(no subject)
Темнеет. Паутина фонарных лучей укутывает опутывает город, тщетно пытаясь сохранить его гаснущие цвет и жизнь, отогревает людей и их мысли, не давая им утонуть в грязно-сером зимнем небе. Тише, тише, все тише. Лилипутия засыпает. Хор шороха машин, хлюпанья шагов по мокрому зернистому снегу умолкает, оставляя место дыханию ветра, аккомпанементу вечности.
Каждый, проживший этот нахмуренный день, спешит забиться в согретый домашним светом угол, убегая и тревожно вглядываясь в неизбежное, чувствуя близость безразличной темной пустоты. Скоро его обессмысленная действительность обессилено опустеет, законы его религии, Игры, обесценятся, и никакие другие не придут на их место. Тепло веры в безусловное лучшее умрет. Нельзя дать цинизму свободы одержать победу над ней до того, как мир погрузится в липкий хаос сна.
Каждый, проживший этот нахмуренный день, спешит забиться в согретый домашним светом угол, убегая и тревожно вглядываясь в неизбежное, чувствуя близость безразличной темной пустоты. Скоро его обессмысленная действительность обессилено опустеет, законы его религии, Игры, обесценятся, и никакие другие не придут на их место. Тепло веры в безусловное лучшее умрет. Нельзя дать цинизму свободы одержать победу над ней до того, как мир погрузится в липкий хаос сна.