1. Врио министра культуры Новосибирской области объясняет, почему нельзя запрещать арт-тур под названием «Сатанист» польской группы Behemoth.
2. И.о директора департамента культуры Приморского края (такой же, по сути, министр), ссылаясь на те же и некоторые другие основания, объясняет, почему нельзя не запрещать.
Интересное время в нашей Федерации. Можно наблюдать, сравнивать, рассуждать.
I
Рассуждать интересно не о Бегемоте. Действительно ли они сатанисты или просто тур у них так называется - вопрос отдельный. Их концерты, не собравшие по Сибири и 200 человек, пресекли в нескольких городах, потом точку поставила ФМС, выдворившая поляков из России за нарушение визового режима. А не «за культуру», вроде как.
И оба министра культуры это не обсуждают. Вопрос, на который они по отдельности ответили, стоит, по существу, иначе: А если да - сатанисты, извращенцы... Или какие-нибудь фашисты приедут - как обществу быть?
Этот важный вопрос шире, чем вопрос о законности - хоть самого такого концерта, хоть его запрета или разгона или... не будем о крайностях. Законы - плод компромиссов, и их пишут победители, в каждую эпоху свои. Законность сиюминутна, и пусть с ней разбирается прокуратура. Нам же, ради будущего, полезнее судить законы с позиций должного, чем судить о должном потому как сегодня написан закон. Нас интересует общество и его судьба.
Два министра - две позиции. Нет, мы не собираемся, не зная министров лично, выносить суждение о министерских душах. Может быть, запрещая мероприятие, и.о. директора делал это не с чувством исполненного долга, а от «страха ради президентска», поскольку президент выступает за традиционные ценности. Может быть, врио министра не спал ночь от того, что в культурное пространство города пришёл Сатанист, но умыл руки исключительно «страха ради прокурорска», наступив себе на культурные фибры души ради Закона.
А может, разница - в объёме ответственности, который берёт на себя тот и другой. Один чувствует себя ответственным за культуру в обществе, у него душа болит за то, чтобы всё культурное пространство было культурным. Тогда он будет работать с законом как с инструментом и предлагать его усовершенствование. Другой отвечает за культуру только в гос.учреждениях культуры, а то и только за соблюдение закона в своём министерстве. Ведь если, как он процитировал закон, даже на государственные учреждения культуры у него нет власти (ну такой закон сейчас), то тут хоть бы самому культурным остаться.
Не будем гадать, недаром говорят, что чужая душа - потёмки.
II
Мораль невозможно кодифицировать. Закон и не пытается это делать, апеллируя в отдельных статьях к «общественным нравам» как к данности. Закон кодифицирует только то, что не общепринято. Он - вторичная, сознательная надстройка над фундаментом, которым является закон неписаный, то есть мораль.
Мораль не есть предмет «общественного договора». Она, как опыт поколений, впитывается человеком в процессе воспитания. Стоит ребёнку начать «безобразничать», то есть выходить за рамки приличий, общепринятых понятий о добре и зле, как любящий родитель проводит мгновенную вразумительную беседу - «нельзя, потому что стыдно!». И ребёнок усваивает, что свобода самовыражения имеет естественные рамки, ещё до того как узнаёт про законы и правила.
Общество, подразумевается, состоит из взрослых людей, которые это усвоили. Если мораль рушится, то есть общество входит в такую стадию деградации, то эти рамки (или вообще рамки) теряются, подвергаются рациональному сомнению, то и здание законности теряет свой фундамент, становится слепым бессмысленным формализмом, не защищающим общество, а оправдывающим его разложение.
Поэтому правоохранителям важно защищать общепринятую мораль - как фундамент, без которого не устоит и само право. Что касается общества, то оно в силу той же фундаментальности морали, не должно себе позволять, чтобы зло, смерть, оскорбление чувств апеллировали к закону для своей защиты. Исходя из интересов самосохранения, оно будет защищать нравственность, когда она окажется поругана - независимо от того, прописана ли в законе защита от конкретного способа поругания.
Общество будет делать это как может. И, значит, все мы заинтересованы в том, чтобы в обществе возникли и такие легитимные (принимаемые большинством) механизмы защиты от аморальности, которые не связаны с кодифицируемым правом.
III
После того как общество так или иначе - в одних городах по-приморски (через власть), в других по-сибирски (через силу), а в конце концов по-уральски - нашло способы разобраться с «Сатанистом», в нашем городе как-то нездорово возбудились либералы с фашистами. Причем, что интересно, сделали они это именно вместе. Несмотря на то, что, казалось бы, все привыкли думать, что либералы выступают за свободу всего и для всех, а фашисты - напротив - делят людей на тех у кого должны быть всяческие права и тех, у кого их не должно быть в принципе. Но такая разность во взглядах не помешала им объединиться. И на 28 мая они
вместе заявили пикет, главный заявитель которого - либерал Стас Захаркин, а отетственным за безопасность обозначен один из лидеров новосибирской ячейки неофашистского движения
«Реструкт» Роман Максимов.
Они стали высказываться в терминах войны, близко к сердцу приняв изгнание «сатаниста», словно это их собственное поражение. При этом, они сделали типичные для себя подмены, искажая и главный вопрос, и картину «военных действий».
То есть, во-первых, они тоже ушли от обсуждения конкретного сатанизма конкретного Бегемота, но не чтобы поставить вопрос: «а что если да?». А чтобы, подобно невоспитанному ребёнку, потребовать свободы творчества вообще, фактически ответив на этот вопрос «а ну и пусть!». Ради защиты «сатаниста» они перешли к более общему вопросу свободы. Сравните: «мы за свободу „сатанисту“» - такое сказать им всё ещё неловко. То ли дело сказать «мы за свободу!» - это сразу наполняет зоб ощущением доблести.
Тем самым серьёзный разговор - о поиске механизмов защиты общества от вызовов против общепринятой морали - начали сводить к разговору о вкусах. Типа, вкусы различны - одним нравится Бог, другим сатана; одним Добро, другим зло; Жизнь и смерть имеют равные права, и пр.
Или: «мы хотим слушать любимую музыку!» - как будто речь шла о музыке. Тоже стандартная подмена - разговор о добре и зле подменить разговором о жанре. Если в жанре искусства, то всё позволено. Этот приём мы проходили на примере Гельмана и других выставках Центра «современного искусства» А.В.Терешковой.
Во-вторых, они постарались, как бойцы информационной войны, подменить картину действующих сил, изображая дело так, что возникшее противостояние - это противостояние православных фундаменталистов и народа. Дескать, те, кто против «Сатаниста» - это только кучка «фанатиков из РПЦ», а они, 15 пикетчиков, конечно, представляют народ, и народ очень хочет, чтобы добро и зло плясали на соседних сценах, и чтобы наша молодёжь свободно тряслась под слова о смерти вслед за мертвецами на сцене.
Это грубая подмена. Обширный опрос общественного мнения АКСИО-4 показал, что народ в большинстве своём не принимает явные переворачивания морали. Что у народа, тем самым, есть ценности, и они, независимо от воцерковлённости и образно-понятийного оформления, не расходятся с православными. А значит, в частности, что и сатана для народа - не только персонаж вероучительных книг, но и персонификация зла в нашей культурной традиции в целом. При том, что нетерпимость к резким отклонениям от понятий народа о добре и зле вполне уживается у народа с неприятием вмешательства в частную жизнь.
Опрос также показал, что есть и 7% особого, прозападного народа, вот таких как эти наши либералы с фашистами. 31 мая они провели форум «Либертат» - по их словам, задуманный давно, но тут ставший остро актуальным. Его организаторы - не просто западники и атеисты, а известные уже лютые ненавистники религии (например, Анджей Емельянов-Терёхин - автор книги «Антихрист»). Форум задумывался как антиклерикальный, преподносился как «широкая дискуссия», на которую, однако «не пустят тех, кто не записался заранее». Обсуждать предлагалось тот самый вопрос, который среди взрослых людей и обсуждать-то неловко - о том, что каждый должен самовыражаться как ему удобно, согласно своим собственным понятиям о добре и зле.
IV
Нам интереснее вернуться к вопросу о механизме нравственной защиты общества, связанном с фундаментом (моралью), а не надстройкой (законом) Два года назад мы вместе с рядом общественных организаций ставили вопрос о создании в городе Общественного совета по вопросам нравственности. Сейчас, когда наступление Европы с её извращениями уже бросается глаза, вопрос о таком Совете надо срочно додумать и провести в жизнь.
Такая затея будет небессмысленной, даже если такой совет, состоящий из авторитетных и независимых от власти и бизнеса людей, будет только выносить суждения по вопросам нарушения общепринятых нраственных рамок теми или иными актами в публичном пространстве. Но по-настоящему эффективным он мог бы стать, если бы приобрёл статус с необходимыми полномочиями.
Предлагаем обсудить в комментариях способ формирования такого Совета и необходимые ему полномочия.