Кокшанский химический завод полтора столетия спустя
В прошлом посте я уже описал в нескольких словах особенности химического производства на Кокшанском заводе и все вытекавшие из него (в прямом и переносном смысле слова) экологические последствия - ядовитые стоки, почти стопроцентную заболеваемость рабочих, токсичные отвалы отходов, сохранившиеся до наших дней, и многое другое. Не так давно наконец появилась возможность посетить это чудесное место с небольшой этнографической экспедицией, пообщаться с местными жителями и выяснить, что больше всего им запомнилось из санитарных и экологических проблем 150-летней давности.
Полученные материалы, их анализ и выводы я оставлю для научной статьи, а здесь сосредоточусь на том, о чем в статье не напишешь, но что тоже имеет некоторое значение для исследования.
Вообще, север Татарстана и юг Удмуртии - довольно колоритная местность, где природа становится все более дикой (да простит меня Уильям Кронон), а дороги плохими, извилистыми и однополосными. Избы здесь строят так же, как и в позапрошлом веке. Примерно к той же эпохе относятся почти все общественные здания - школы, больницы, сельские клубы, и, разумеется, церкви, которые серьезно отличаются от обычных православных храмов. Благодаря полному отсутствию куполов и колоколен они больше напоминают печку из мультика "Вовка в Тридевятом царстве", чем религиозные сооружения.
Аналогичным образом - когда-то процветавшими, а теперь совершенно заброшенными - выглядят леса по мере приближения к Кокшану. На первый взгляд ничего особенного в них нет, но наметанному взгляду хорошо заметны ряды кедров и крымской сосны, явно попавшие сюда не сами по себе. Многие местные заводчики, действительно, хорошо заботились о растущих вокруг лесах, и, вопреки распространенному мнению, не пытались как можно быстрее их выпилить. Благодаря этому деревня до сих пор окружена хвойным лесом, по выходе из которого виду предстает почти что индустриальный пейзаж - остатки заводских построек и лежащие рядом терриконы.
Остатки цеха по производству кислотоупорной керамики
Открытое пространство, занятое заводом внутри Кокшанской лесной дачи, представляет собой что-то вроде глубокой округлой чаши, по дну которой протекает небольшая речушка Кокшанка - интересно, что ныне здравствующий Бондюжский тоже расположен в аналогичной низине. Не берусь судить, был ли в этом какой-то расчет или так получилось случайно, но газы из заводских труб при подобном расположении завода должны были распространяться на меньшие расстояния, причиняя меньше вреда окружающим селениям и создавая вполне определенные неудобства населению завода.
Террикон №1 (желтый)
Террикон №2 (черный)
Кроме того, на заводской территории при таком раскладе не было ни одного более или менее подходящего места для свалки ядовитых отходов - куда их ни положи, благодаря рельефу содержимое терриконов все равно окажется сначала в Кокшанке, потом в Тойме, а потом еще неизвестно где. Так оно и получалось в свое время - бывало, что до Елабуги, которая находится ниже по течению, доплывали "стада" дохлой рыбы, а скот, пасшийся на берегу, умирал от болезней желудка. Все это до сих пор усугубляется тем, что под кучами отходов постоянно бьют родники, текущие через деревню в пруды и реки.
Пару лет тому назад, во время работы над кандидатской диссертацией, мне удалось провести рентгенофлуоресцентный анализ содержимого этих двух куч. Если в черной содержится преимущественно железо (хотя есть и более токсичные элементы), то желтая почти целиком состоит из меди и хрома, которые (особенно второй) на здоровье влияют не лучшим образом. Что касается хромовых соединений, то даже длительного воздействия через кожу может быть достаточно, чтобы получить смертельную дозу этого вещества.
Тем не менее, на склонах той же самой низины, между заводскими развалинами и ядовитыми терриконами, по-прежнему стоят крестьянские избы, часть из которых сохранилась со времен функционирования завода, а часть построена уже в советские времена.
Удивительно, но целый промышленный мини-город меньше, чем за сотню лет после своего закрытия, практически исчез. Из десятков каменных зданий сохранилось только одно, и кое-где еще стоят чудом выжившие деревянные постройки.
Вот, например, "номера" - так местные жители называют бараки для рабочих.
По словам местных жителей, в каждом подъезде жило 2 семьи, т.е. каждая труба отапливала 4 квартиры. Нетрудно догадаться, что жилплощадь была не очень большой, хотя кокшанцы, как и москвичи, считают, что 20 квадратных метров на семью в двух шагах от центра - это нормально.
Если бы последнее фото можно было продолжить чуть вправо, то можно было бы увидеть канал, по которому из пруда поступала вода для бытовых нужд, а еще правее, сразу за каналом - желтый террикон. Этот канал, которым рабочие активно пользовались, и террикон, благодаря родникам, соединяются друг с другом небольшим, но очень интересным ручейком:
В ручье бежит ярко-желтая, почти непрозрачная жижа, от которой, по слухам, даже в наши дни мрут козы и болеют коровы. Легко представить, что происходило с рабочими - современники писали, что трудовой стаж на Кокшанском заводе редко у кого превышал 15 лет, а в большинстве случаев составлял от 5 до 7. Отработавших свое рабочих хоронили здесь же, на кладбище, которое в XIX веке разрасталось довольно активно.
Самое ужасное, что многие работали там не по своей воле, и нередко их семьи узнавали о смерти кормильцев случайно - когда долго не получали от них вестей. Дело в том, что владельцы завода довольно быстро испортили свою репутацию в глазах местного населения и вынуждены были искать рабочих в других губерниях, куда посылали своих приказчиков. Они подсовывали безграмотным крестьянам договоры с кабальными условиями, и, когда получали их "подписи", превращали некогда свободных людей в крепостных, а то и хуже.
В итоге Кокшанский завод оказался крупнейшим поставщиком не только хромпика, но и трупов на кладбища окрестных деревень. Как утверждают местные жители, рядом с Кокшаном до сих пор сохранилась братская могила на две сотни человек с надписью на надгробье: "Рабочие красильного цеха".
Удивительно, что при всем вышесказанном потомки рабочих считают Ушковых меценатами и благотворителями: "А меценаты-то, меценаты какие были! Сейчас такие есть ли?" В качестве подтверждения своих слов они обычно указывают на построенные Ушковыми школы, церкви и больницы. В Кокшане, например, сохранилось выстроенное Ушковыми ремесленное училище, которое действительно давало крестьянским детям шанс выбиться в люди (как говорил известный химик-инженер бабушке одной из наших собеседниц, работавшей на хромпике - "Была бы ты грамотной, я бы тебя только градусники проверять поставил").
Вот, собственно, и это здание, которое кокшанцы почему-то считают бывшей старообрядческой церковью. Архитектура и впрямь непривычная для наших мест, особенно мезонин с руной Одал, на который не ведет (и, что самое интересное - похоже, никогда и не вела) ни одна лестница.
О мотивах и масштабах благотворительной деятельности господ промышленников легче будет судить, если учитывать тот факт, что их доход с одного рабочего хромового производства превышал его заработную плату в 43 (!) раза. Явно не самая достойная плата за работу, убивающую человека в течение нескольких лет. Почему бы, например, не потратить те же деньги на закупку респираторов? Никто из местных жителей так и не смог ответить на этот вопрос, хотя ответ прост - рабочих в респираторах никто, кроме них самих, не видит, а школы и церкви видят все, и хвалят при этом тех, кто их построил. За отсутствием в XIX в. больших рекламных баннеров промышленникам приходилось как-то выкручиваться.
Самое значимое наследие династии Ушковых, о котором стоит помнить в первую очередь - это кладбища вокруг Кокшана и Менделеевска и кучи химических отходов, которые до сих пор отравляют землю и водоемы вокруг себя.
Вообще, стоит только поменять лакированные ботинки на кроссовки, как история предстает совершенно в ином виде. Суди я о химических заводах по имеющимся работам - мнение о них у меня было бы совершенно другим.
Надо, пожалуй, написать статью о том, как историографические традиции могут повлиять на здоровье человека. Но это уже совсем другая история.
Полученные материалы, их анализ и выводы я оставлю для научной статьи, а здесь сосредоточусь на том, о чем в статье не напишешь, но что тоже имеет некоторое значение для исследования.
Вообще, север Татарстана и юг Удмуртии - довольно колоритная местность, где природа становится все более дикой (да простит меня Уильям Кронон), а дороги плохими, извилистыми и однополосными. Избы здесь строят так же, как и в позапрошлом веке. Примерно к той же эпохе относятся почти все общественные здания - школы, больницы, сельские клубы, и, разумеется, церкви, которые серьезно отличаются от обычных православных храмов. Благодаря полному отсутствию куполов и колоколен они больше напоминают печку из мультика "Вовка в Тридевятом царстве", чем религиозные сооружения.
Аналогичным образом - когда-то процветавшими, а теперь совершенно заброшенными - выглядят леса по мере приближения к Кокшану. На первый взгляд ничего особенного в них нет, но наметанному взгляду хорошо заметны ряды кедров и крымской сосны, явно попавшие сюда не сами по себе. Многие местные заводчики, действительно, хорошо заботились о растущих вокруг лесах, и, вопреки распространенному мнению, не пытались как можно быстрее их выпилить. Благодаря этому деревня до сих пор окружена хвойным лесом, по выходе из которого виду предстает почти что индустриальный пейзаж - остатки заводских построек и лежащие рядом терриконы.
Остатки цеха по производству кислотоупорной керамики
Открытое пространство, занятое заводом внутри Кокшанской лесной дачи, представляет собой что-то вроде глубокой округлой чаши, по дну которой протекает небольшая речушка Кокшанка - интересно, что ныне здравствующий Бондюжский тоже расположен в аналогичной низине. Не берусь судить, был ли в этом какой-то расчет или так получилось случайно, но газы из заводских труб при подобном расположении завода должны были распространяться на меньшие расстояния, причиняя меньше вреда окружающим селениям и создавая вполне определенные неудобства населению завода.
Террикон №1 (желтый)
Террикон №2 (черный)
Кроме того, на заводской территории при таком раскладе не было ни одного более или менее подходящего места для свалки ядовитых отходов - куда их ни положи, благодаря рельефу содержимое терриконов все равно окажется сначала в Кокшанке, потом в Тойме, а потом еще неизвестно где. Так оно и получалось в свое время - бывало, что до Елабуги, которая находится ниже по течению, доплывали "стада" дохлой рыбы, а скот, пасшийся на берегу, умирал от болезней желудка. Все это до сих пор усугубляется тем, что под кучами отходов постоянно бьют родники, текущие через деревню в пруды и реки.
Пару лет тому назад, во время работы над кандидатской диссертацией, мне удалось провести рентгенофлуоресцентный анализ содержимого этих двух куч. Если в черной содержится преимущественно железо (хотя есть и более токсичные элементы), то желтая почти целиком состоит из меди и хрома, которые (особенно второй) на здоровье влияют не лучшим образом. Что касается хромовых соединений, то даже длительного воздействия через кожу может быть достаточно, чтобы получить смертельную дозу этого вещества.
Тем не менее, на склонах той же самой низины, между заводскими развалинами и ядовитыми терриконами, по-прежнему стоят крестьянские избы, часть из которых сохранилась со времен функционирования завода, а часть построена уже в советские времена.
Удивительно, но целый промышленный мини-город меньше, чем за сотню лет после своего закрытия, практически исчез. Из десятков каменных зданий сохранилось только одно, и кое-где еще стоят чудом выжившие деревянные постройки.
Вот, например, "номера" - так местные жители называют бараки для рабочих.
По словам местных жителей, в каждом подъезде жило 2 семьи, т.е. каждая труба отапливала 4 квартиры. Нетрудно догадаться, что жилплощадь была не очень большой, хотя кокшанцы, как и москвичи, считают, что 20 квадратных метров на семью в двух шагах от центра - это нормально.
Если бы последнее фото можно было продолжить чуть вправо, то можно было бы увидеть канал, по которому из пруда поступала вода для бытовых нужд, а еще правее, сразу за каналом - желтый террикон. Этот канал, которым рабочие активно пользовались, и террикон, благодаря родникам, соединяются друг с другом небольшим, но очень интересным ручейком:
В ручье бежит ярко-желтая, почти непрозрачная жижа, от которой, по слухам, даже в наши дни мрут козы и болеют коровы. Легко представить, что происходило с рабочими - современники писали, что трудовой стаж на Кокшанском заводе редко у кого превышал 15 лет, а в большинстве случаев составлял от 5 до 7. Отработавших свое рабочих хоронили здесь же, на кладбище, которое в XIX веке разрасталось довольно активно.
Самое ужасное, что многие работали там не по своей воле, и нередко их семьи узнавали о смерти кормильцев случайно - когда долго не получали от них вестей. Дело в том, что владельцы завода довольно быстро испортили свою репутацию в глазах местного населения и вынуждены были искать рабочих в других губерниях, куда посылали своих приказчиков. Они подсовывали безграмотным крестьянам договоры с кабальными условиями, и, когда получали их "подписи", превращали некогда свободных людей в крепостных, а то и хуже.
В итоге Кокшанский завод оказался крупнейшим поставщиком не только хромпика, но и трупов на кладбища окрестных деревень. Как утверждают местные жители, рядом с Кокшаном до сих пор сохранилась братская могила на две сотни человек с надписью на надгробье: "Рабочие красильного цеха".
Удивительно, что при всем вышесказанном потомки рабочих считают Ушковых меценатами и благотворителями: "А меценаты-то, меценаты какие были! Сейчас такие есть ли?" В качестве подтверждения своих слов они обычно указывают на построенные Ушковыми школы, церкви и больницы. В Кокшане, например, сохранилось выстроенное Ушковыми ремесленное училище, которое действительно давало крестьянским детям шанс выбиться в люди (как говорил известный химик-инженер бабушке одной из наших собеседниц, работавшей на хромпике - "Была бы ты грамотной, я бы тебя только градусники проверять поставил").
Вот, собственно, и это здание, которое кокшанцы почему-то считают бывшей старообрядческой церковью. Архитектура и впрямь непривычная для наших мест, особенно мезонин с руной Одал, на который не ведет (и, что самое интересное - похоже, никогда и не вела) ни одна лестница.
О мотивах и масштабах благотворительной деятельности господ промышленников легче будет судить, если учитывать тот факт, что их доход с одного рабочего хромового производства превышал его заработную плату в 43 (!) раза. Явно не самая достойная плата за работу, убивающую человека в течение нескольких лет. Почему бы, например, не потратить те же деньги на закупку респираторов? Никто из местных жителей так и не смог ответить на этот вопрос, хотя ответ прост - рабочих в респираторах никто, кроме них самих, не видит, а школы и церкви видят все, и хвалят при этом тех, кто их построил. За отсутствием в XIX в. больших рекламных баннеров промышленникам приходилось как-то выкручиваться.
Самое значимое наследие династии Ушковых, о котором стоит помнить в первую очередь - это кладбища вокруг Кокшана и Менделеевска и кучи химических отходов, которые до сих пор отравляют землю и водоемы вокруг себя.
Вообще, стоит только поменять лакированные ботинки на кроссовки, как история предстает совершенно в ином виде. Суди я о химических заводах по имеющимся работам - мнение о них у меня было бы совершенно другим.
Надо, пожалуй, написать статью о том, как историографические традиции могут повлиять на здоровье человека. Но это уже совсем другая история.