а также его сошедшему с ума левому постмодернистскому близнецу) священного быть не должно. Я же отвечу, что не должно быть этого варианта коммунизма или социализма, и да будет Родина и коммунизм. И только если будет Родина - будет коммунизм.
Итак, я говорю следующее. Да, у нас, коммуно-патриотов, болит Россия. Многие из нас - светские люди, они мечтали жить как люди в Истории. Мы смотрели на человека как на набросок, предначертание, и пытались достроить его в будущем, разгадывая его космический смысл, его предназначение. Мы хотели, чтобы все препятствия с пути наверх, к Новому человеку были убраны, чтобы мы наконец стали Людьми и двигались вместе с другими к невероятным новым перспективам. Мы были в шаге от этого. Но теперь мы катимся вниз, дальше и дальше вниз. Если для верующего человека есть жизнь в потустороннем мире, то для меня и многих из нас этой жизни нет. И вопрос, который мы ставим, таков: кто позволил ЭТИМ людям делать бессмысленными наши жизни? Тратить наше экзистенциальное время на Ничто? По какому праву это делает Медведев? Мы пускаем стрелы тоски по утерянной советской Родине, и, выкинутые на обочину Истории, обесточенные и поврежденные, мы эту Родину себе вернём!
Напоследок приведу слова С. Е. Кургиняна, полные сути нашего времени:
С. Е. Кургинян, "Суд Времени", тема "Перестройка", передача №3.
"Это было преступление уже не геополитическое..., и не историософское (порванная наша история), это было преступление метафизическое. И результатом всего этого является то, что Россия бьется с этим переломанным хребтом в течение 20 лет, и не может выйти ни на какие рубежи. Это предмет нашей с вами национальной судьбы, нашего с вами понимания того, что будет с нами и будет ли будущее у наших детей. Мы сейчас с вами должны ответить. Если мы счастливы от того, что тогда произошло, значит нам нравится валяться с этим переломанным хребтом - и дальше. Это вопрос ОГРОМНОГО значения. И в конечном счете это вопрос не только ума, это вопрос Любви и Веры. Вы воспринимаете то, что произошло, как экзистенциальную катастрофу, как потерю близкого? Если да, то это катастрофа, если нет - то и ладно".