Я вот чего не понимаю
...в беседе Ивана Карамазова с Алешей. Иван все доказывает, что человека нельзя любить, и со сладострастием садиста-провокатора всякие мерзкие истории рассказывает, в том числе историю о затравленном собаками ребенке, и объясняет:
Понимаю же я, каково должно быть сотрясение вселенной, когда всё на небе и под землею сольется в один хвалебный глас и всё живое и жившее воскликнет: «Прав ты, господи, ибо открылись пути твои!» Уж когда мать обнимется с мучителем, растерзавшим псами сына ее, и все трое возгласят со слезами: «Прав ты, господи», то уж, конечно, настанет венец познания и всё объяснится. Но вот тут-то и запятая, этого-то я и не могу принять. И пока я на земле, я спешу взять свои меры. Видишь ли, Алеша, ведь, может быть, и действительно так случится, что когда я сам доживу до того момента али воскресну, чтоб увидать его, то и сам я, пожалуй, воскликну со всеми, смотря на мать, обнявшуюся с мучителем ее дитяти: «Прав ты, господи!», но я не хочу тогда восклицать.
А я не понимаю - с чего он взял, что и мучителю, и ему самому доведется участвовать в этом хоре?
А впрочем, психология безбожника в образе Ивана гениально раскрывается: при всей его начитанности и наукообразной рефлексии, он не в состоянии увязать понятия искупления, покаяния и вечной жизни. Он о Царстве Божием говорит, как о продолжении земного существования, как-будто всем по умолчанию гарантированы кущи райские. Конечно, в таком ключе обалдеешь и передумаешь обниматься, ежели по ту сторону предвидится все то же самое, что и на этой стороне, и люди, какими здесь были - такими и туда пришли. Он о христианском милосердии имеет такое же потребительское представление, какое живет в сегодняшнем среднестатистическом захожанине-душевере: христианин ко всем, а особенно ко мне, должон быть любезным и любящим! Иван хоть говорит, что "понимает", но в действительности совершенно не в состоянии даже подумать о том, насколько по-другому предстанут друг другу люди, омытые прощением Господа, в вечной жизни. И мучитель-генерал, который очутиться там сможет лишь если только жесточайшим покаянием заслужит, будет уже не тот мучитель, и мать, для которой тогда в полноте откроется понимание, что смерти нет, по-другому узнает его, - при условии, что сама там окажется, ведь совсем не предопределено, что эти трое там встретятся. Это только в голливудских фильмах все, как один, попадают в рай, кроме уж очень плохих людей, и то, достаточно сделать один какой-нибудь хороший поступок, гея-инвалида через улицу перенести - и вуаля! Да если б все было так просто, стоило бы города городить.
Понимаю же я, каково должно быть сотрясение вселенной, когда всё на небе и под землею сольется в один хвалебный глас и всё живое и жившее воскликнет: «Прав ты, господи, ибо открылись пути твои!» Уж когда мать обнимется с мучителем, растерзавшим псами сына ее, и все трое возгласят со слезами: «Прав ты, господи», то уж, конечно, настанет венец познания и всё объяснится. Но вот тут-то и запятая, этого-то я и не могу принять. И пока я на земле, я спешу взять свои меры. Видишь ли, Алеша, ведь, может быть, и действительно так случится, что когда я сам доживу до того момента али воскресну, чтоб увидать его, то и сам я, пожалуй, воскликну со всеми, смотря на мать, обнявшуюся с мучителем ее дитяти: «Прав ты, господи!», но я не хочу тогда восклицать.
А я не понимаю - с чего он взял, что и мучителю, и ему самому доведется участвовать в этом хоре?
А впрочем, психология безбожника в образе Ивана гениально раскрывается: при всей его начитанности и наукообразной рефлексии, он не в состоянии увязать понятия искупления, покаяния и вечной жизни. Он о Царстве Божием говорит, как о продолжении земного существования, как-будто всем по умолчанию гарантированы кущи райские. Конечно, в таком ключе обалдеешь и передумаешь обниматься, ежели по ту сторону предвидится все то же самое, что и на этой стороне, и люди, какими здесь были - такими и туда пришли. Он о христианском милосердии имеет такое же потребительское представление, какое живет в сегодняшнем среднестатистическом захожанине-душевере: христианин ко всем, а особенно ко мне, должон быть любезным и любящим! Иван хоть говорит, что "понимает", но в действительности совершенно не в состоянии даже подумать о том, насколько по-другому предстанут друг другу люди, омытые прощением Господа, в вечной жизни. И мучитель-генерал, который очутиться там сможет лишь если только жесточайшим покаянием заслужит, будет уже не тот мучитель, и мать, для которой тогда в полноте откроется понимание, что смерти нет, по-другому узнает его, - при условии, что сама там окажется, ведь совсем не предопределено, что эти трое там встретятся. Это только в голливудских фильмах все, как один, попадают в рай, кроме уж очень плохих людей, и то, достаточно сделать один какой-нибудь хороший поступок, гея-инвалида через улицу перенести - и вуаля! Да если б все было так просто, стоило бы города городить.