Неделя
Неделя - и перемены. Нервная работа с текстом, которая больше всего напоминала борьбу с собой, позади. И теперь я себя чувствую другим человеком. Рецепт очищения, оказалось, был таким.
В понедельник пришлось признать, что текст неидеален, что он даже плох, и что ответственность за эту плохость несу только я. Когда принтер печатает окончательный вариант, все вокруг становится каким-то очень спокойным и прозрачным. Хрустящие листы в переплете, а еще утренние пятнадцать километров и пониженное давление, позволяют смириться с тем, что работа уже такова, и ее невозможно исправить.
Вторник - это день, когда можно душеспасительно погрузиться в телефонные звонки и журнальные корешки. Когда весь день проходит часа за полтора, потому что есть рутина и есть ныряние в нее с головой. Вторник заставляет вспомнить, что есть солнце и прогулки. Поэтому дорога на поэтический вечер вся спокойная и счастливая. Конечно, я иду к людям. Они добры и светлы, и у них бурливая и разнообразная жизнь. А у меня - предчувствие, что вечер кончится на любимой улице Жуковского. Так и оказывается: после летучего пения девочек из ХОРЕУ, после неожиданных выступлений молодых питерских поэтов, мы гуляем в сторону кампуса и поем песни до утра. В пять-сорок - метро, в половине седьмого - дома. И начинается новый день.
Среда обещала вечер девичий. Медово-дёготьной компанией оказываемся в грузинском ресторане и безостановочно в течение пяти часов портим вечер окружающим. Нам звонко и громко, мы разные и способные вести пять диалогов одновременно. Все заканчивается терпким чаем на Восстания и спасительными обниманиями на прощание. Хотя о среде мне, наверное, сложнее всего говорить. Чувствую вину за этот вечер, но видимо без вины никакого очищения и не случается.
Четверг весь наполнен до краев звонками и зелеными полянами Петергофа. Велики на прокат, лучшие друзья и
пикник под пролетающими в Пулково самолетами. Свежая клубника - такая, что голова кружится от сладости, и еще белое вино. Счастье валяться на солнышко и жонглировать глупостями. И забывать фотоаппарат - потому что так лучше запомнится. Вымокнуть под дождем - лучше продолжение пикника. Прятаться под липами, играть в игру, кто дальше запульнет черешневую косточку, а еще хохотать и сушиться. И находить детские радужные зонты. Смех и какая-то счастливая детскость возвращают меня в меня.
Пятница с субботой напополам - это поход в Петяярви. Я люблю электрички, и еще продавцов всякой всячины в них. Мне всегда интересно, что они делали вот до того, как оказались в этом вагоне в качестве продавцов вечной зажигалки и универсальных ножниц. Кроме электричек любим мной и сосновый лес - высокий и прозрачный, а нам еще достался холмистый, когда у каждого лагеря - своя собственная сопка со своим персональным дымком. Всю благословенную - потому что без комаров - ночь слышно реку, перекатистую и родничную. Охота на хворост тоже хороша - бродим, переговариваясь, по мшистому ковру, чтобы подбросить жизни капризному костерку. А еще любима такая компания. И ночевание всеми вместе. И петь прямо соснам. И гречневая каша. И коньячные терпкие и изюмистые шутки. И междисциплинарное наше всё.
И когда теперь воскресеньит, хочется обобщить и сказать: скоро во мне кончится пустота, потому что мне снова есть, чем ее прогонять.
В понедельник пришлось признать, что текст неидеален, что он даже плох, и что ответственность за эту плохость несу только я. Когда принтер печатает окончательный вариант, все вокруг становится каким-то очень спокойным и прозрачным. Хрустящие листы в переплете, а еще утренние пятнадцать километров и пониженное давление, позволяют смириться с тем, что работа уже такова, и ее невозможно исправить.
Вторник - это день, когда можно душеспасительно погрузиться в телефонные звонки и журнальные корешки. Когда весь день проходит часа за полтора, потому что есть рутина и есть ныряние в нее с головой. Вторник заставляет вспомнить, что есть солнце и прогулки. Поэтому дорога на поэтический вечер вся спокойная и счастливая. Конечно, я иду к людям. Они добры и светлы, и у них бурливая и разнообразная жизнь. А у меня - предчувствие, что вечер кончится на любимой улице Жуковского. Так и оказывается: после летучего пения девочек из ХОРЕУ, после неожиданных выступлений молодых питерских поэтов, мы гуляем в сторону кампуса и поем песни до утра. В пять-сорок - метро, в половине седьмого - дома. И начинается новый день.
Среда обещала вечер девичий. Медово-дёготьной компанией оказываемся в грузинском ресторане и безостановочно в течение пяти часов портим вечер окружающим. Нам звонко и громко, мы разные и способные вести пять диалогов одновременно. Все заканчивается терпким чаем на Восстания и спасительными обниманиями на прощание. Хотя о среде мне, наверное, сложнее всего говорить. Чувствую вину за этот вечер, но видимо без вины никакого очищения и не случается.
Четверг весь наполнен до краев звонками и зелеными полянами Петергофа. Велики на прокат, лучшие друзья и
пикник под пролетающими в Пулково самолетами. Свежая клубника - такая, что голова кружится от сладости, и еще белое вино. Счастье валяться на солнышко и жонглировать глупостями. И забывать фотоаппарат - потому что так лучше запомнится. Вымокнуть под дождем - лучше продолжение пикника. Прятаться под липами, играть в игру, кто дальше запульнет черешневую косточку, а еще хохотать и сушиться. И находить детские радужные зонты. Смех и какая-то счастливая детскость возвращают меня в меня.
Пятница с субботой напополам - это поход в Петяярви. Я люблю электрички, и еще продавцов всякой всячины в них. Мне всегда интересно, что они делали вот до того, как оказались в этом вагоне в качестве продавцов вечной зажигалки и универсальных ножниц. Кроме электричек любим мной и сосновый лес - высокий и прозрачный, а нам еще достался холмистый, когда у каждого лагеря - своя собственная сопка со своим персональным дымком. Всю благословенную - потому что без комаров - ночь слышно реку, перекатистую и родничную. Охота на хворост тоже хороша - бродим, переговариваясь, по мшистому ковру, чтобы подбросить жизни капризному костерку. А еще любима такая компания. И ночевание всеми вместе. И петь прямо соснам. И гречневая каша. И коньячные терпкие и изюмистые шутки. И междисциплинарное наше всё.
И когда теперь воскресеньит, хочется обобщить и сказать: скоро во мне кончится пустота, потому что мне снова есть, чем ее прогонять.