Егор Николаевич
У меня за стенкой есть сосед, Егор Николаевич. Ему лет семьдесят, а может, он просто хорошо выглядит для девяноста. Когда он приходит домой, или если его дверь приоткрыта, по коридору начинает распространяться запах сушеных грибов, а еще - из запахов - он может похвастаться ароматом жареного-пережаренного сала, на котором он готовит всё. В ванной у него нет шкафчика, только полка, отгороженная от мира синей занавеской в ярко сиреневый цветок. Когда Егор Николаевич стирает, он обычно говорит: "Вот, вишь, не нашел в свое время женщину, теперь приходится самому стирать". Обычно я пожимаю в ответ плечами. Это в благодарность за то, что мне раз и навсегда ясно, зачем нужны тетки, а также почему их надо искать себе по молодости и рекрутировать побыстрее: разберут же самых знатных стиральщиц. Еще у Егор Николаевича в общей прихожей стоит ведро, напоминающее одновременно какое-то устройство для зимней рыбалки, а еще такой специальный сосуд, которым черпают воду из скважин. А на полке, над всякими пальто, сокрытых от чужих взглядов глухой занавесью, лежит самый настоящий веник, баненый-перебаненный. Ещё я думаю, у Е.Н. есть где-то под Петербургом дача, потому что почти всегда его нет. И откуда-то же он берет грибы, черт возьми. Если и дача, то какая-то каноничная должна быть, с ёлками и скрипучим крыльцом, никак иначе. А егорниколаевичевы очки, должно быть, были сделаны ещё в шестидесятые, а со щеками срослись году в 1982м. Вот так.
Что ещё я знаю о Егор Николевиче. Что он любит говорить по телефону. Обычно это происходит внезапно и очень громко. Что именно он говорит, мне не слышно. Но слышно, что он вкладывает всю силу голоса и души. Так только пожилые люди говорят, с туготой на ухо, приложенное к трубке. А ещё мой сосед любит смотреть телевизор. Думаю, моя голова и телевизор примыкают к одной и той же стене. Так что я слышу, как за стеной за этой ползут танки, гремя и перебирая гусеницами, кричат солдаты, кирзовыми сапогами продавливая вражью землю, а ещё летят военные вертолеты, а пулеметные очереди празднично делают своё "ту-ду-ду-ду-ду". Иногда вдруг эта программа сменяется бардовским фестивалям, и тогда бородатые и теплые мужики в свитерах, связанных, когда меня еще на свете не было, окружают пни и костры и поют про солнышко лесное. Однажды Егор Николаевич совсем меня перепугал, когда включил какое-то богослужебное мероприятие. Это было как гром среди ясного неба.
А сегодня какой-то особенный день. Среди хитов современной - последних десяти лет - музыки, доносящейся на крайних децибелов из егорниколаевичевой обители, я ясно различаю Моби. Потянуло на лирику. Встретил Ту Самую. И по боку танки с лесными певунами.
Что ещё я знаю о Егор Николевиче. Что он любит говорить по телефону. Обычно это происходит внезапно и очень громко. Что именно он говорит, мне не слышно. Но слышно, что он вкладывает всю силу голоса и души. Так только пожилые люди говорят, с туготой на ухо, приложенное к трубке. А ещё мой сосед любит смотреть телевизор. Думаю, моя голова и телевизор примыкают к одной и той же стене. Так что я слышу, как за стеной за этой ползут танки, гремя и перебирая гусеницами, кричат солдаты, кирзовыми сапогами продавливая вражью землю, а ещё летят военные вертолеты, а пулеметные очереди празднично делают своё "ту-ду-ду-ду-ду". Иногда вдруг эта программа сменяется бардовским фестивалям, и тогда бородатые и теплые мужики в свитерах, связанных, когда меня еще на свете не было, окружают пни и костры и поют про солнышко лесное. Однажды Егор Николаевич совсем меня перепугал, когда включил какое-то богослужебное мероприятие. Это было как гром среди ясного неба.
А сегодня какой-то особенный день. Среди хитов современной - последних десяти лет - музыки, доносящейся на крайних децибелов из егорниколаевичевой обители, я ясно различаю Моби. Потянуло на лирику. Встретил Ту Самую. И по боку танки с лесными певунами.